Вторжение в рай - Ратерфорд Алекс (чтение книг TXT) 📗
— Повелитель, я всегда был и буду верен дому Тимура.
— Потому-то я и хочу тебя кое о чем спросить. Моя мать желает, чтобы я поскорее снова женился. Я поклялся, что сделаю это, и выполню обещание, даже если она сама не доживет до этого часа. И я счел бы за честь, Байсангар, взять в жены девушку из твоего рода. Это я и хотел сказать.
Байсангар выглядел ошеломленным. Впервые в жизни Бабур увидел, как этот хладнокровный, всегда владеющий собой, может быть, даже слишком серьезный воинский командир, который, несмотря на отсутствие правой руки, мог левой, не моргнув глазом, прорубиться сквозь ряды противника, растерялся.
— У меня есть дочь, повелитель, но я не видел ее вот уже десять лет. Моя жена умерла, когда родила ее. После того как Шейбани-хан убил твоего дядю и будущее Самарканда стало сомнительным, я отослал ее ради безопасности к своим родичам в Герат. Сейчас ей семнадцать лет.
— Как ее зовут?
— Махам, повелитель.
— Ты пошлешь за ней? И отдашь ее мне?
— Да, повелитель.
— Она не сможет оставаться моей единственной женой. Чтобы заключать союзы, я должен буду брать и других жен, но с ней всегда буду обращаться хорошо. В том, Байсангар, я даю тебе мое слово.
— Повелитель, проснись!
Почувствовав руку на плече, Бабур потянулся было за кинжалом, который держал под подушкой, и лишь потом сообразил, что слышит женский голос. Прикрыв глаза ладонью от света свечи, которую держала женщина, он увидел простое, круглое лицо Фатимы.
То было неслыханное нарушение всех мыслимых и немыслимых правил, и сердце его едва не остановилось от страха: ведь Фатима, должно быть, явилась прямо из покоев матери.
Он вскочил с постели, позабыв о наготе.
— Что случилось? Как матушка?..
Фатима плакала, но то были слезы радости, а не горя.
— Кризис наконец миновал. Хаким сказал, она будет жить.
На миг Бабур закрыл глаза, вознося благодарственную молитву, затем, заметив, что Фатима краснеет и не знает, куда девать глаза, торопливо потянулся за одеждой. Он припустил по узким каменным коридорам, оттолкнул в сторону слуг, распахнул окованные серебром двери и вбежал в спальню матери. Седовласый хаким неодобрительно щелкал языком, но ему было все равно. Исан-Давлат обтирала лицо дочери влажной тряпицей, а когда повернулась к нему, он увидел в ее глазах облегчение.
Затем Бабур взглянул на свою мать. Ее некогда гладкая кожа была изрыта морщинами и красными рубцами, но глаза были ясны, а когда она увидела его, засветились еще ярче. Она протянула к нему руки, он бросился к ней, и, когда оказался в ее объятиях, его захлестнуло глубокое, радостное облегчение.
Тучи пыли, поднявшиеся над западным горизонтом, указывали на приближение каравана более чем из пяти тысяч верблюдов и двух тысяч мулов, и где-то там, среди этого множества, должна была находиться Махам. Хотя за ней в Герат был послан отряд стражников, Бабур решил, что для пущей безопасности на обратном пути им лучше присоединиться к каравану.
Его невеста должна быть здесь до темноты. Ее покои, устланные богатыми коврами, завешенные шелками, напоенные ароматами сандала и розовой воды, уже готовы, как и свадебные подарки. Не те тяжелые золотые ожерелья, что были преподнесены Айше, а потом присланы обратно, а тонкой работы золотые цепочки и браслеты, усыпанные яркими каменьями. Лучшее из того, что смогли отыскать в его сокровищницах.
«А о чем, интересно, думает сейчас Махам? — гадал жених. — Радуется предстоящей встрече с отцом, которого не видела столько лет? Пытается представить себе человека, который скоро станет ее мужем?»
Бабур снова вышел на стены, когда уже перед самым закатом, окрасившим небосклон янтарным свечением, свадебный караван въехал в ворота цитадели Кабула и остановился во дворе. Сверху он видел, как Байсангар поспешил к запряженному волами возку, на котором ехала его дочь с сопровождавшими ее женщинами. Ему, как и отцу, не терпелось ее увидеть, но он знал, что придется ждать свадебной церемонии.
