Ребята и зверята (илл.) - Перовская Ольга Васильевна (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
У нас в санях тишина, уныние.
— У вас отличный коренник! — восторгается вдруг Соня.
— Но, но, ты мне зубов не заговаривай!
— Мы небось ни разу ещё ни на кого не наехали. А вы вот вчера задели санями.
— Ладно, ладно. Поговори у меня! Экие зубастые, прости господи!—ворчит старик, снова озлясь.— Это уж там видно будет. А только езде вашей больше крышка.
А ну как и вправду не дадут больше править? Старикашка ехидный — пойдёт и нажалуется. Скажет: гоняют как сумасшедшие, не смотрят куда.
Мы не на шутку беспокоились.
В школе вызвали меня по географии:
— А ну вот ты, сидишь тут — галок считаешь. Иди-ка лучше сюда, к доске, и проведи карандашом по карте. Как бы ты проехала по Волге, скажем, от устья к истокам? От устья к истокам, понятно?
Я вышла к доске. Стала у карты, а сама всё про езду нашу думаю.
— Ну, что ж ты? — спрашивает учитель.— Не знаешь, как нужно ехать?
И вдруг я как во сне:
— Конечно, осторожно,— говорю.— Мы ездим всегда очень осторожно и никого ни разу не задели.
Потом меня задразнили за это.
Кто не видел Чубарого раньше, никогда не поверил бы, что этот конь провёл трое суток в ледяной пропасти.
К нему вернулись и статность и красота. Только голову он держал не так гордо, как прежде, да ноги у него часто отекали, да ещё на крутых подъёмах он задыхался, а выбравшись наверх, долго не мог отдышаться. Зато в долинах, по ровной дороге, Чубарый давал почти прежнюю резвость.
Однажды мы лихо катили из школы. Впереди на дороге, у самого посёлка, чуть замаячил одинокий пешеход. Юля присвистнула, и мы мигом его обогнали. Вдруг видим — он машет нам и смеётся.
— Постойте! Да это папа!
— Тпрру! Садись, папа, подвезём!
Чубарый заплясал на месте. Отец подошёл и, всё так же улыбаясь, оглядел коня:
— А молодчина стал опять мой Чубарый. Придётся вам... ишака купить, что ли?
— Что же, купи — это очень хорошо.
Отец любовался конём.
Он протянул руку и хотел потрепать его по шее.
Но Чубарый всхрапнул и рванулся в сторону. Уши он плотно прижал, зубы оскалил. Глаза у него зажглись злым огнём.
— Ты что это, брат? Неужели всё ещё на меня в обиде?!
И мы не могли понять, что это вдруг Чубарому померещилось. Отец попытался ещё — Чубарый опять рассердился.
— Ну ладно. Пускай... Поезжайте.
— А ты?
— Нет, мне надо зайти здесь по делу.
Юля нарочно пропустила отца вперёд. А когда он отошёл на порядочное расстояние, взяла Чубарого в вожжи, и он в полном блеске пронёсся мимо отца.
Мы были удивлены и очень обрадованы обещанием папы: Чубарка да ещё ишак! Целый день обсуждали, как мы тогда разместимся.
Решили так: один кто-нибудь на ишаке, а трое — на Чубарке. Отлично!
За обедом отец сказал матери:
— Чубарый-то наш совсем понравился. Я думаю опять начать на нём ездить. А ребятам я обещал вместо него ишака.
— Вместо Чубарки! — ахнули мы в один голос.
— Ну, уж это дудки!
— Сначала отдали, а теперь отбирать...
— Так хорошие родители не поступают! — сказала Соня с дрожью в голосе.— Ты, папа, конечно, сейчас велишь нам выйти из комнаты, но мы и сами уйдём, а только... нехорошо так!
Она встала и гордо направилась к двери. Я и Юля молча последовали за ней.
— Мама! — сказала Наташа, слезая со стула и тоже отправляясь за нами.— А ты что же молчишь?
Мама вступилась за нас. Она что-то долго говорила вполголоса.
— Не могу же я отдать здоровую, сильную лошадь вместо игрушки! — громко ответил отец.
— Зачем вместо игрушки? На нём ездят в школу, по всяким поручениям. Чубарый дома несёт всю работу. А для объездов он теперь не годится: он может опять простудиться. Ведь у тебя же есть для этого служебная лошадь. Наконец, ты можешь купить себе любую лошадь. Но Чубарого выходили ребята...
