Дорогой богов - Балязин Вольдемар Николаевич (читать книги без сокращений txt) 📗

Засим низко кланяюсь, Алексей Чулошников».

Дочитав письмо до конца, Беньовский уронил его на колени, немного помолчал и, не глядя на Ваню, тихо проговорил:

— А я ведь совсем здоров, Иване. Ей-богу…

Они распрощались через неделю после этого… Он мог бы пожить в Лондоне еще немного, но Беньовский уже поправился; дел у Ивана не было, безделье, к которому он никак не мог привыкнуть, стало угнетать его, и Ваня уехал в Портсмут, твердо пообещав дождаться Беньовского в Вербове. Ваня взошел на борт корабля, стоявшего в Портсмуте, который должен был доставить его в голландский город Роттердам. Оттуда по реке Маас Ваня решил спуститься к Рейну и далее плыть вверх по его течению до Страсбурга, затем через Вюртемберг сушей пройти до Ульма и оттуда снова водой, на этот раз по Дунаю, спуститься до Братиславы. А там мало кто не знает, как пробраться в Вербово.

В Вербове Ваня должен был подождать Беньовского, когда он, закончив все свои дела с Магелланом, вернется домой, и после его приезда отправиться дальше — в Киев, а затем в Москву.

…Когда Ваня взошел на палубу корабля, было уже довольно темно. Небо было закрыто тучами, на воде лежал туман, густой и холодный. Даже луч маяка не мог пробить его мягкую сырую завесу. На палубах кораблей, стоящих в портсмутской бухте, беспрерывно звонили в колокола, чтобы заходящие с моря суда не ударились друг об друга…

Рядом с кораблем, уходившим в Роттердам, стоял старый фрегат, из трюмов которого неслись беспрерывные вопли на непонятном Ване языке. Десятки здоровых глоток ревели о чем-то. И если бы рев этот не был таким тоскливым, то можно было бы подумать, что в трюме поют какую-то песню. Но песней назвать это было нельзя, и, побродив по палубе, Ваня спросил рыжебородого матроса, стоящего у борта с трубкой в зубах:

— Не скажете ли, приятель, что это за шум?

И англичанин, вынув изо рта трубку, медленно, сквозь зубы ответил:

— Это поют наши союзники, сэр. Мы покупаем их в Германии, кажется, по пятьдесят фунтов за голову и отвозим за океан, для того чтобы они усмирили наконец взбунтовавшихся янки [14].

Ваня поблагодарил матроса и, преследуемый тоскливым воем «союзников», пошел в свою каюту. Он давно уже накрылся одеялом и, наверное, добрый час пролежал с закрытыми глазами, а они все выли и выли, и только глубокой ночью Ваня забылся, наконец, тяжелым и беспокойным сном…

ГЛАВА ВТОРАЯ,

в которой читатель посещает гостиницу «Золотой Лев», замок Гогенасперг, узнает, почему иногда бывает полезно сохранять жизнь паукам и мухам, и в заключение знакомится с жизнеописанием журналиста Христиана Шубарта

Паром легонько стукнулся о промерзший глинистый берег и замер. Ваня выглянул из окошка дорожного экипажа и увидел заснеженную дорогу, с двух сторон обсаженную большими старыми деревьями, плавно поднимавшуюся вверх по склону. Берег казался пустынным, не было видно ни людей, ни домов. Лишь у самой воды, там, где дорога сбегала к парому, стоял маленький кирпичный домик в два окошка, полосатая черно-желтая будка и выкрашенный в такие же цвета тяжелый длинный шлагбаум. Как только паром остановился, из домика вышли солдаты, усатые, краснолицые, в высоких блестящих шапках, неся на плече увесистые ружья со штыками. Еще через минуту из домика вышел тщедушный человечек. Он медленно и важно проследовал к парому, изо всех сил изображая важную персону. Следом за ним оттуда же гуськом потянулись таможенные чиновники. Солдаты остановились у самого парома, а важная персона взошла наверх и вместе с чиновниками на плохом французском языке потребовала предъявить документы и приготовить к проверке багаж и товары, кои господа пассажиры намерены провезти через владения его сиятельного господина герцога Карла Евгения Вюртембергского.

