Адъютант его превосходительства - Северский Георгий Леонидович (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
— Безобразие!.. Напомните мне об этом после совещания! — тихо взорвался Ковалевский и поспешил к себе в кабинет. Но, будто что-то вспомнив, в дверях обернулся и добавил: — И все-таки поездом!
— Слушаюсь! — вытянулся адъютант.
Когда Ковалевский закрыл за собой дверь, Кольцов несколько мгновений раздумывал. Взялся за телефон, строго бросил в трубку:
— Соедините меня с полковником Щетининым!.. Что?.. Как нет?.. Где он? Почему не знаете?.. Это от командующего! Черт знает что!.. — возмутился Кольцов и резко опустил трубку на рычаг.
Полковник Щетинин вскоре пришёл к себе в градоначальство. Дежурный положил перед ним рапорт.
— Что? Происшествия? — с тревогой спросил Щетинин.
— Ничего особенного, — успокаивающе ответил дежурный. — Вот только от командующего звонили, вас спрашивали.
— Кто спрашивал? — насторожился Щетинин.
— Кто — не сказали. Но, видать, начальство. Потому ругались.
Щетинин взялся за ручку телефона, раздумывая, зачем он мог понадобиться командующему. Но решил, что уж если его превосходительство звонили, да ещё ругались, то лучше поехать в штаб самому.
— Распорядитесь, пусть подают экипаж. В штаб поеду, — сказал он дежурному со вздохом.
В известном всему Харькову экипаже с плавно прогибающимися рессорами градоначальник мчался по улицам города в штаб. На облучке, как всегда, сидели солдат-кучер и усатый унтер. Они были словно приклеены плечами друг к другу.
В штабе в это время шло совещание. В глубоких креслах сидели бригадный генерал Брике и генерал Журуа. Ковалевский стоял у большой карты, докладывал:
— Новый план главнокомандующего Антона Ивановича Деникина существенно отличается от прежнего, изложенного в известной вам майской директиве, — говорил Ковалевский. — Идея одновременного похода на Москву всех трех армий теперь оставлена. Наступление на Москву будет развивать лишь Добровольческая армия, усиленная конными корпусами Шкуро и Мамонтова. Донская армия генерала Сидорина будет помогать этому наступлению. Кавказской армии генерала Врангеля, по этой новой диспозиции, предстоит сковывать войска красных на моем левом фланге. — Ковалевский показал карандашом на синие стрелы у левого основания гигантской дуги, обозначающей на карте линию фронта. Вершина дуги была обращена в сторону Москвы, а концы её упирались в устье Волги и в Днепр. Зашторив карту, Ковалевский отошёл к своему столу: — Вот таков, в общих чертах, план решающего наступления на Москву. Он учитывает особенности расположения войск красных и их состояние.
Брике и Журуа удовлетворённо переглянулись. Дверь из внутренних покоев командующего открылась. В кабинет вошёл Кольцов. Он вежливо улыбнулся, его лицо выражало внимание и готовность услужить. Вошедшие следом за Кольцовым двое вестовых внесли подносы, уставленные бутылками, рюмками, бокалами. Был на подносе и зачехлённый кувшин с любимым напитком командующего — глинтвейном. Все это вестовые поставили на низенький столик и тихонько, на цыпочках, вышли. Кольцов, поймав нетерпеливый взгляд командующего, тоже удалился.
— Обстановка в Советской России работает на нас, — продолжил Ковалевский. — Норма выдачи хлеба в Красной Армии сокращена до минимума. Свирепствует тиф. Железные дороги парализованы…
— Донбасс, — улыбнулся Брике с таким видом, будто это рук дело.
— Совершенно верно, и Донбасса у них теперь нет. А значит, и угля! — Ковалевский, сняв пенсне, принялся его протирать.
— Мы радуемся вашим успехам, генерал, — воспользовался паузой Брике. — Но наши правительственные и деловые круги сейчас больше интересуют, так сказать, практические вопросы, которые являются следствием ваших крупных успехов на фронтах.
— Какие же?
— Начнём издалека. Вы, конечно, знаете сумму вашего долга Франции, Англии и США?
— Примерно, — глуховатым голосом ответил Ковалевский, зачем-то потянулся к перу, обмакнул его в чернила и стал механически чертить какие-то бессмысленные линии.
— Я вам назову точные цифры, — сказал Брике. — К началу нашей революции долг России союзникам исчислялся суммой тридцать три миллиарда рублей. А сейчас он уже достиг шестидесяти миллиардов.
