Священник в 1839 году - Верн Жюль Габриэль (библиотека книг .txt) 📗

— Мама, звонарь Жозеф погиб?

— Да, сын мой.

— Мой секрет, мой секрет! Что он сделал с ним? Мои чувства, моя душа… Я должен ее увидеть вновь.

— Не все потеряно, сынок. Завтра сходим к старой колдунье. Будь спокоен, спи. Ложись на мою кровать. Спи, сынок, не думай о мести.

— Доброй ночи.

Глава V

Жюль Деге готовился стать адвокатом и получил ученую степень лиценциата. [37] Он проходил стажировку, ибо молодым людям необходимо, слушая знаменитостей, совершенствоваться в праве и красноречии. Жюль преуспевал в учебе, и прежде чем с головой окунуться в дело всей своей жизни, прежде чем пуститься в нелегкое плавание по морю житейскому, он, не растеряв еще иллюзий пылкой юности, любил помечтать о будущем, о золоте и слоновой кости…

Разум, как правило, старается запереть эту дверцу на засов, чтобы потом не разочаровываться в жизни. Но безмятежная душа юноши не знает преград и препятствий, она улетает в мечтах далеко от реальности, приносит всевозможные дары, высшее положение и успех в будущем. Но слаще всех грез — грезы любви. Кто в молодые годы не мечтал о ней! Чье горячее сердце не рисовало самые поэтические картины! Стремление любить совершенно естественно для юности. Любовь — украшение самых лучших лет в жизни. Сердце, не знавшее мук и счастья любви, — погибшее сердце, оно умерло, так и не родившись.

Человек сам по себе еще не целое; для того, чтобы стать целым, ему не хватает чего-то. Это высший счет, и не самим смертным менять его. Человек становится единым целым, лишь найдя свою половинку, познав любовь, воссоединившись с другим человеком и выполнив земное предназначение.

В свои двадцать пять лет Жюль Деге был красив. Приятные манеры сразу выдавали в нем юношу из хорошего общества. Однако в кругу приятелей Жюль не прочь был кутнуть. Частенько позволяя себе разные шалости, веселясь с товарищами, он между тем скрывал под маской бонвивана [38] большое сердце и поэтическое воображение. Но, будучи натурой тонкой, Жюль не любил выставлять свои чувства напоказ.

Папаша Деге, почтенный рантье, [39] проживал на улице Кассери, в доме под номером десять со своей женой, такой же почтенной дамой. Добропорядочные буржуа, законопослушные граждане, они не признавали светских увеселений и мало заботились о том, какое впечатление производят в обществе. Отслужив в Национальной гвардии, [40] побывав присяжным [41] в суде, Деге-старший пять лет подряд избирался депутатом, исправно платил налоги, живя скромно и тихо. Больше всего на свете любил он единственного сына, не вникая, однако, в образ жизни молодого человека и мало интересуясь его успехами в учебе. Для него вполне достаточно было знать, что адвокатская практика даст мальчику в будущем возможность жить честно. А это главное. И еще, конечно, чтобы мальчик не болел.

Отец Жюля редко выходил из дому и почти никогда не покидал пределов улицы Кассери. Все его немногочисленные знакомые жили неподалеку, в квартале между Новой улицей и Понт-о-Шанж. Все они родились рантье, жили рантье и умирали рантье.

Среди тех, кто захаживал к Деге, был и старый звонарь Жозеф.

Когда-то давно он оказал отцу Жюля бесценную услугу. Возможно, даже помог сохранить состояние в тяжелые минуты жизни. Было ли это в дни революции 1830 года [42] или в иное время — Бог весть, но только с тех самых пор Деге-старший принимал у себя в доме Жозефа как равного. Ни он, ни его жена, добрейшая женщина, не отличались спесивым нравом. Чувство благодарности и признательности были для них естественны. Как досадно, что существует множество других людей, кому подобные чувства чужды!

