Священник в 1839 году - Верн Жюль Габриэль (библиотека книг .txt) 📗

— Так в чем же моя ошибка? Как я мог овладеть Анной?

— Анна, Анна! Все время она. Я не ревнива. Я люблю тебя, но моя любовь не стоит костью в глотке. Я люблю тебя, как волчица любит своих малышей. Не отказывайся от меня. Мне не нужна сладострастная любовь, мне нужно твое доверие, вера в меня и в мои силы; я желаю тебе только счастья. Хочу завладеть Анной, завладеть ею для тебя, соединить вас вечными узами. И пусть на брачной постели ты впервые почувствуешь, как горит все твое тело. Ведь ты невинен, невинен! Девственник!

— Ах! Замолчи, старуха! Ты видишь меня насквозь, но как же я устал от этого.

— Абракса, — лениво процедил Мордом, — если Пьер не хочет, пойду я.

— Куда это?

— Спать к Мертвой Голове. Меня не мучают фантазии.

— Иди, иди. Ты нам не нужен. Иди, а я поговорю с Пьером.

Она проводила Мордома до выхода и с силой затворила за ним дверь.

— Грубое животное! Черт с ним. Побудем вдвоем.

— В чем дело?

— Поговорим спокойно, если можно. Разберем факты, обсудим их и наметим дальнейшие действия. Мы позовем Мордома, когда нужно будет браться за дело. О! Это настоящий тигр. Его надо иногда и приласкать.

— Поторопись, мама.

— Сын мой, ты приносишь мне радость и страдание, горе и удовольствие. Ты назвал меня мамой. Но еще раздражен!

— Итак, я допустил ошибку. Какую?

— Сынок, мы подготовили эту катастрофу, мы трое суток трудились на колокольне, подтачивая опору. В церкви не было слышно ни малейшего шума. Я люблю старую церковь, это моя младшая дочь, а ты — старший сын… Так вот, сынок. Мы написали письмо в епископство, [33] поставив подпись этого иностранного проповедника. Мы воспользовались обстоятельствами. Но как только нам захотелось самим управлять ими, мы потерпели поражение. И знаешь почему? Ты должен был вынести свою любимую из церкви, но показываться ей на глаза не стоило, ведь она тебя знает.

Старуха ухмыльнулась горестно и в то же время похотливо.

— Продолжай, мама, продолжай.

— Ты, не дождавшись нужного момента, ухватился за веревку колокола; она увидела тебя, упала в обморок, к ней поспешили на помощь… Теперь у тебя есть соперник.

— Соперник? Где, кто он такой?!

— Этого, сынок, ты не узнаешь; время еще не пришло. Настанет час, и месть свершится. Поверь: она будет ужасна. Положись на меня.

Теперь я расскажу тебе о том, чего ты еще не знаешь. Хочу еще раз испытать судьбу. Я думала, что ты ляжешь я брачную постель сегодня ночью. Ничего не вышло. Узнав, где находится молодая девушка, я послала Корбо за фиакром. Мы связала кучера, Мордом занял его место, посадил в фиакр девушку и ее родителей и собирался отвезти туда, куда я указала. Но у него ничего не получилось: он вернулся ни с чем. На сегодня все кончено. Кучер вновь в своем фиакре, и, когда завтра его найдут, он ничего не сможет вспомнить.

Утешься, сын мой, утешься! Скоро вы с Анной будете вместе. Я знаю твоего соперника, и я жестоко отомщу за твои теперешние страдания. Верь мне и не теряй надежду.

— Ах, мама, ты делаешь мне больно и сама прекрасно знаешь об этом. Я хотел сохранить свою чистоту, и ты хотела того же. Я должен был томиться в одиночестве, снедаемый ужасными и соблазнительными видениями. Этому следовало положить предел. Видишь, я состарился в страданиях. День ото дня сил у меня все меньше и меньше. Скоро я уже ничего не смогу, ни на что не буду годен. И все твои старания окажутся напрасными. Видишь, я начинаю сходить с ума! Сделай что-нибудь…

— Терпение, сынок, терпение. Я прекрасно понимаю все, что ты испытываешь. Я сама была молода. Но годы слишком скоро тяжестью легли на мои плечи. Ты плачешь, сынок? Ты плачешь? Не разрывай мое сердце. Во мне еще осталась жалость. Впрочем, слезы не помогают: плачь, сжигай себя, убивай себя, но вспомни: ты ведь был священником, да-да, священником. Страдания очищают.