Она состоялась через неделю после прибытия невесты, в день, указанный придворными астрологами, как благоприятный. Они с Махам сидели бок о бок под бархатным балдахином, в то время как мулла читал молитвы, благословляя их союз. Невесту скрывали многослойные покровы из расшитого шелка, ниспадавшие из-под филигранной работы головного убора с позвякивавшими подвесками, осыпанными драгоценными камнями. То был свадебный дар от Кутлуг-Нигор. Когда Бабур взял ее за руку, чтобы отвести на пир, он не ощутил сопротивления или отторжения, но лишь легкую дрожь волнения, наполнившую его предвкушением и желанием.
Ночью в спальне невесты он наконец увидел, как служанки раздевают ее.
Байсангар, как всегда сдержанный и молчаливый, ни словом не обмолвился о том, как прекрасна его дочь — впрочем, он не видел ее с детства и сам не знал, какое сокровище у него растет. На овальном лице светились огромные ореховые глаза, волна темных волос падала почти до самых ягодиц. Тело было стройным, но приятно округлым, грудь — высокой и упругой, талия — тонкой, а изгиб бедер пробудил в нем непреодолимое желание обладать ею, а также беречь и защищать во что ни стало. Одна мысль о том, чтобы кто-то мог обидеть ее, повергла Бабура в гнев, и ему пришлось напомнить себе, что этого не было, нет и не будет. На то она и отдана ему.
Следующие дни пролетели так, словно время перестало существовать. Его совокупления с Айшой были не более чем исполнением супружеских обязанностей, и даже близость с Ядгар и подобными ей блудницами в заведениях Ферганы, хоть и доставляла ему немалое удовольствие, но преходящее, вполне сопоставимое в этом смысле с удовольствием от хорошей еды или охоты.
Нынче бабушке не приходилось побуждать его навещать Махам в постели, как это бывало при Айше. Сколько бы раз ни занимались они любовью, стоило ему бросить взгляд на упавший на ее грудь локон, как он опять нежно привлекал ее к себе, пробегал руками по шелковистым изгибам бедер и по трепету ее тела и участившемуся дыханию чувствовал, что она так же готова снова предаться страсти, как и он сам.
— Как дела у жениха? Я удивлен, как это ты еще не обратился к хакиму? Говорят, у него есть отличная мазь, которой врачуют ожоги и те части тела, которые от избытка рвения натирают себе некоторые молодожены.
— С женихом все в порядке.
— Это все, что ты хочешь сказать?
Бабури поднял бровь.
— Да.
Даже сейчас, по прошествии месяца после свадьбы, Бабур неохотно распространялся о своих чувствах к Махам, даже перед другом, с которым откровенно делился почти всем. А потому сменил тему, заговорив о том, что немало его заботило.
— Мне нужно взять вторую жену, породниться с кем-нибудь из кабульской знати. Местные жители ждут этого от меня, и такой поступок привяжет их ко мне.
— И кого ты выбрал?
— Да никого — положился в этом вопросе на мать и бабушку. Они устроили настоящие смотрины, выбирая подходящую девицу для женской половины дворца.
— То есть осмотрели их вместо тебя?
— Вот именно. И они уже сделали выбор. Вчера вечером бабушка назвала мне имя девушки… Слушай, Бабури, а ты чего ждешь? Не пора ли и тебе жениться? Разве ты не хочешь иметь сыновей?
— Я с восьми лет одинок, привык ни от кого не зависеть и ни за кого не отвечать. Прочные связи, в том числе и семейные, меня не привлекают. Да и в постели я ценю разнообразие и свободу.
— Ты можешь иметь столько жен, сколько захочешь. Ты уже давно не бедняк.
— Тебе меня не понять. Семья, наследники, династия — все это естественная часть твоего мира. Ты видишь в своей жизни частицу истории, которая началась задолго до твоего рождения и должна продлиться после твоей кончины, но твое место в ней обязательно должно запомниться. А мне все равно, будут ли люди меня помнить. Да и с чего бы?
— Но ведь любой человек хочет оставить в мире свой след, такой, чтобы потомки говорили о нем с гордостью… Это касается не одних только правителей.
