Проклятие виселицы (ЛП) - Мейтленд Карен (читать полную версию книги TXT) 📗
Тальбот вытолкнул её на улицу. Оглянувшись, Элена смогла разглядеть только его тёмный силуэт под лестницей, да и то лишь потому, что знала — он там. Дрожа от страха, она медленно пошла по улице.
Лит Манкрофт [32], казалось, не отличался от остального города. Ставни магазинов были заперты на ночь, а на пустых рыночных площадях не было никого, кроме собак и котов, роющихся в канавах, среди костей и отбросов. Мимо Элены прошли несколько человек, и она не забывала опускать голову, натягивая капюшон. Большинство мужчин были чисто выбриты, но она не могла удержаться от любопытных взглядов на тех, кого длинные бороды отличали от христиан. Евреи отводили от неё взгляд.
Элена свернула направо, как велел Тальбот. Улица здесь заметно сужалась. Двери и ставни домов накрепко заперты, лишь кое-где сквозь щели и дыры от сучков пробивались лучики света. Казалось, улица была даже темнее узкой ленты иссиня-чёрного неба над головой. Элена чувствовала себя пойманной, загнанным в нору зверем.
Тёмная тень как огромная волна скользила по улице вслед за ней, стирая последние искры света. Элена пустилась бежать, не понимая зачем, зная лишь, что должна добраться до конца улицы прежде, чем ее коснётся тень. Из узкого пространства между домами она выбежала на широкую рыночную площадь, и лишь тогда сумела остановиться. Элена нагнулась, задыхаясь и держась за бок, лёгкие охватил резкий спазм. К ней тут же подошёл какой-то старик, редкая седая борода взлетала и опускалась на ветру, как дыхание. Старик бросил взгляд на её шею, и девушка поняла, что он заметил серебрянный амулет.
— Тебя кто-то обидел, дочка? — В его голосе была тревога, а в глазах — усталость, как будто ему много раз приходилось задавать этот вопрос.
Она покачала головой.
Старик вздохнул.
— Позволь, я отведу тебя домой. Молодой девушке не стоит ходить одной по ночам. Мы больше не можем спокойно ходить по улицам в нашем собственном городе. — Он посмотрел внимательнее. — Может, я знаю твою семью? Как зовут твоего отца?
Элена повернулась и бросилась назад по улице.
— Твой амулет, дочка, — крикнул ей вслед старик, — нужно прикрывать его на улице. Могут увидеть гои.
Вернувшись опять на улицу, Элена услышала музыку. Должно быть, она звучала, и когда девушка в первый раз пробегала мимо, но расслышала она только сейчас, вместе с с гомоном и смехом. Она взглянула наверх.
Над ней на ветру раскачивалась вырезанная из дерева фигура. Фонарь висел так, чтобы освещать русалку, но тень, которую он отбрасывал, делала это создание ещё страшнее. Хвост и всё тело, даже ужасные отвислые груди, покрывала зелёная чешуя. Пряди длинных спутанных волос заканчивались головами извивающихся морских змей. Но самым отвратительным в ней было лицо — чёрные выдолбленные дыры глаз, как у оставленного на растерзание воронам трупа, и губы, растянутые в устрашающей улыбке, обнажая ряды острых, как иглы, зубов.
Элена с трудом смогла отвести от чудовища взгляд и, отойдя от русалки, свернула во внутренний двор. Узкий пролёт деревянной лестницы среди беспорядка пристроек и навесов вёл вверх. Элена подняла взгляд на узкий проход. Сквозь ставни единственной комнаты пробивался тонкий лучик света. Осборн уже там, ждёт её.
Из таверны вышла девушка, и Элена отступила назад. Служанка пронесла через двор две пустых бутыли и исчезла в одном из деревянных сараев. Несколько минут спустя она опять появилась, прижимая наполненные бутыли к бокам, как детей, и снова вошла в таверну.
Как только служанка исчезла, Элена бросилась по ступеням вверх. Она понимала — обслужив заказчиков, девушка сейчас же вернётся за новой порцией эля. Элена осторожно взбиралась вверх, стараясь не дать ступенькам скрипнуть. Стук сердца отдавался в висках, ноги дрожали так сильно, что ей приходилось цепляться за перила, чтобы не упасть.