— Замолчи, старая Абракса, исчадье ада, дьявольское отродье! Я убью тебя, ведьма, убью! Всажу нож в твою иссохшую глотку! Ну, дай же мне нож, чтобы я зарезал тебя! Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мною! Ведь так?

Пьер пришел в неистовство, его зубы стучали, лицо было перекошено, он весь дрожал. Ярость сделала его страшным, превратила в истинное чудовище. Внезапно он присел, обхватил голову руками, угомонился, смолк. Потом взял скуфью, [34] с горечью взглянул на нее и надел на голову. Затем поднялся.

— В ней мне как-то лучше, — проговорил Пьер спокойно, — она холодна, словно сердце священника, она гасит огонь, пылающий у меня внутри. Спасибо, спасибо за то, что ты посоветовала мне надеть ее, напомнив о том, как я был священником… Твоя рука… как я люблю ее. Расскажи мне что-нибудь, развлеки меня, мне это сейчас необходимо. Видишь, я страдаю, а плакать не могу.

— Смейся, сын мой, смейся! Когда хочешь, но не можешь плакать, остается смеяться. Я знаю то, что раскрепощает воображение, я знаю, что такое ад. Можно жить счастливо, можно ничего и никого не бояться, но потом, когда ты уже в аду… Ну ладно, сынок, там ничего не происходит, не надо опасаться! Как хорошо ничего не бояться, не ведать страха.

Знаешь, когда-то очень давно, в далекие эпохи, Сатана не испугался. Потому он сегодня властвует, он делает людей счастливыми на земле! О, когда я была молода и красива, чудные были времена. Нас освещало сияние ада. Это невозможно описать словами, это надо чувствовать, сын мой. Ты не посвящен. Тебе не понять. Видишь ли, я тоже знала весну любви, видела ее позолоченные крылья. Но теперь пришла зима.

Ах! Если б ты только мог видеть, как я была хороша в день шабаша. Знающему тайну оккультных наук, [35] не нужна компания — я отдыхала одна, совсем одна. Была ночь с тридцатого апреля на первое мая. Вдруг раздался таинственный шум в ночных сумерках, только что пробило полночь. Бронзовые удары доходили до моего слуха, причем каждый последующий был громче предыдущего. Меня охватила дрожь. Потом звон стал удаляться, и последний, двенадцатый удар я уже слышала еле-еле. После этого я больше ничего не видела и не слышала, а только чувствовала всем своим существом дьявольскую музыку. Этот знак ведом лишь нам, посвященным. Я встала с постели, уселась на метлу и отправилась в путь. Для меня не существовало препятствий, я летела с неимоверной скоростью и через несколько мгновений оказалась очень далеко от дома. Вокруг увидела множество таких же только что прибывших гостей. Все мы очутились темной ночью на вершине горы, взялись за руки, образовав магический круг, и походили в этот момент на черных воронов.

Музыка прекратилась, и наш Повелитель предстал в ослепительном свете, как будто проникавшем внутрь каждого из нас, наполняя бешеной радостью. Повелитель принял вид громадного козла с мощными рогами. Длинный-предлинный хвост семь раз завивался на спине и завершался человеческой головой. Царь тьмы дружески приветствовал своих многочисленных подданных, и мы семь раз отдали честь Всемогущему. Если бы ты видел, какое избранное общество! И наш царь во главе. Он поднялся на трон, мы окружили его, встав в круге исходившего от него сияния. О, как это было красиво! Перед нами предстали все человеческие пороки: кровавые злодеи, убиенные и не родившиеся дети, погибшие души, которым никогда уж не испросить прощения. Настоящее торжество ада!

Как отвратительна была старая Абракса!

— Мне хорошо, мама, продолжай, продолжай.

Пьер затаил дыхание.

— А потом, представь себе, сынок, началось что-то фантастическое! Тысячи черных фантомов [36] то появлялись, то исчезали. Это были любовные и похотливые танцы. Вскоре они прекратились, снова раздались звуки чарующей музыки, а затем все началось с еще большей силой. Устав от бешеных плясок, мы, юные и прекрасные девушки, попадали в объятия мужчин, столь же юных и прекрасных… Остальную часть ночи мы проводили в любовных утехах. Но лишь только пропел первый петух, все разом исчезло, как по мановению руки. Однако вкус поцелуев долго не сходил с наших воспаленных губ. О, сын мой! Как это было прекрасно!