Том 1. В дебрях Индии (с илл.) - Жаколио Луи (читать книги txt) 📗

Покончив с завтраком, он взял карабин и, обернувшись к своему другу, сказал:

— Пойду на охоту, Фред!

Сердар нахмурил брови при этих словах, которые, видимо, раздражали его.

— Мы окружены врагами, быть может, шпионами! Будет лучше, если ты останешься здесь.

— У тебя много проектов, и они занимают тебя… ну, а мне что делать?

— Ты ведь знаешь, что твоя голова оценена…

— Да, в двадцать пять тысяч, ни больше ни меньше, как и голова Нариндры.

— Дело не в цене, а в том, чтобы сохранить ее в той же мере, как если бы англичане предлагали за нее целый миллион; ты знаешь также, что мы принимаем участие в весьма важном предприятии, от которого зависит судьба восстания, а вместе с тем и миллионов людей. Неужели ты не можешь пожертвовать минутным развлечением ради такого важного предприятия? Обещаю тебе, что мы сегодня же ночью вернемся на материк, а ты знаешь, что там у тебя будет масса возможностей пустить в ход свой карабин…

— Ты всегда прав, — отвечал Боб покорным тоном, — я останусь. Будь у меня удочка и веревочка, я поудил бы в озере.

Генерал произнес эти слова с такой комичной серьезностью, что Фред не мог удержаться от улыбки; он почувствовал некоторое сожаление, что отказывает своему другу в удовольствии, и сказал ему, немного поколебавшись:

— Если ты обещаешь мне не отходить далеко от той маленькой долины, что позади нас, в самой пустынной части горы, то, пожалуй, ты не подвергнешь нас опасности, поохотившись там часика два; я боюсь только, что ты, увлеченный своею страстью к таким развлечениям…

— Клянусь, что не перейду за указанные тобой границы, — перебил его Барнет, с трудом скрывая свою радость.

— Что же, иди, если тебе так хочется, — отвечал Сердар, уже сожалея о своей слабости, — помни только свое обещание! Будь осторожен и не пропадай больше двух-трех часов… Ты мне понадобишься, когда вернется Ауджали.

Не успел еще Фред закончить своей фразы, как Барнет вне себя от радости скрылся позади плотной стены тамариндов и бурао, цепкие и сильные побеги которых спускались густой чащей в долину, указанную ему другом.

Было, надо полагать, часов одиннадцать утра; яркое солнце золотило верхушки больших лесов, которые шли этажами по капризным, волнообразным уступам Соманта-Кунта; озеро Пантер, прозрачность которого не нарушалась ни малейшим дуновением ветерка, сверкало, как огромное зеркало, под ослепительными лучами солнца; исполинские цветы огневиков и тюльпанных деревьев медленно колыхали свои крепкие черешки, как бы ища под листьями защиты от дневного жара; палящий зной, не смягченный никаким облачком, лился с небесного свода, заставляя птиц прятаться под ветками, а диких зверей — в глубине своих логовищ и призывая к покою все, что жило и дышало под этой тропической широтой.

Нариндра и Сами, не отягощая себя мыслями ни о гремучих змеях, ни о кобрах, вытянулись под карликовыми пальмами и предались всем сладостям отдохновения; тишина нарушалась только ясным серебристым звуком карабина с литым из стали дулом, который время от времени пускал в ход Барнет.

Всякий раз, когда этот звук, приглушенный буйной растительностью, которая преграждала путь воздушным волнам, достигал слуха Сердара, последний не мог удержаться от нетерпеливого движения; сидя под тенью баньянов, он продолжал наблюдать за горой с таким видом, как будто был чем-то серьезно озабочен.

Время от времени он складывал руки и, пользуясь ими, как акустическим рогом, внимательно прислушивался к шуму, который доносился из нижних долин со стороны Пуант-де-Галля. Можно было подумать, что он ждет условного знака, так как, послушав более или менее продолжительное время, он с лихорадочным нетерпением брал бинокль и внимательно изучал каждую складку земли, каждый участок лесной чащи, издавая под конец вздох самого глубокого разочарования.