— А мне больше нравится именно Чубарый. Я считаю, что нельзя так потакать всем ребячьим капризам.
Они замолчали. Мы тоскливо переглянулись: вот так похвастались Чубаркой! Что-то будет теперь?
Чубарка сам решил этот спор.
Страшные дни ледника и долгая болезнь навсегда запомнились лошади. Он положительно боялся отца, боялся его вида и голоса.
Из его рук он отказывался брать лакомства и всегда прижимал уши, когда отец поглаживал его.
Отцу это было неприятно. Чубарка прежде очень любил своего хозяина, и отец старался опять с ним подружиться.
Как-то вечером отец в прекрасном настроении возвращался домой. Проходя мимо конюшни, он вздумал зайти приласкать Чубарого и угостить его яблоком.
В конюшне было темно. Отец прошёл в стойло. Лошадь сердито всхрапнула.
— Но-но! Не узнал? — примирительно крикнул отец.
Нет, Чубарка узнал его сразу. Он подобрался и вдруг
изо всей силы грохнул копытами в стену.
Отец бросился в угол. Лошадь тоже притихла и вгляделась в темноту.
— Чубарка! Чубарка, ты что это? А? Хозяина? Своего собственного хозяина? Ах ты, злопамятная скотина!
Через несколько дней к нам во двор привели горячего серого иноходца.
— Годен только под седло!—с довольным видом объявил отец.— Сидишь на нём, словно в кресле. А в ушах ветер свистит, да столбы знай мелькают вдоль дороги.
Мы с увлечением исполнили за конюшней танец «диких с острова Фиджи».
Вскоре после этого отец совершенно помирился с Чубарым, но никаких попыток отобрать у нас нашего верного друга он больше не делал.
В Озёрный посёлок перебрался новый доктор. Это был весёлый толстый человек, и карманы у него всегда были набиты конфетами, крючками для удочек, свистульками и другими прекрасными и полезными вещами. Нашего Чу-барку он называл «ледниковый период».
Нам очень нравилось, как он красиво и научно выражался. Карманы его тоже пришлись нам по душе. Докто-рята были нам сверстники. И всё было бы отлично, если бы не лошади.
Докторские гнедые не давали нам жить. Каждый день они летели в школу впереди Чубарого. Они были отличные лошади, эти докторские гнедые, мы должны были это признать. А вы думаете — это приятно?
С первого же дня докторята стали задевать Чубарого:
— Куда вам с вашим «периодом» до Орлика и Змейки!
— Да если бы Чубарый только захотел...
— А что же он не захочет?
— Стоит тоже... со всякими гоняться.
— «Со всякими»!.. У, хвастунишки несчастные!
Мы долго крепились. Гоняться по дороге в школу нам запретили, пригрозив отобрать Чубарого. А докторские думали: мы боимся — и дразнили нас всё пуще.
И мы не выдержали:
— Ну ладно. Вставайте только пораньше — поглядим, чья возьмёт.
Назавтра, в шесть утра, мы выехали из ворот и ждали на дороге.
Юля старательно завязала под подбородком тесёмочки от шапки.
Мы оглянулись на докторский дом.
У них ворота были настежь. Тёмно-гнедая пара стояла в глубине двора. Вот все выходят, усаживаются. Тронулись...
Стуча копытами, кони пробежали по мосту. Исчезли за поворотом. Ага, вот они...
— Трогай! — закричала я вдруг неоясиданным каким-то голосом.
Сани дёрнулись. От толчка у меня звонко стукнули челюсти.
Мы выехали в поле.
Гонка должна была начаться сразу же, за первым поворотом, а закончиться у спуска возле мельницы, около каменных столбов.
Мы волновались за Чубарого и молчали. Был сильный мороз, но Юля стянула рукавицы.
— Жарко,— сказала она и бросила их на дно саней.
Лошади выровнялись и понеслись.
Мне хорошо запомнилось это утро. Над белым полем холодный дым. Солнце только-только начинало выглядывать. По гладкой, пустынной дороге с визгом скользили двое саней.
Сегодня уж Юля не решилась пустить противника вперёд (как она иногда делала), а старалась держаться всё время наравне.
Чубарый шёл превосходно. Мы ждали только первого лога. После него сразу всё будет ясно. Там, за поворотом, дорога настолько узкая, что двум саням рядом ни за что не проехать. Либо проскочить вперёд, либо пропустить докторские сани.