Время от времени старый Жозеф обедал в семействе Деге.

Он состарился, служа звонарем при церкви Святого Николая. В этой церкви полагал он и умереть, упокоившись с миром на его погосте. Но как только храм начал приходить в запустение, Жозефу предложили место ризничего [43] в деревенском приходе. Звонарь принял предложение, а года через два таинственным образом исчез тамошний священник. Никто так и не узнал, куда он подевался. Как ни уговаривали Жозефа, старик не захотел остаться при новом кюре и вернулся в Нант. Все, кто знавал его раньше, не могли не заметить происшедшей в нем странной перемены; некогда общительный и веселый, он стал чураться людей, искал тишины, одиночества, редко выходя из своей каморки. В доме Деге Жозеф тоже появлялся редко. Вообще, стал мрачным, суровым и печальным, ведя жизнь отшельника.

Единственный, кто посещал старого Жозефа в его уединении, был Жюль Деге.

С тех пор, как старик вернулся, он проникся каким-то особым доверием к Жюлю. Полюбив пылкую душу своего юного друга, увидев, как та чиста и невинна, Жозеф был как ни с кем откровенен с Жюлем. Ему хотелось лепить из него, как из мягкого воска. Их дружба длилась уже два года.

Когда Жюль уезжал из дому, он писал Жозефу письма, одно за другим. В такие вечера в окошке каморки горел свет и старик долго сидел, склонившись над столом. На следующее утро, а потом и вечером повторялось то же самое. Казалось, без Жюля для старика немыслима жизнь; юноша, единственный, соединял его с миром.

Жюль Деге, в свою очередь, открыл другу сердце. Он понял, каким неоценимым богатством обладает старик — жизненным опытом. Жюль считал, что старый Жозеф был некогда поражен каким-то ужасным событием, стал свидетелем чего-то страшного. А когда человек проходит через тяжелые испытания, он меняется, становится не только мудрее, но и осторожнее. По крайней мере, Жюль так думал и был убежден, что Жозеф прошел через подобное.

Так или иначе, но чему бы старик ни учил Жюля, тот прилежно следовал его указаниям. Они стали почти неразлучны. Правда, время от времени Жюль продолжал посещать интересные спектакли, бывать в обществе, и с виду ничуть не изменился. Мнение света, которое не раз губило репутации ни в чем не повинных людей, не могло найти здесь ни малейших оснований для каких-либо подозрений и придирок.

В глазах тех, кто не был слишком близок с Жюлем Деге, он вел образ жизни, присущий всем молодым людям его возраста. Однако совсем иного мнения придерживался его друг Мишель Рандо. Он частенько расспрашивал об этом Жюля, буквально преследуя его, но, чем больше старался, тем меньше понимал, что происходит. И, тем не менее, Жюль оставался его лучшим другом. У них было много общего: знакомство завязалось с отрочества и с годами переросло в нерушимую дружбу.

Мишель Рандо был сиротой с самого детства. Его отец, офицер, погиб в бою; мать юноша почти не помнил. Он остался на руках опекуна [44] оказавшегося, к счастью, не последним негодяем и не растратившего его состояния, изрядно, однако, им попользовавшись. В результате Мишель получил ренту, [45] позволявшую вести достойную жизнь до тех пор, пока сам не начнет зарабатывать.

Встречая теперь Жюля Деге, Мишель говорил ему:

— Ты стал редко появляться, Жюль. Тебя совсем не видно.

— Отнюдь, друг мой. Мне кажется, что мой образ жизни нисколько не изменился, я все тот же.

— Нет-нет, Жюль! Видишь ли, мне кажется, ты страдаешь. Быть может, ты даже болен.

— Благодарю тебя; поверь, я знаю цену твоей преданности и дружбы. Но, Мишель, я абсолютно здоров.

— Послушай, Жюль, после посещений старика Жозефа ты становишься сам на себя не похож.