Оставив свой наблюдательный пост, он задумался, и мысли его блуждали среди грандиозных планов, которые должны были удовлетворить два чувства, наполнявших всю его жизнь, — патриотизм и ненависть к извечным врагам Франции.

Это был один из тех людей, которых природа отлила из чистейшей бронзы и которые доказывали наглядным образом, что страсть к великим деяниям и героическая преданность не представляют собой всего лишь отвлеченных идей. Даже не зная его прошлого, можно было смело утверждать, что он не был способен на какие-либо низкие и бесчестные поступки, несмотря на то что перенес много испытаний.

Вот уже десять лет как он колесил по всей Индии, возмущаясь на каждом шагу алчностью британцев, которые душили эту прекрасную страну всякого рода поборами, какие только могут быть придуманы торгашами, облагали бедных индусов податями, превышающими их доход, вытесняли местное хлопчатобумажное и шелкоткацкое производство, издавая деспотические приказы в пользу мануфактур Манчестера и Ливерпуля. С хладнокровием и жестокостью они способствовали исчезновению сорока миллионов парий [12] чрезмерным вывозом риса, их единственной пищи, что таким образом периодически вызывало голод, который уносил миллионы жизней. Англичане не исправляли и не очищали в тех местах, где жили эти несчастные, пруды и оросительные каналы, без которых все гибнет во время засухи… И вот он, которого бедные наиры Декана звали Сердаром, а райоты Бенгалии — Сахибом, принял близко к сердцу судьбу этих несчастных и после десяти лет терпеливых страданий сошелся со всеми кастами, завоевал доверие тех и других, пользуясь повсюду религиозными предрассудками, внушив раджам надежду вернуть обратно отнятые троны. Таким образом ему удалось с помощью Нана-Сахиба организовать обширный заговор, в котором несмотря на миллионы заговорщиков не участвовало ни одного изменника. В условленный день по данному знаку восстали сразу двести тысяч сипаев без всякого о том ведома со стороны английского правительства, захваченного врасплох и не приготовившегося к защите. Поразительный пример, единственный в истории целого народа, когда за несколько лет вперед он уже знал условные слова и час, назначенный для свержения ига притеснителей, причем ни один из этих людей не выдал доверенной ему тайны.

Вот почему не без затаенной, но вполне законной гордости вспоминал Сердар свое прошлое. Дели, Агра, Бенарес, Лахор, Хайдарабад были уже взяты; Лакхнау должен был сдаться на днях; последние силы англичан заперлись в Калькутте и не смели выйти оттуда. Теперь ему осталось только закончить свое дело, подняв все племена восточной оконечности Индостана, прежде чем Англия успеет прислать достаточное подкрепление для ведения кампании. И вот для этого важного предприятия, которое должно было привести к окончательному торжеству восстания, прошел он Индию и весь остров Цейлон, избегая проезжих дорог и хоженых тропинок, чуть не каждый день сражаясь со слонами или дикими зверями, во владения которых он вторгался.

Никогда и никому не понять, сколько нужно было иметь настойчивости, энергии и героического мужества этим четырем человекам, чтобы перейти через Гатские горы Малабарского берега, пробраться сквозь болотистые леса Тринкомали и девственные леса Соманта-Кунта, в буквальном смысле слова кишевшие слонами, носорогами, ягуарами, черными пантерами, не говоря уже об ужасных ящерах, гавиалах и крокодилах, которые населяют озера и пруды сингальских долин.

Придя накануне к месту нынешней своей стоянки, они всю ночь вынуждены были поддерживать огонь костра на берегу озера Пантер, чтобы удержать от нападения диких зверей, которые все время бродили вокруг, злобно ворча, и удалялись только с первыми проблесками дня.

Они были уверены, что окончательно сбили с толку английские власти, которые, зная участие, принимаемое Сердаром в восстании, прекрасно понимали, как важно отделаться от такого противника, а потому неминуемо должны были принять все меры, чтобы этого достигнуть.

II