Проклятие виселицы (ЛП) - Мейтленд Карен (читать полную версию книги TXT) 📗
Она оказалась открытой, но строй воинов Осборна ждал там с мечами наготове, чтобы убить любого, кто попытается спастись. Узнав нас, они опустили мечи — все, кроме одного. Кроме Хью. Он приказал мне бросить монаха назад, в горящую церковь. Я попытался пробиться мимо него, я пытался... но мои руки были заняты. Хью поднял меч. И как будто почувствовав, что происходит, старый монах открыл глаза и посмотрел на него. Он проклял нас, проклял каждого, осквернившего дом Божий, а потом стал молиться. Но Хью не дал ему закончить. Джерард закричал, но слишком поздно. Голова старика свисала с моей руки, Хью опустил меч на его шею и отрубил голову. Кровь плеснула мне в лицо, как раскалённый металл, я почти ослеп и упал на колени, всё ещё сжимая уже мёртвое тело монаха. Я слышал, как отрубленная голова подпрыгивает по каменным ступеням, а люди Осборна смеялись, глядя, как она катится к ним. Позади раздался оглушительный грохот, и крыша монастырской церкви обрушилась, охваченная потрескивающим пламенем.
Рафа трясло. Он прижал ладони к ушам, пытаясь не слышать воплей умирающих, ударов мечей, крушащих кости, яростного хохота и треска пламени. Он заставил себя опустить ладони, засунув их между сжатыми коленями, чтобы унять дрожь.
Леди Анна закрыла руками лицо. Плечи вздымались, но она не издала ни звука. Долгое время оба молчали. Потом леди Анна тихо сказала:
— И мой сын так в этом и не исповедался.
— Джерард не мог заставить себя даже заговорить об этом. Насколько я знаю, его мучили кошмары. Много ночей я слышал, как он кричит, видел, как просыпается в поту. Иногда он был слишком испуган, чтобы уснуть, и тогда пил, гораздо больше любого, но едва проваливался в сон, как кошмары опять возвращались. Кто стал бы его исповедовать? Кто выслушает любого из нас? Какой священник в Англии смог бы понять нас и освободить от греха убийства благочестивых монахов в том Божьем доме? Даже король Генрих не получил отпущения грехов за убийство Томаса Бекета в Кентербери, а ведь был убит лишь один человек и король не держал в руке меч.
— Да, — горячо ответила леди Анна. — Но ведь это король отдавал приказ, и Господь сочтёт его более виноватым, чем рыцарей, наносивших удары. — Леди Анна резко обернулась, её лицо пылало.
— Я рада, что ты рассказал мне об участии Хью в том деле. Я хотела заставить Осборна страдать, забрать близких ему людей и отправить в ад прежде, чем они исповедаются в грехах, но теперь я вижу — в убийстве Хью была своя справедливость.
Рафа всё еще слишком беспокоили собственные воспоминания, но наконец ему удалось собраться, он поднялся на ноги.
— Вы должны покинуть усадьбу сегодня же днём, миледи. Я намерен поехать в Норвич и найти шпиона Иоанна, прежде чем станет слишком поздно и погибнут невиновные. Пообещайте мне, что вы уедете ещё до заката.
Леди Анна кивнула.
— Я слышала, что ты сказал, и сделаю это. У меня есть друзья, которые меня приютят. Ты хороший человек, Рафаэль, верный друг моего сына и мой тоже. Если хочешь оказать мне последнюю услугу, дай мне ещё немного времени на сборы, и я всегда буду у тебя в долгу.
— Я сделаю всё, что в моих силах, госпожа, и если будет угодно Господу, я найду того человека вовремя, прежде чем он доберётся до Осборна или короля, и тогда вы очень скоро вернётесь. Я отправлю вам весточку, где бы вы ни находились.
Он церемонно поклонился, чего долгое время не делал, и уже пересёк половину комнаты, как вдруг ему в голову пришла мысль, от которой он замер на полушаге. Раф обернулся к леди Анне. Она неподвижно сидела там, где он её оставил.
— Вы сказали, что хотели заставить Оборна страдать?
Она посмотрела на него. Гнев, оживлявший её лицо, прошёл, и оно снова стало безжизненным, как деревянная маска.
