Рассказ Эльдорадо (СИ) - Пилипенко Сергей Викторович "russkoyevremya" (читаемые книги читать txt) 📗
Это же приблизило бы нас всех к разгадке самой большой тайны планеты, а именно к тому, что именуемо технологией большого взрыва.
Так что, в конечном итоге, нам всем есть, что поискать и, наконец, добыть то самое золото, хранящееся в тех закромах, научно современным путем. И это несомненно окупит все те затраты, что были осуществлены в процессе самого поиска.
Практическим подтверждением существа всех тех описуемых странностей природы планеты являемся мы сами, так как подчинены закону магнетизма и поочередной смене его полюсов. Естественно, в меньшей степени, нежели виды животного происхождения, но не настолько, чтобы быть полностью зависимыми от природной среды.
Что ж, можно вполне позаимствовать именно это, отправившись на поиски земли Эльдорадо, вынуждая себя подчиниться силе среды и составить на время единое целое с самой природой своего земного происхождения.
Так что, в путь, великие мореплаватели, ибо путь тот действительно проходит именно по воде. И, конечно же, семь футов под килем, просто так, на удачу. Как говорится, с чем черт не шутит. А с такой силой, тем более...
Глава 1
КОРАБЛЬ НИБЕЛУНГОВ
Была ночь. В трюме стояла кромешная тьма. Где-то впереди послышался сухой кашель старика, а еще через минуту, какой-то неистовый храп и чей-то ночной свист.
Все это слилось воедино, и минут десять не давало мне уснуть. На море стояла небольшая волна, и судно, то и дело покачивало со стороны в сторону.
Приподнявшись немного, я попытался встать, но больно стукнувшись о какую-то судовую переборку, опустился на место.
Шум немного поутих, а из дальнего угла уже доносилось только какое-то шипение, словно какая-то змея заползла в наш трюм.
Я положил голову на соломенный тюфяк и попытался вздремнуть. До рассвета оставалось совсем немного. Где-то впереди должна была показаться земля. Та, которую мы так давно не видели и ожидали, и от которой за время столь долгого морского путешествия совсем отвыкли.
Восемь с половиной месяцев мы находились в пути. Такого длительного путешествия я еще на себе не испытывал.
Меня укачивало, тошнило, но все же приходилось терпеть. Впереди была цель, и она частью была оправдана нашей сутолочной жизнью и процветанием морской болезни.
Кто не испытывал подобного - тому никогда не поверить. Это такое умопомрачительное состояние, когда небо кажется для тебя единственным местом, где бы ты мог спокойно отдохнуть и устранить хоть на время те поднимающиеся внутри чувства, которые позволяют вполне опрокинуть все наружу, если достаточно хорошо над этим не потрудиться и не оставить все внутри.
Я уже забыл, что такое рассвет и что такое вообще день. Жизнь смешала все воедино, оставив только понятие - темнота и ночь. Лампа наша давно уже погасла, и мы находились в полной темноте, порою, даже не ведая, что там творится снаружи.
Судно вели скрейперы - настоящие судоходцы. Мы же только как вспомогательная сила, в случае какого штормящего ветра или высокой волны.
Все основное время нам надлежало быть в трюме, дабы не попадать под руку шумливому капитану и его верным помощникам. Наверное, нас то и взяли только поэтому, да еще смотря на наш весьма убогий вид и жалко молящий способ утолять жажду в весьма неприятном напитке, способствующему нашему мирному поведению и доводящему нас до какого-то жалко-безвредного, паразитически гадкого существования. В сочетании с морской болезнью, это давало возможность нашего длительного умопомраченного содержания в трюме и своеобразность поведения команды в отдельных случаях какого-то внутреннего неповиновения.
Всего нас было семеро.
Я, одинокий старик, четыре молодых парня и еще один человек, примерно моего возраста, который почему-то все это длительное путешествие молчал и только скулил иногда, как какой-то загнанный пес, да еще свистел по ночам, мешая всем спать, хотя вряд ли это вообще можно было назвать сном.
Скорее полупьяная полудремота. Но эта вязкая мутноватая жидкость уже подходила к концу, и, наверное, капитану следовало бы позаботиться о чем-то ином, дабы совладать с нами в случае какой оказии.
Не могу сказать, что на судне я оказался совсем случайно. Скорее всего, это было преднамечено мной самим. Я очень часто болтался в порту, посещая то одну, то другую таверну и довольствуясь каким-то жалким заработком, которого только и хватало на пропой, да еще какое-нибудь место в общем сарае, расположенном позади этого заведения, дабы сохранить некоторую его достойность.
Сам я был не женат, детей не имел, да и кто пошел бы за меня такого незадачливого и не расположенного к чистоте и праведности. Поэтому, жизнь свою прозябал самостоятельно в массе таких же, как и я, горе-истцов своей собственной судьбы.
Не могу сказать, что я был не образован. Нет. Кое-чему еще в детстве меня обучили.
Я умел читать, писать, да еще прибавлять кое-какие цифры, что неизменно возводило меня в ранг особого человека, одаренного такой умственной способностью.
Это же спасало меня от многих бед, постигаемых другими, так как я не поддавался бравому расчету хозяина таверны и в любом состоянии считал свои неуемные расходы.
Это-то меня и спасало, и давало возможность держаться на плову время от времени.
Бывали, конечно, и просчеты, но относительно мало, и кое-как я продолжал свое жалкое существование.
Была возможность устроиться получше, но как-то я сам не захотел этого, усмотрев в своей обязывающей работе какую-то затаенную злобу дня и осквернение моего личного чувства свободы.
Так вот и прожил я свои тридцать шесть лет, и за это время мало о чем пожалел, так как не видел подходящего мне смысла существования и постоянно утопал в собственной обустроенной грязи, что неизменно накладывало свой отпечаток на мою внешность, и заставляло порой страдать от недовысказанности своих внутренних убеждений внешним образом своего вида.
В поисках очередной работы я и попал на это судно, где капитан желал видеть в нас именно то, что мы собой и представляли внешне и не особо пытался видеть просто людей, испытывающих хоть какие-то чувства и имеющих свои убеждения.
Говоря проще и снисходительнее к самим себе, он желал видеть в нас просто свиней, которых в любую трудную в жизни минуту, можно опустить за борт или выбросить где-то на острове, что в любом случае, на него лично не окажет какого-то должного воздействия и тем более, не приведет к какому-то угрызнению совести.
Судно в очередной раз качнуло, и у меня внутри снова что-то заклокотало.
На этот раз вроде бы обошлось, и я опять погрузился в свои раздумья, которые неизменно преследовали меня в часы утреннего времени и благодаря которым же я неизменно знал, что наступает очередной день моей, никому не нужной жизни.
Подсчитав в уме, какой сегодня день, я пришел к выводу, что основательно перегрузился этой качкой, и пора бы уже пристать хоть к какому-то берегу, дабы провести там хоть один день и успокоить на время свое чрево.
Я в душе помолился и думаю, это помогло, так как вскоре я услышал, как сверху донеслось такое родное и знакомое, что мне непременно захотелось подняться и крикнуть то же.
Но, стукнувшись опять о переборку и на секунду подавив этим желание, я снова улегся и принялся ожидать дальнейшего развития событий.
Судя по всему, земля была еще далеко, так как снаружи то и дело слышались обрывки разговоров между капитаном и его командой, число которой доходило до восьми, и которой не было нужды прозябать, как нам здесь - внизу.
Все они располагались на палубе. Точнее, на специально обустроенной судовой ее части, где могли и отдохнуть, и приготовить себе какую еду, в которой нам было отказано.