— Солидная сумма!.. — безучастно обронил Ковалевский, — что ж… рассчитаемся сполна, господа!
— Движимые самыми лучшими чувствами, наши правительства намерены облегчить вашу задачу. Наши банки, наши промышленники хотели бы незамедлительно открыть на Украине свои представительства в Киеве, Харькове, Полтаве… в зоне действия вашей армии! — Брике не счёл нужным смягчить прямолинейность сказанного дипломатическими недомолвками.
— К чему такая спешка, господа? Вот-вот закончатся боевые действия, и тогда… — Ковалевский в свою очередь не скрыл явную уязвленность бестактной торопливостью союзника.
— Как человек деловой, вы, наверное, знаете, что деньги в обороте — это новые деньги. В данном же случае мы имеем мёртвый, замороженный капитал, — гнул своё англичанин.
— К тому же, будем откровенны, не хочется допускать, чтобы нас обскакали американцы. А мы располагаем сведениями, что они в счёт своего займа добиваются концессий положительно на все железные дороги Украины. И Антон Иванович Деникин не сказал им «нет»! — темпераментно размахивая руками, заговорил Журуа. — А если он скажет «да»? Французские и английские предприниматели окажутся в американском мешке.
— Теперь вы понимаете, почему мы вынуждены торопиться? — спокойно и деловито заключил эмоциональную тираду француза Брике; правда высказана, теперь можно выслушать соображения.
Ковалевский несколько мгновений молча смотрел на Брикса, затем произнёс:
— Мне были обещаны танки. Я неоднократно писал господину Черчиллю, почему мы придаём им такое значение. В Красной Армии с танками не только не умеют бороться, но даже мало кто их видел… Скрытно сконцентрированные на главком участке, танки могут одним только своим внезапным появлением посеять панику в рядах красных и решительно предопределить исход битвы за Москву.
— О! Это деловой вопрос, — усмехнулся Брике. — Господин Черчилль знал, что вы его зададите. И решил ответить на него делом. — Брике сделал паузу и затем торжественно произнёс: — В Новороссийском порту стоит несколько транспортов с танками. Прибыли и инструкторы. По личному распоряжению военного министра Черчилля все это предназначено вам…
Журуа сразу же подхватил, сцепив в замок ладони юрких, порхающих рук:
— Могу добавить, мой генерал, что на подходе к порту ещё несколько кораблей с французским военным имуществом для вас.
Ковалевский встал, подошёл к столику и размашисто налил в стакан глинтвейна.
— Сообщите военному министру господину Черчиллю и премьер-министру господину Клемансо, что генеральное наступление назначено на двенадцатое сентября. — И скупым, выражающим сдержанную вежливость жестом пригласил союзников к столику.
Градоначальник торопливо вошёл в приёмную. Его короткие ножки браво вскидывали туго обтянутый мундиром живот.
— Здравия желаю, капитан!
— Здравствуйте, господин полковник! Рад вас видеть, — радушно поздоровался Кольцов.
— Не ведаете, командующий меня спрашивал? — встав на цыпочки и поглядывая через плечо Кольцова на дверь, почтительно спросил он.
— Не знаю.
— Меня не было звонили из штаба, а прохвост-дежурный не узнал кто.
— Может быть, и командующий. Но у него сейчас совещание с союзниками. Так что, сами понимаете… — Кольцов выразительно развёл руками.
— Понимаю, понимаю, не до меня. А все же зачем я понадобился? Никак не додумаюсь, — просительно глядя в глаза адъютанта, гадал полковник Щетинин.
— Знаете, господин полковник, я, кажется, начинаю догадываться… — сказал Кольцов, и нельзя было понять, то ли он хочет помочь полковнику, то ли стремится поскорее от него отделаться.
— Нуте-с? Нуте-с? Я вам буду очень благодарен, если подскажете…
Кольцов благодушным и доверительным жестом слегка обнял округлые плечи градоначальника и отвёл его к окну. Кольцов знал об истовой, неукоснительной исполнительности полковника и строил свой расчёт именно на этой почти слепой готовности выполнить любое распоряжение, лишь бы исходило оно от стоящего выше по служебной лестнице. Ступени этой лестницы давались Щетинину туго, но он их упорно одолевал, робко, с надеждой взирая вверх, где лучезарно сияло генеральское звание, ещё далёкое, но такое желанное, предел всех упований, обетованная вершина. Жажда достичь её любой ценой рождала в глуповатом мозгу полковника даже некоторую изощрённость.
