Дорогой богов - Балязин Вольдемар Николаевич (читать книги без сокращений txt) 📗

Ваня видел сквозь окно, как начальник таможни медленно и важно поднялся на паром, что-то сказал своим подчиненным и те почти сразу же закончили осмотр вещей. Через несколько минут начальник вернулся обратно и, извинившись еще раз, принялся быстро писать рекомендательное письмо. Не запечатывая конверт в знак полного доверия к приглянувшемуся ему путешественнику, начальник таможни протянул его Ване. На конверте четким писарским почерком было выведено:

«Господину Зеппу фон Манштейну в городе Марбахе, хозяину таверны „Золотой Лев“, в собственные руки».

Затем начальник таможни встал и, еще раз окинув Ваню каким-то странным, оценивающим взглядом, пригласил его выйти из домика. Взяв Ваню под руку, он взошел вместе с ним на паром и добродушно махнул рукой, повелев поднимать шлагбаум.

Ваня хотел спросить: «А как же таможенная пошлина?» — ко не успел он и рта раскрыть, как лошади дернули возок, желто-черный шлагбаум бесшумно поплыл вверх и перед путешественниками раскрыла гостеприимные объятия земля великого герцога Вюртембергского.

В Марбах Ваня приехал поздним вечером. Еще до того, как возок въехал в городские ворота, Ваню охватило какое-то гнетущее чувство. Не то оттого, что незадолго до въезда в город, выглянув из окошка возка, он увидел на одном из холмов черный силуэт виселицы и одеревеневшие от мороза трупы двух повешенных, не то оттого, что в окрестностях Марбаха не было видно ни души и дорога тянулась мимо темных лесов, через замерзшие болота и тихие, казавшиеся вымершими деревни.

…Когда колеса возка застучали по булыжным мостовым города, часы на башне собора пробили одиннадцать раз. И даже звон их показался Ване каким-то печальным и пугающим: будто звонили не часы, а погребальные колокола кладбищенской церкви.

Улицы Марбаха были темны и пустынны. Только изредка навстречу Ване попадались маленькие группы солдат в железных кирасах и касках, с коптящими факелами в руках. Несколько раз солдаты останавливали возок, и кто-нибудь из унтер-офицеров придирчиво вчитывался в документы, выспрашивая, кто едет в возке и какова цель его путешествия.

Ближе к полуночи Ваня добрался до двухэтажной гостиницы «Золотой Лев». На его стук почти мгновенно выскочил, гремя деревянной ногой, разбитной белобрысый хозяин и, цепко ухватив баул и дорожный сундучок, еще умудрился каким-то образом распахнуть деревянной ногой дверь гостиницы. В низкой, тепло натопленной горнице никого не было.

Белобрысый хозяин поставил вещи на пол и, искоса поглядев на Ваню, что-то сказал ему по-немецки. Когда же Ваня произнес: «Не понимаю», белобрысый переспросил по-французски:

— Сударь ко мне заехали сами или же по чьей-либо рекомендации?

И тогда Ваня вытащил письмо, которое дал ему начальник таможни, и протянул письмо белобрысому.

Хозяин быстро прочитал письмо и, угодливо улыбнувшись, повел Ваню наверх, в приготовленную комнату.

Ваня проснулся от грома и треска. Он не успел еще понять, где он и что с ним происходит, как в комнату ввалилась целая толпа шумливых, взволнованных мужчин с фонарями и оружием в руках.

— Вот он, негодяй! — услышал Ваня чей-то возглас и сразу же узнал начальника таможни, а рядом с ним увидел одноногого хозяина гостиницы, офицера ночной стражи и трех солдат в кирасах и касках, с пиками и фонарями в руках.

— Что случилось? — спросил Ваня, испуганно озираясь и с трудом подбирая такие знакомые прежде французские слова.

Офицер ночной стражи шагнул вперед и показал одному из солдат на Ванин дорожный сундучок, стоявший возле постели.

Солдат схватил сундучок и поставил его на стол. Вслед затем офицер приказал открыть сундучок и высыпать все его содержимое на постель. Сундучок перевернули вверх дном, веши высыпались бесформенной грудой, и в свете фонарей на самом верху этой груды что-то блеснуло тусклым желтым огоньком.

Ваня не успел сообразить, что все это значит, как к самой его постели подбежал начальник таможни и, что-то выхватив из кучи вещей, протянул офицеру на раскрытой ладони поблескивавшую массивную золотую табакерку.