Ей следовало бы использовать мандрагору. Если бы она сначала это увидела — знала бы, что делать. Но она слишком боялась. Она не ожидала увидеть себя убивающей Рауля и Хью. Но зная, что ей предстоит увидеть убийство, а потом совершить его, она не смогла себя заставить воспользоваться мандрагорой. Кроме того, она пыталась убедить себя, что этот момент никогда не наступит, что она проснётся и обнаружит, что всё это снова окажется сном.
Перед низенькой дверью она остановилась и прислушалась. Снизу, из таверны, доносились приглушённая музыка и хриплый смех, но за этой дверью стояла леденящая тишина. Элена нащупала кинжал и крепко сжала рукоять.
Ты убила двоих. Ты убила брата Осборна, и это было несложно. Ты сможешь это сделать. Ты ведь уже убийца, так что значит ещё одна смерть? Подумай о сыне. Об Атене, болтающемся на верёвке. Подумай о том, что Осборн с тобой сделает. Элена подняла левую руку и постучала.
По пути через шаткий деревянный мост Раф ненадолго остановился, глядя на плещущую об опоры чёрную воду. За рекой виднелась кучка домов и разбросанные между ними рубиновые огоньки десятка костров. Дома и мастерские кожевников строили подальше от замка, чтобы более обеспеченным обитателям Норвича не приходилось страдать от тошнотворной вони. Лачуги кожевников без проблем нашёл бы даже слепой и глухой — нужно только идти на запах ферментированного собачьего помёта и протухшего жира.
Именно поэтому Раф и поселил там Мартина, или как там его звали на самом деле — мало кто кроме самих кожевников отваживался забрести сюда без неотложных дел. Люди Иоанна в поисках шпиона французов станут рыскать по гостиницам в центре города, следить за теми, кто задает слишком много вопросов или не знает улиц. Но кто догадается обыскивать лачуги кожевников?
Каждый из крошечных однокомнатных домиков окружал большой открытый двор. В тёмноте мерцали огни костров в ямах. Женщины, склонившись над кипящими горшками, помешивали готовящийся ужин и отмахивались от вонючего дыма. Полуголые дети играли в опасные игры — прятки меж огромных чанов с известью и замоченными кожами.
Раф считал по дороге дворы — один, два, три, потом свернуть налево, ещё два... Он остановился так резко, что едва не уткнулся спиной в деревянный дом позади. На мгновение он решил, что свернул не там, но потом узнал одинокую яблоню во дворе. Со ствола, где была привязана огромная хозяйская собака, ещё свисала длинная верёвка.
Но очаг в этом дворе не горел. В окнах дома не дымили пропитанные салом камыши. Распахнутая дверь покосилась, одна из кожаных петель оторвана. Чаны опрокинуты, ядовитое варево из жира и извести выжгло огромные белые пятна в грязи двора. Кожи с каркасов содраны и втоптаны в грязь, рамы растяжек разбиты в щепки. Не осталось ни единого целого горшка, ни одного устоявшего на ногах предмета мебели — всё, что возможно, было разбито и разломано.
Раф увидел огонь очага в ближайшем дворе и поспешил туда. Женщина наливала водянистую похлёбку в деревянную посудину. Заметив Рафа, она уронила половник и с визгом кинулась в дом. В узком дверном проёме тут же появились два крепких юнца и одновременно протиснулись наружу.
Оба двинулись к Рафу, один держал длинный железный прут, другой — тяжёлое деревянное весло. Раф поднял руки, показывая, что не достаёт оружия, но остался на месте.
— Чего надо? — проревел тот, что с железным прутом.
По-прежнему держа руки так, чтобы они могли видеть, Раф кивнул на разорённый двор.
— Я пришёл к знакомым, а дом пуст.
— К знакомым? К кому это?
Раф решил рискнуть.
— Жена этого кожевника. Она мне родня...
Он перебирал в уме виды некровного родства, но парень не дал ему закончить.
— У неё внезапно объявилось много родни.
— Что здесь произошло? — спросил Раф. — Несчастный случай?
Парень сделал ещё один угрожающий шаг в его сторону.
— Никакого несчастного случая. Перед рассветом заявились солдаты из замка. Мы сперва услыхали, что собака лает, а после — как они ломились в дверь. Джайлс орал, а Марджери визжала так, что камни можно резать.
