Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII - де Виньи Альфред (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
— И непременно схватят, а вместе с вами и эту проклятую бумагу, если вы будете терять время на болтовню; слышите, вот второй выстрел на Орлиной скале Святого Петра; они думают, что мы повернули к Лимасону, но скоро поймут свою ошибку. Спускайтесь. Это, видно, дозорные, они охотятся за контрабандистами, спускайтесь!
— Но как? Я ничего не вижу.
— Спускайтесь, да и только, держитесь за мою руку.
— Помогите мне, сапоги скользят, — проговорил первый путник, цепляясь за выступ скалы, чтобы нащупать почву под ногами.
— Живей, живей! — сказал другой, подталкивая его. — Один из негодяев проходит у нас над головой.
И в самом деле, силуэт человека с длинным ружьем выступил на фоне снега. Путники замерли на месте. Стражник прошел мимо, они продолжали спускаться.
— Они нас схватят! — сказал тот, кто поддерживал приятеля. — Мы окружены. Дайте мне ваш чертов пергамент; я одет, как контрабандист, и найду пристанище у своих собратьев; но вы даже этого не можете сделать из-за своего мундира.
— Вы правы, — ответил его спутник, задержавшись на выступе скалы.
Он повис посреди склона и передал приятелю деревянный футляр.
Раздался выстрел, со свистом пролетела пуля и, вздрагивая, зарылась в снег у их ног.
— Предупреждены! — сказал первый путник. — Спускайтесь вниз; если останетесь живы, ступайте по дороге. Влево от Гава лежит Санта-Мария; вы свернете вправо, потом пересечете Олорон и попадете на дорогу в По, там вы спасены. Ну же, скорее.
С этими словами он толкнул товарища и, даже не соблаговолив взглянуть на него, двинулся дальше, не вверх или вниз, а прямо по склону горы, с ловкостью дикой кошки цепляясь за камни, за ветки и даже за стебли растений; вскоре он очутился на твердой почве перед дощатой хижиной, сквозь щели которой виднелся свет. Путник обошел ее, как обходит овчарню голодный волк, и, прильнув к одной из щелей, увидел нечто такое, после чего решительно толкнул кулаком шаткую дверь, не запертую даже на дрянную щеколду; вся хижина содрогнулась от этого удара; войдя в нее, ой увидел, что она разделена надвое перегородкой. Толстая свеча желтого воска освещала первую комнату; в углу ее, на мокром дощатом иолу, под которым текли ручейки талого снега, сидела девушка, бледная й страшно худая. Ее черные спутанные и запыленные волосы были очень длинный в беспорядке падали на платье из грубой коричневой шерсти; красный капюшон — обычный убор девушек в Пиренеях, покрывал ее голову и плечи; опустив глаза, она пряла на прялке, привязанной к поясу. Появление незнакомца не смутило ее.
— Эй, la moza[38] встань и дай мне напиться; я устал и умираю от жажды.
Девушка ничего не ответила и, не поднимая взора, продолжала прилежно работать.
— Ты что, оглохла? — проговорил вошедший, пихнув ее ногой. — Ступай скажи хозяину — я видел его в соседней комнате, — что к нему пришел друг, но прежде дай напиться. Я здесь переночую.
Она ответила хриплым голосом, не отрываясь от прялки:
— Я пью снег, что тает на скалах, или зеленую пену, всплывающую на поверхность болота; но в награду за хорошую пряжу мне дают родниковой воды. Когда я сплю, холодная ящерица бегает по моему лицу, но если я хорошенько вымою мула, мне бросают охапку сена; сено теплое; сено хорошее и теплое; я укрываю им свои мраморные ноги.
— Что ты там мелешь? — спросил Жак. — Я не о тебе толкую.
Но она продолжала:
— Они заставляют меня держать человека, когда его убивают. Сколько крови было на моих руках! Да простит им бог, если это возможно. Они заставили меня держать его голову и лохань с красной водой! О, небо, и это меня, невесту Христову! Тела убитых бросают в снежную бездну, но грифы находят трупы и устилают гнезда волосами мертвецов. Сейчас ты полон жизни, но я увижу тебя окровавленным, бледным и бездыханным.
Контрабандист пожал плечами, засвистел и толкнул вторую дверь; он увидел за нею человека, которого успел разглядеть в щель лачуги; на нем был синий, сдвинутый на ухо берет басков и широкий плащ; он сидел на вьючном седле, нагнувшись над раскаленной чугунной жаровней, курил сигару и потягивал вино из лежавшего рядом бурдюка. Отблеск горящих углей озарял его жирное желтое лицо и каморку, где вокруг жаровни были разложены вместо стульев седла мулов. Он поднял голову, но не двинулся с места.
