Перешагни бездну - Шевердин Михаил Иванович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
«И этот человек перенес тяготы путешествия через Джалкот и Каракорум?.. Через ледяные — проклятие им! — пустыни Тибета. Там даже верхом не проехать. Выглядит он щеголем, на его чалме и одеянии ни пятнышка. Его лицо гладко и нежно, точно его не секли снегом и песком бешеные бураны тибетских нагорий, не обмораживали жуткие холода, не дубили ветры вершин. Выносливы эти азиаты!»
Насытившись, напившись чая, Сеид Алимхан разнежился и не собирался засиживаться с гостями, тем более говорить о серьезном сегодня. Он благодушествовал после приятной, восхитительной шурпы. Он понимал, что и его гости расчувствовались в располагающей к кейфу обстановке уютной михманханы, на адрас-ных подстилках, расстеленных на драгоценных коврах, в свете индийской позолоченной люстры. Золотом отливали резные узоры по алебастру — букеты цветов и павлины, выписанные с поразительным талантом безвестными мастерами — наккошами.
Но эмиру не хотелось, чтобы гости ушли умиротворенными. Вдруг, схватившись руками за сердце, он застонал:
— Прекрасный бутон, моя дочь!.. Тяжелые кандалы... Несчастная, прекрасная... жизнь в грязи... ржавчина растравляет нежную кожу... Проклятие... месть, неуклонная месть!..
Горе было явно наигранным, и гости заметили это. Шоу смотрел настороженно и внимательно, Сахиб Джелял с интересом, Бадма безразлично.
— Моя дочь...— изнемогал, стараясь разбередить себя, Сеид Алимхан,— царской дочери пристало кейфовать на коврах, на бархате... орошать себя благовониями, кушать на фаянсе плов из молодого барашка. На самом деле царевну Бухары... притесняют враги веры мусульманской... Господин Сахиб, друг... у вас много новостей... Что слышно в мире о... царевне?..
Ироническая усмешка кривила губы Сахиба Джеляля:
— В мире Востока ничего не говорят о принцессе... вашей дочери.
— Так я скажу, достопочтеннейшие, вам... э...— заговорил мулла Ибадулла, протискиваясь всей тушей в дверь михманханы.— И вы поразитесь и возмутитесь всей злокозненностью красных. Им мало, что они отняли у моего властелина Бухару... э... Мало им, что они изгнали законного правителя из его государства. Теперь безбожники протянули руку мести... э... к нашему... э... царскому семейству... и подвергли мукам и пыткам царскую дочь, замуровали заживо в яме и давали ей чашку грязной воды и... э... заплесневелую ячменную лепешку... Увы мне!
— И зачем такое понадобилось большевикам? — удивился доктор Бадма.
— Месть! Голытьба мстит людям богатства и власти...
— И в какой же тюрьме и какого города держали в цепях вашу несчастную дочь? — усомнился Сахиб.
— В тюрьме Самарканда.
— Недавно мы были в Самарканде по делам торговли. Посещали базары, но разговоров о дочери эмира там не слыхали. Люди говорят там о тракторах, о хлопке, о земле, о новых школах.
— Ужасная тайна... Истязатели... Злосчастное существование! — причитал эмир.
— Но зачем? Чего они хотят? — допытывался доктор.
— Неверие, ненависть... Враги ислама ненавидят...
Гости молчали. А им надлежало сочувствовать горю отца.
Привалившись к плечу Сеида Алимхана, мулла Ибадулла что-то пожужжал ему на ухо. Эмир устало кивнул головой. Мулла Ибадулла протиснулся в дверь и исчез. Спустя минуту перед эмиром и его гостями предстал подобострастно отвешивающий поклоны Молиар. Он раскланялся. Губы и щеки его сияли, глаза приятно щурились.
— Что с моей дочерью? Принцессой? — спросил Сеид Алимхан, и всем стало ясно, что он или отлично все знает, или ему все безразлично.
— Слава аллаху, мы ездим туда и сюда,— сказал Молиар.— Боже правый, мы все слышим и видим. Чуян-тепа, есть такое селение кузнецов и углежогов по дороге из Самарканда в Пенджикент. Ишан Зухур засадил девушку в козий хлев на цепь. В Чуян-тепа прокурор поехал, милиция поехала... Ветер овец утащил, козла в небо унес... Не нашли ни хлева, ни прокаженной.
В горле Сеида Алимхана заклокотало:
— Велик пророк... Ишан Зухур... мой учитель... великий достойный ишан... Но как он посмел плохо обращаться с нашей дочерью. Что же... дальше?