Ванины попутчики стали торопливо развязывать узлы и баулы, поднимать крепкие крышки окованных железом сундуков, вынимать из карманов паспорта и подорожные. Чиновники медленно переходили от одной груды багажа к другой, от одного пассажира к другому, внимательно изучая предъявляемые им бумаги и дотошно роясь в сундуках и баулах.

Когда очередь дошла до Вани, чиновник проверявший его документы, взял их и отошел к стоявшему поодаль важному тщедушному человечку. Почтительно наклонив голову, он. стал тихо и быстро что-то говорить ему, время от времени поглядывая на Ваню.

Через несколько минут человечек подошел к Ване и, изобразив на лице улыбку, спросил:

— С какой целью, сударь, вы въезжаете во владения его сиятельства герцога Вюртембергского?

Ваня ответил, что он не намерен останавливаться во владениях герцога, а всего лишь проезжает по его землям, направляясь к своему больному другу, графу Беньовскому.

— Где же находится это имение? — вкрадчиво спросил человек, и Ваня почему-то подумал, что если бы хорек мог улыбаться, то, наверное, он выглядел бы так же, как начальник таможни его сиятельства герцога.

Ваня ответил, что имение его друга находится в землях, принадлежащих австрийской императрице.

Хорек помолчал, немного подумал и, окинув Ваню с ног до головы каким-то странным взглядом — ласково-доброжелательным и в то же время оценивающим, — с улыбкой произнес:

— Не угодно ли, сударь, пройти со мною в таможню?

— Для чего, сударь? — спросил Ваня. — Разве мои документы не в порядке?

— Документы ваши в полном порядке, — заверил его Хорек. — Я хотел бы кое о чем переговорить с вами, — и, сделав рукой приглашающий жест, важно засеменил к домику.

Ваня с недоумением пожал плечами и, пробормотав: «Как вам угодно», двинулся вслед за человечком.

Когда начальник таможни и Ваня вошли в домик, Хорек преобразился еще более: низко поклонившись своему невольному попутчику, он любезно пригласил его сесть за стол и, сняв шляпу, проговорил:

— Не удивляйтесь, государь мой, тому, что я пригласил вас в этот дом. Вы только что переехали Рейн и, как я понимаю, впервые оказались в Вюртемберге. Здесь иные нравы, чем в Англии, и иные законы. Вы находитесь теперь на земле и под покровительством моего благородного господина герцога Карла Евгения, а девиз его сиятельства: «Доброжелательность и гостеприимство». Поэтому я и пригласил вас сюда, чтобы узнать, не нуждаетесь ли вы в добром совете или помощи.

И когда Ваня только еще попытался сделать отрицательный жест и уверить начальника таможни в том, что ему ничего не нужно, человечек выставил вперед обе руки и, изобразив на лице своем все добрые чувства сразу, произнес:

— Нет, сударь мой, нет и нет! Из документов ваших я понял, что вы впервые оказались в Вюртемберге, и поэтому льщу себя надеждою, что смогу оказать вам хотя бы небольшую помощь. Я мог бы рекомендовать вас добрым и хорошим людям, у которых вы нашли бы приют и покой. Я делаю это оттого, что время нынче неспокойное — не только иностранцев, но и немецких дворян иногда обирают в корчмах, на постоялых дворах и даже в гостиницах, которые на первый взгляд не вызывают сомнения в добропорядочности. И потому я буду рад, если вы примете от меня рекомендательное письмо хозяину лучшей гостиницы Марбаха господину Зеппу фон Манштейну, тем более что поблизости в округе на пятьдесят миль вы не найдете ничего лучшего.

Выслушав все, что сказал ему хозяин таможни, Ваня подумал: «А не слишком ли я поддался влиянию первого чувства? Ну и что из того, что таможенник похож на хорька? А может быть, он совсем неплохой человек и мне только кажется, что он хитер и коварен?»

Ваня, улыбнувшись, протянул начальнику таможни руку, слегка наклонив голову.

— Очень рад, сударь, что могу быть вам полезным, — произнес начальник таможни и вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул: — Совсем забыл распорядиться, чтобы мои люди не слишком дотошно рылись в багаже господ пассажиров! А не скажи я этого, так они и еще час заставят вас ждать конца досмотра. Вы уж не обессудьте, что я буду вынужден оставить вас на несколько минут здесь, — смущенно улыбнулся человечек и, не дожидаясь ответа, юркнул за дверь.