— А-а, это ты, Жак! — сказал он. — Пожаловал, наконец! Я сразу узнал тебя, хоть мы и не видались целых четыре года, ты нисколько не изменился, у тебя все та же мерзкая образина, бездельник. Присаживайся, и выпьем по глоточку.
— Да, я опять пришел; но ты-то откуда взялся? Я думал, ты стал судьей, Умэн!
— А я думал, что ты теперь испанский офицер, Жак!
— Да, правда, я и был офицером, а затем пленником; но довольно ловко выпутался из беды и вернулся к прежним занятиям, к свободной профессии, к доброй старой контрабанде.
— Viva, viva, jaleo,[39] — воскликнул Умэн. — Ведь храбрецы вроде нас — мастера на все руки. Но как же… ты, значит, проходил по другой дороге? Я ни разу не встречал тебя с тех пор, как вновь занялся своим ремеслом.
— Да, да, я проходил там, где тебе никогда не пройти, поверь мне! — сказал Жак.
— А какой товар ты переправляешь?
— Невиданный; мои мулы подоспеют завтра.
— Шелковые пояса, сигареты или шерсть?
— Ты узнаешь это в свое время, amigo, — дай-ка мне мехи, пить хочется.
— На пей, это настоящее валдепенья! Мы, браконьеры, счастливые люди. Эх, jaleo, jaleo. Пей же, друзья скоро придут.
— Какие друзья? — спросил Жак, выпуская бурдюк.
— Не беспокойся, пей себе; я все тебе расскажу, а потом мы споем андалузскую тирану.
Гость поднял бурдюк и сделал вид, будто преспокойно пьет вино.
— Кто эта длинная чертовка, там, при входе? — спросил он. — Она чуть жива.
— Нет, нет, только помешана; пей же, я все тебе расскажу.
Умэн вынул из-за красного пояса длинный кинжал, зазубренный с обеих сторон на манер пилы,' и принялся мешать им затухающие угли.
— Да будет тебе известно прежде всего, — сказал он серьезно, — что там (он показал в сторону Франции) старый волк Ришелье всех их скрутил,
— Неужели?! — спросил Жак.
— Вот именно, его прозвали даже королем короля. Слыхал? И все же там есть один милый по имени Сен-Мар, который почти так же силен, как Ришелье. У него теперь под началом вся перпиньянская армия, а прибыл он туда всего месяц назад; но старик хитрая бестия! Он по-прежнему отсиживается в Набонне. Король же ведет себя то так, то этак (говоря это, Умэн повернул руку ладонью вверх, потом ладонью вниз); он, как говорится, ни рыба ни мясо. А в ожидании, когда король на что-нибудь решится, я стою за кардинала, потому что всегда исполнял поручения его высокопреосвященства, начиная с самого первого, которое он дал мне года три тому назад. Послушай, как это было. Видишь ли, для одного небольшого дельца ему потребовались люди умные и предприимчивые; вот он и вытребовал меня и назначил судьей тайных дел.
— Да ну? Я слыхал, что это превосходное место.
— Да, недурное дело, вроде нашего, но продаешь веревку вместо шерсти; это менее почтенно, потому что чаще приходится убивать, зато надежнее: у каждой вещи — своя цена.
— Что правда, то правда, — подтвердил Жак.
— Словом, я облачился в красную мантию; и тут мне пришлось напялить пропитанную серой рубаху на луденского красавца священника, который был в женском монастыре, как волк в овчарне; недаром ему так нагорело, что он и вовсе сгорел.
— Потеха! — воскликнул Жак, смеясь.
— Пей себе! — продолжал Умэн. — Можешь мне поверить, Жак, я видел его после… он превратился в маленький комочек, черный, как головешка на кончике моего кинжала. Такова жизнь человеческая! Вот что с нами станется, когда мы попадем к черту в лапы.
— Тише, не надо этим шутить, — сказал Жак серьезно. — Видишь ли, я верю в бога.
— Не спорю, все может быть, — продолжал Умэн тем же тоном, — как-никак, а Ришелье — кардинал! Но не об этом сейчас речь. Нужно тебе сказать, что мне довелось быть судьей-докладчиком на этом процессе, а за это я кое-что положил в кубышку.