— Да, конечно... — она глубоко вздохнула. — Ты признался мне, и поэтому будет справедливо, если я признаюсь тебе. Кроме того, я могу не прожить достаточно долго, чтобы найти священника и исповедаться. Понимаешь, моя кузина... она не больна, по крайней мере, надеюсь, что милостью Божьей это так, ведь я много месяцев её не видела. Я была не у неё, а в Норвиче, там я отправила на суд Божий сначала Рауля, а после и Хью. Рауля — потому что знала, он шпионит для Иоанна, и лишь вопрос времени, когда он обнаружил бы, что я помогала священникам. Но ты можешь спросить меня, почему я выбрала следующим Хью, а не Осборна. Смерть избавила бы Осборна от наказания, которого он заслуживал. Я хочу, чтобы он страдал в этой жизни, прежде чем будет страдать в иной. И не хочу, чтобы он этого избежал. Пусть поймёт, каково жить дальше, когда люди, любимые тобой всей душой, терпят вечные муки в адском пламени, а ты ничем не можешь помочь, даже каплей холодной воды на горящие языки. Я хотела, чтобы он жил с этим. Хотела, чтобы он познал, перед тем как умрёт, это единственное наказание, которое даже ад не может наслать на проклятых грешников.
Теперь её глаза блестели от слёз, но она не позволила упасть ни одной слезинке.
— Признаться, я думала, что нелегко убить человека. Мужчины всегда твердят, сколько нужно для этого силы и храбрости. Но потом вспомнила, что Осборн сделал с моим любимым сыном, как разрушил и погубил душу Джерарда. И что даже сейчас... даже сейчас не раскаивается, он смеётся, как будто это одна из великих побед. Поверь, Рафаэль, когда так ненавидишь, убить человека совсем не трудно.
Седьмой день после полнолуния, октябрь 1211 года
Его древесина так тверда, что смертные делают из нее древки для копий. Ясень сажают у домов, чтобы уберечь от сглаза. Если заболел скот, хозяин должен замуровать мышей или землероек в дуплах живых ясеней, такие деревья смертные называют Мышиными ясенями, и когда мышь ослабнет и умрет, умрет и болезнь скота.
Если смертный страдает от язв в ухе, он должен сварить ясеневые щепки в собственной моче, намочить черную шерсть и приложить ее к уху. Ребенок, пролезший через разлом в ясене, излечится от кривоногости и вздутия мошонки.
Ясени часто украшают детскими локонами, это подношение дереву, чтобы оно исцелило ребенка от кашля. В качестве оберега новорожденным мажут губы ясеневым медом или дают им сок, вытекающий из горящей ясеневой ветки.
Матери баюкают младенцев в ясеневом лесу, чтобы уберечь их от злых духов. Ведьмы используют ясень для заклинания, чтобы они никогда не могли упасть в воду и утонуть. Ясеневая древесина в лодке убережет ее от затопления.
Женское дерево ясеня отведет заклятья колдунов, а мужское защитит от ведьм и колдуний. Ибо ясень — это священное дерево, его орошают три сестры судьбы — прошлое, настоящее и будущее, чтобы он никогда не погиб. А в корнях ясеня находятся три источника — память, возрождение и разрушение. И самый глубокий из них — разрушение.
Травник Мандрагоры
Осборн, сын Уоррена
— Я приготовила для тебя одежду, — сказала Матушка. — Поспеши, уже скоро, Осборн не станет скучать, ковыряя в носу
Она нетерпеливо потянула Элену за рубашку, указывая на платье и плащ с капюшоном, лежащие на столе.
— Я не могу, Матушка, не могу, — взмолилась Элена. — Пожалуйста, не заставляйте меня.
В последние три дня она не могла думать ни о чём, кроме Осборна. Даже когда, измучившись, Элена проваливалась в сон, перед ней всплывало жестокое и холодное лицо Осборна, равнодушно глядящего на неё, как будто она просто свинья или овца на рынке и ничего не стоит. Она всё ещё слышала раздражение в голосе, произносящем приговор — ему не терпелось заняться своими делами, уехать охотиться с соколом. Он небрежно бросал слова, как богач швыряет монетки нищему, чтобы тот не скулил. Хотя Осборн скорее отшвырнул бы попрошайку с дороги, чем оказал ему милость.
Каждый день, каждый час она пыталась вообразить лицо Осборна, приказывающего повесить Атена. Было ли у него тогда то же самое безразличное выражение или злость оттого, что она бросила ему вызов и не стала покорно дожидаться верёвки? Звучала ли в голосе злость или только ледяная жестокость? И как шёл на виселицу Атен — слабым и испуганным? Она представляла, как он отважно стоит, опустив голову, словно бросая вызов петле. Что он тогда думал о ней? Испытывал горечь, страдая вместо неё, или был рад за неё умереть? В глубине души она знала — скорее первое. По ночам её преследовало его лицо — ужас и отвращение, которые она видела в его глазах той ночью, когда он подумал, что она убила их сына.