Поединок. Выпуск 10 - Хруцкий Эдуард Анатольевич (читать книги .TXT) 📗

— Я прокурор. И какое мне дело, в конце концов, до заготовки леса?

— Как? Ты разве не присутствовал на заседаниях исполкома? — вскинул удивленно голову Всеволод Николаевич и, обернувшись к председателю, спросил: — Никита Александрович, разве вы на исполкоме не решали вопрос о заготовках леса?

— Решали, — слегка конфузясь, ответил Стародубов.

— И что же, Савельева не приглашали на исполком?

— Был Савельев на исполкоме, — помедлив, ответил Стародубов.

— Ну, как же так, Владимир Федотыч? — с недоумением спросил Всеволод Николаевич, разводя руками и выпячивая нижнюю губу.

Чуть пригнув голову, Савельев с расстановкой сказал:

— Повторяю: я прокурор, и моя обязанность следить за выполнением закона.

— Да, это ваша обязанность, — прихлопнул ладонью об стол Всеволод Николаевич. — Но никто нас с вами не отстранял и от другой обязанности: наведения порядка в районном хозяйстве… Я так думаю, товарищи, что вопрос о лесозаготовках надо поставить на бюро. И там хорошенько разобраться, кому давать пышки, а кому шишки. Твое мнение, Никита Александрович?

— Будем собирать бюро, — Стародубов шумно вздохнул и добавил: — Дело Чубатова не частный вопрос.

— Вот именно, не частный вопрос! — Всеволод Николаевич поднял палец кверху. — Следователь прав, Савельев!

— Так что ж, прикажете дело прекращать? — спросил тот как бы с обидой и вызовом.

— Я не областной прокурор… — Всеволод Николаевич подался грудью на стол и пристально поглядел на Савельева.

Тот слегка смутился и сказал извинительно:

— Да не в том дело…

— Вот именно, — как бы согласился с ним, не требуя иных пояснений, первый секретарь. — Я не хочу исполнять чужие функции, но вижу, дело Чубатова в надежных руках и отстранять Конькова не советую, — последние слова произнес с нажимом.

— В самом деле, Владимир Федотович, тут что-то от недоразумения или от амбиций. Такие стычки бывают. Надо снисходить как-то, сообразуясь… — Стародубов запутался в словах, но смотрел на Савельева с затаенной надеждой.

— Да я не против в общем-то… — Савельев поглядел себе на руки, похрустел пальцами. — Пусть работает… Но чтобы принципы не нарушались.

— Это само собой! — подхватил Коньков, вставая. — Разрешите идти?

— Идите и работайте, — Всеволод Николаевич встал и пожал ему руку.

— Премного благодарен!

Коньков по-военному повернулся, щелкнул каблуками и вышел.

ЮРИЙ АВДЕЕНКО

АХМЕДОВА ЩЕЛЬ

1

Красное пятно на дне ущелья напоминало отсвет заката, но тучи над горами слиплись крутые, черные, и ни один луч солнца не мог протиснуться между ними.

Дорога заметно шла вправо и вверх. Кавказская пихта и кизиловые деревья, оплетенные плющом, ожиной, лианой-обвойником, скрыли от глаз Крюкова ущелье и красное пятно. На машину надвигалась мокрая дорога. Осклизлые ребра скал нависли над ней.

Крюков кинул взгляд на часы. Они показывали 18 часов 42 минуты. Полчаса назад ливень настиг Крюкова при въезде на перевал.

Внизу, в долине, было тепло, солнечно. Цвели персики, вишни, яблони. В небо хотелось смотреть легко, вздыхать радостно, до того голубым и ясным оно было.

В огородах темнели вскопанные грядки. Впереди на взгорье паслись козы. Лохматая черная собака щипала траву рядом с ними. Идиллия!

На перевале по смотровому стеклу и крыше ударил град. Ударил с такой силой, что Крюков притормозил машину, перешел с третьей скорости на вторую, осторожно двигаясь в темноту, казалось, внезапно рухнувшей ночи. Вслед за градом хлынул ливень. Дорога стала похожей на русло реки, по которому урча, жилясь, извиваясь несется стремительный поток воды. Крюков включил габаритные огни. Съехал на обочину к скале. Остановился. Сзади него затормозила «Волга». Возможно, водитель ее тоже решил переждать ливень, а может, просто не рискнул обогнать желтый «Жигуленок», на крыше багажника которого было крупными синими буквами написано: «ГАИ».