— Прошу вас, господа, — сказал Хорек трагическим шепотом, — быть свидетелями того, что принадлежащая мне вещь оказалась в бауле этого негодяя, — и театральным жестом указал на Ваню. Затем, еще раз подбежав к куче вещей, почти сразу же вытащил оттуда небольшую сумочку с документами.

— Я ничего не понимаю! — крикнул Ваня, чувствуя, как гулко стучит сердце и кровь приливает к голове. — Я ничего не понимаю! — крикнул он вдруг по-русски. — Я не брал вашу табачницу. Я даже не видел ее…

Но по лицам собравшихся здесь людей сразу вдруг понял, что они не поверят ему, что бы он ни говорил.

И как-то внутренне надломившись и понимая, что все уже кончено трясущимися руками стал надевать на себя рубашку, панталоны и куртку. Офицер молча отступил чуть в сторону. Один из солдат древком пики легонько толкнул Ваню в спину, и он, сопровождаемый хозяином гостиницы и размахивающим руками начальником таможни, медленно пошел к двери.

Ваню вывели за городские стены и повели по дороге, по которой всего несколько часов назад он ехал к Марбаху, томимый недобрыми предчувствиями. Снег, перемешанный с грязью чавкал под его ногами; мерно скрипели голые черные ветви деревьев, и где-то совсем рядом страшно и глухо кричала вылетевшая на ночную охоту сова.

Через полчаса Ваня прошел мимо стоявшей на вершине холма виселицы и вдруг с ужасом подумал, что и его могут приговорить к смерти: кто знает, какие кары полагаются в герцогстве Вюртембергском за кражу золота у чиновников его сиятельства. То ли он не смог скрыть страха, то ли солдаты всегда шутили, когда вели кого-либо мимо виселицы, только и на этот раз все они громко и грубо захохотали, подталкивая Ваню и выразительно тыча пальцами в сторону виселицы.

Спустившись с холма, дорога нырнула в поросший лесом овраг и снова пошла вверх на покрытую камнями гору.

Еще через полчаса тяжело дышащие солдаты, до неприличия запыхавшийся офицер и еле волочивший ноги Хорек подошли к высокой каменной стене. Одноногий хозяин гостиницы давно уже отстал от процессии и только изредка вскрикивал, не то отгоняя страх, не то извещая всех прочих о том, что он недалеко и потихоньку ковыляет вслед за ними.

Офицер, отдышавшись, дал знак идти дальше и вскоре подошел к железной двери. Трижды стукнув в дверь эфесом шпаги, офицер стал ждать. Через несколько мгновений открылось небольшое окошечко. Настороженно и недоверчиво сверкнули в окошечке чьи-то глаза, и дверь медленно отворилась. По булыжному двору Ваню привели к подножию старой башни, и затем привратник начал открывать еще одну дверь, на этот раз закрывавшую вход в башню. Взяв у одного из солдат фонарь, низенький широкоплечий привратник толкнул створку ногой и молча пошел вниз, в темноту, повелительно махнув Ване рукой.

Ваня ступил на скользкую каменную ступеньку, покачнулся, схватился за стену правой рукой и почувствовал, что рука скользит по мокрой, холодной стене. Осторожно ступая, Ваня сошел вниз, отсчитав двадцать четыре ступени.

Когда Устюжанинов ступил наконец на камни нижней площадки, привратник уже успел распахнуть перед ним еще одну железную дверь, и, как только Ваня остановился перед черным проемом, тюремщик сильно толкнул его в спину.

От неожиданного толчка Ваня едва не упал, но сумел каким-то чудом устоять на ногах. Он услышал лишь, как за его спиной грохнула дверь, и тут же его обволокла тишина и тьма.

Вытянув вперед обе руки, Ваня мелкими шажками пошел вперед и вдруг услышал, как где-то слева от него что-то зашуршало, затем что-то звякнуло, и тихий голос произнес: «Prachtkerl» [15].

О, эта проклятая немота! Как спросить этого человека, кто он? Как рассказать о себе, если за две недели путешествия по Германии не выучил и двух десятков немецких слов? И Ваня с отчаянием и безнадежностью сказал по-французски:

— Я не понимаю вас, сударь.

— Вы говорите по-французски? — спросил из темноты невидимый собеседник. — Так это же мой второй язык! Я и сижу здесь вот уже восемнадцать лет за то, что когда-то лучше многих других моих соотечественников знал его и пытался учить их этому языку. Да что же это я, — спросил невидимый человек сам себя, — до сих пор не пригласил гостя сесть!