Перстень Борджа - Нефф Владимир (первая книга .txt) 📗
— Бак! — понеслось со всех сторон и изо всех углов.
— Принимает ли Тот, Для Кого Нет Титула, Равного Его Достоинствам, предложенное решение? — спросил Петр.
Султан, все более приободряясь и вдохновляясь, покачал головой и ответил:
— Право, ты славно подходишь для своего звания «Ученость Его Величества», Абдулла, ибо ты верно постиг желание Моего Величества. Все правильно — бери длинный бунчук Черногорца и сражайся с моими янычарами, причем без церемоний, прямо здесь, в зале, чтоб мы все видели и не затрудняли себя перемещенья-ми. Этот способ разрешить немыслимо трудную ситуацию, когда янычары лишились своего предводителя, представляется нам единственно достойным и самым простым, а сверх того мы еще полюбуемся красивым и увлекательным зрелищем.
— Итак, вперед, — сказал Петр. — Кто первый?
И он с дерзкой усмешкой оглядел группу полудиких янычар, их могучие фигуры, сомневаясь, найдется ли среди них хоть один, способный не только выдержать бой, но и проявить ум и деловую сметку в качестве генерала и члена правительственного Высочайшего Совета, как вдруг заметил среди них молодца, вполне обыкновенного, поскольку в нем не было ничего, что отличало бы его от товарищей, разве что был он много шире в плечах, — но простое крестьянское лицо его показалось Петру странно знакомым, неясно напоминая что-то давнишнее, погребенное в воспоминаниях детства, — полыхающие печи пана Янека, его черный халат и шапочку, усопшего графа Гамбарини, отца Джованни, и Бог весть что еще. «Кто бы это мог быть? — подумал он. — Кто-нибудь из моих однокашников по школе иезуитов? Но каким образом он мог оказаться среди янычар? Или кто-то из тех глупцов, что домогались места пажа во дворце под Петршином?»
Пока он думал, меж янычарами, поначалу смущенными и растерянными, началось какое-то движение — и наконец они вытолкнули из своей среды светловолосого богатыря с ясными серо-голубыми глазами и мощно выступающими вперед челюстями, который был на целых полголовы выше Петра.
Обнажив в улыбке редкие, но острые клыки, которыми, надо думать, он мог с хрустом разгрызать кости, как мы сухари, смущенный янычарский Тарзан неслышной крадущейся походкой вышел на середину площадки, ограниченной спереди диванами султана и сановников, сзади кучей мешков с деньгами, а справа и слева чаушами, и, бережно, словно стеклянный, положив свой бунчук на пол, принялся без церемоний раздеваться, так что — кто бы мог подумать! — вскоре стоял обнаженный по пояс, одни мускулы да кости, крепкое тело, густо поросшее светлыми волосами, — словом, загляденье, да и только! Со стороны подпотолочных светлиц донесся тихий, осторожный, но тем не менее отчетливый, из одних сопрано состоявший хоровой стон, выражавший изумление и восторг, и тут нет ничего удивительного, ведь женщины гарема, обреченные на объятья жирного султана, наверняка впервые в жизни увидели тело настоящего мужчины.
Петр сбросил лишь халат, оставшись в рубашке, поскольку не хотел открывать собравшимся иссеченную кнутом спину, и приветствовал могучего соперника бунчуком Черногорца. Белокурый янычар, подняв свой бунчук, который положил было наземь, ответил тем же, и бой начался.
В этом виде борьбы соперники держат оружие обеими, несколько разведенными руками, отводя локти, и наносят друг другу лобовые удары всей длиной древка, чаще всего с выпадом вперед, пытаясь поразить соперника в грудь, или же сверху вниз, так, чтобы угодить по темени, или наискось, стремясь попасть противнику по ключице, а то и снизу вверх, целя ему в подбородок, или же опущенным древком вперед, и все это в убыстряющемся темпе, как можно чаще меняя положение и нападая все напористей, успевают одновременно отражать удары неприятеля, выставив древко перпендикулярно над головой; позволялось также, оставив один конец древка свободным, размахивать им как мечом, либо же, зайдя к противнику сбоку, подкинуть его вверх, словно копьем или вилами; позволялось еще… да что тут долго толковать — позволялось все, вплоть до пинков и тычков кулаками, ведь борьба на палках — игра не рыцарская, народная, но зато требующая необычайного мужества: выдерживать сыплющиеся градом удары и толчки и не рухнуть после двух-трех заходов с порванными мускулами, вывихнутыми суставами или вспоротым животом — ох, для этого нужен удалец, верткий, как жгут, с конечностями крепче лома, глазами, глубоко упрятанными в глазницы, с обостренным зрением и крепкой головой. Со стороны Петра было отчаянной смелостью — если не дерзостью — вызвать на поединок толпу янычар, ведь он знал, что в этом суровом виде спорта их специально натаскивают и тренируют: каждому известно, что бунчук — оружие не только для парадов, но и что-то вроде воинского символа; однако он рассчитывал как раз на то, что мы при перечислении необходимых бойцовских качеств поставили на последнее место, а именно — на острое зрение и крепость головы. Лишь на это он рассчитывал и не просчитался: как только янычарский Тарзан, по-звериному оскалив редкие клыки, бросил на него всю мощь своего огромного тела, Петр, сделав вид, будто собирается отразить удар палкой отвесной, в последнюю долю секунды отскочил в сторону и подставил противнику подножку, применив один из старинных приемов, которому его много лет назад обучил знаменитый Франта, сын побродяжки Ажзавтрадомой, так что несчастный Тарзан, до конца своих дней так и не сумевший понять, как это могло случиться, растянулся во весь рост перед диваном падишаха.
И в этот самый миг в сознании Петра блеснуло со всей несомненностью и бесспорной непреложностью: Франта! Разумеется, Франта и есть тот янычар, чье лицо показалось Петру до странности знакомым, — Франта, повзрослевший, возмужавший и измученный необычайно суровой жизнью, но тем не менее он, Франта, чудесный друг его детства. В приливе радости Петр шлепнул поднимавшегося Тарзана палкой по заднице, но удар оказался столь сильным, что парень рухнул заново и на сей раз смог подняться только с помощью своих дружков, которые увели его, убитого горем, ошеломленного и охромевшего — по-видимому, удар повредил ему какие-то важные двигательные мускулы — в конец залы, чтоб никогда, никогда уже ему не выпал случай стать предметом внимания общества, столь благородного и высокопоставленного, как сам султан и его свита. Sic transit gloria mundi: слава мира столь коротка — придя, тут же уходит с такой поспешностью, что не успеешь и глазом моргнуть.