«Дворники», словно задыхаясь, тяжко скользили по ветровому стеклу, вода дыбилась над ними, как над веслами, фонтанила на капоте мелкими белыми пузырями, похожими на лопавшиеся одуванчики.

Крюков устало прикрыл глаза, хотя еще минуту назад чувствовал себя бодрым, энергичным. Шум дождя всегда расслаблял его…

Дождь стих лишь через четверть часа. Но тучи висели так низко, что касались и скал, и дороги, клубились над ней, точно над прошлогодней сжигаемой травой. Крюков включил двигатель, посмотрел налево. Водитель «Волги» тоже собирался ехать дальше. Сигналил левым указателем поворота.

«Поехали», — сказал сам себе Крюков и снял «Жигуленок» с ручного тормоза.

Первой встречной машиной, которую он увидел, был желтый пивовоз, ползший с включенными фарами. Потом проехал частник на синем «Запорожце», за ним мотоциклист в промокшей штормовке. Никакой другой транспорт Крюкову не встретился До того самого момента, когда он увидел на дне ущелья красное пятно.

Дорога развернулась. Деревья покатились вниз к реке. И красное пятно приняло форму разбитого автомобиля. Судя по окраске рубин — это могли быть только «Жигули».

Крюков остановил машину. Передал по рации:

— Восьмой. Восьмой. Я четырнадцатый.

— Восьмой слушает, — прохрипело в динамике.

Крюков непроизвольно откашлялся, будто хрипел он сам, а не оперативный дежурный. Сказал:

— На двадцать третьем километре Приморского шоссе ДТП [7]. На дне ущелья вижу красный автомобиль, скорее всего «Жигули». Пытаюсь спуститься к месту происшествия.

— Вас понял, четырнадцатый. Действуйте.

Крюков вышел на дорогу: от поворота до поворота она была пустынной. Небо по-прежнему закрывали тучи. Однако на западе у основания угла, образованного покатыми склонами гор, в лощину смотрел голубой глаз, чистый и блестящий. Это означало, что погода на побережье хорошая.

Подойдя к невысокому бордюру, инспектор увидел на бетоне следы красной краски. Недавний ливень отменно вымыл бордюр, но следы краски явственно виднелись на протяжении метра или немногим более. Тот факт, что бордюр не был разбит и не имел даже выбоин, свидетельствовал, что автомобиль задел его лишь по касательной, после чего перевернулся через борт. Помятые кустарники, сломанные деревца показывали путь, по которому он несся вниз.

«Странно, что не взорвался», — подумал Крюков и перешагнул через бордюр. Мелкая скальная крошка поползла под ногами. К счастью, под рукой оказалась кизиловая ветка. Сохранив равновесие, инспектор с тоской окинул взглядом ущелье. Потом вздохнул решительно. Решительно, и никак иначе. Ухватился за соседнюю ветку. Осторожно стал спускаться…

Он спускался ровно пять минут. Потом прыгал с камня на камень, метров сорок двигался по руслу реки, которая оставалась мелкой, несмотря на недавний ливень.

Машина стояла на днище, врезавшись передом в валун. Левые колеса, и передние, и задние, отсутствовали. Одно из них лежало впереди, шагах в десяти ближе к центру речки. Вода омывала его, как камень, образуя крутой заметный изгиб. Второго колеса поблизости не было.

Обогнув машину, Крюков увидел мужчину с залитым кровью лицом. На замшевой куртке кофейного цвета тоже были следы крови. Руль подпирал грудь, прижимая к спинке сиденья.

Мужчина оказался единственным человеком в машине. Это несколько утешило инспектора, если можно применить такое слово в подобной ситуации.

Спускаясь сюда, Крюков больше всего боялся, что в машине окажутся женщины и дети.

Естественно, ни одно стекло не уцелело, а все дверки заклинило. Крюков попытался извлечь мужчину через смотровой проем, но вскоре понял, что двигатель придавил пострадавшему ноги.

— Восьмой. Восьмой. Я четырнадцатый.

— Я восьмой. Слушаю вас, четырнадцатый.

— Я четырнадцатый. Катастрофу потерпели «Жигули». Номер СОЧ 22-05. Водитель в бессознательном состоянии. Нахожусь на месте катастрофы.