— Мы путешествовали по Вахану и Бадахшану по торговым нашим делам,— сказал Молиар, усаживаясь на ковер весьма независимо, подобрав полы халата.— Одним ушком мы слышали. Разное слышали.
— Что, что? — нервничал эмир.
— Э... эй вы!.. Говорить его величеству надо все. Э... болтаете много, толку мало,— заорал в ухо Молиару мулла Ибадулла Муфти.— Э, ну говорите же!
— Отвяжись, мулла, твой язык покрыт плесенью. Молчал бы!— огрызнулся Молиар.— Расскажу, что надо. Увез, значит, девушку курбаши Кумырбек. Но умный идет вперед, а оглядывается назад. Кумырбека его же аскеры жалкой смертью убили, камнями придавили. Хозяину быка, так сказать, и потрохов не досталось. Оказывается, одноглазый лис Курширмат девушку перехватил и отвез в Ханабад. В ставку эмигрантов-басмачей к их начальнику Ибрагимбеку, но самого Ибрагимбека не оказалось на месте. Тогда Курширмат поехал с девушкой в Пешавер. Ну, а там инглизы. Разве они пропустят такой бриллиант?..
— Ийо... худо!., боже!.. И Кумырбека датхо убили,—огорчился эмир.— Верный слуга был... Еще один кончился... Плохо!
— Э-э! — протянул мулла Ибадулла Муфти. Очевидно, он все знал и про Курширмата, и про похищенную.
— Опять Пешавер... все в Пешавере. — Сеид Алимхан посмотрел на Шоу.
Тот вмешался в спор холодно и сухо:
— Не о том ли Курширмате, басмаческом курбаши, вы говорите, который скомпрометировал себя в Фергане?
— Когда не хватает быков, пашут и на собаках,— проговорил Сахиб Джелял.— Курширмат нанялся ослу копыта мыть — работает у инглизов. И лучше всего было бы спросить у Курширмата, где девушка? — заключил Сахиб Джелял.
Все глянули на него н на эмира. Индус вдруг оживился:
— Ибрагимбек, говорят, здесь, в Кала-и-Фатту. Нельзя ли с ним встретиться?
Сеид Алимхан растерялся: ужасно бестактен этот Шоу. Заговорил об Ибрагимбеке, когда отец переживает такое горе.
— Пешавер... далеко... неизвестность... грущу... Моя дочь... бедняжка...
— Сидящий на верблюде, сколько ни сгибайся, не спрячется. О чем разговор? — хихикнул Молиар.— Пошлите, господин сытости, в первую михманхану. Там у холодного очага сидит царь воров и разбойников Одноглазый Курширмат. Ловкач он. У него и петух несет яйца. Вот и спросит его высочество: «Куда вы, господин хороший, девали мою дочку-принцессу. А ну-ка, дайте-ка ответ!»
И эмир, и индус в малиновой чалме, и господин сытости Ибадулла Муфти разыграли изумление. Но сторонний наблюдатель сразу понял бы, что все они отлично осведомлены о появлении во дворце Курширмата.
Эмир не спешил звать старого курбаши и все ныл:
— Несчастная... бедняжка дочь... моя кровь.
— Скажите, пожалуйста,— спросил Шоу,— а кто ее мать? Она настоящая принцесса? Или это сказка... выдумка...
Эмир встрепенулся:
— Сказка? Моника-ой — наша дочь. Мы женились на француженке... красавица и все такое... В дни черного мятежа... стрельба... я уехал в Байсуп, француженка и дочь пропали. Полагая, всех убили... к нашей радости, узнал на днях, дочь жива... Оказывается, жила близ Самарканда... Теперь не знаю точно, где находится принцесса, дочь... Вы из Пешавера, должны знать...
Но индус в малиновой чалме снова уклонился от ответа.
— И ваш брак с мадам Люси... оформлен юридически?
— Читал молитву достопочтенный имам. Мы есть халиф... выше закона... Какое кому дело... Говорим, наша дочь, значит, дочь... Увы, девушка царской крови в руках злобных истязателей... а? — Эмир заглянул в глаза индусу, но не увидел в них и признаков сочувствия.
У Сеида Алимхана даже в глазах заломило. Опять! Как часто болезнь напоминает о себе, и достаточно вспомнить слово «глаз»— и сразу начинается боль.
— Увы, мне... опять глаз.— Он осторожно приложил палец к глазам и пробормотал: — Рухсат...
—Рухсат! Отпускаю вас! Все свободны! — зычно повторил мулла Ибадулла Муфти.
