American’eц (Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого) - Миропольский Дмитрий

— Не спешите расставаться с бутылкой, — посоветовал Робертс. — Стекло здесь в не меньшей цене, чем железо.

Фёдор Иванович рассмеялся.

— Я лишь хотел выпить за здоровье наших дам. Но ежели мы одолеем её содержимое, бутылка по праву достанется его величеству.

По прошествии времени с кораблей в зрительные трубы наблюдали удивительную картину. Крепко выпившие Тапега с Фёдором Ивановичем забавлялись у кромки воды. Граф без рубашки, в одних штанах, что было силы бросал в море палку длиною в локоть и кричал:

— Апорт!

Огромный темнокожий король, подсмыкая сползающую набедренную повязку, блестя мускулистым торсом и вздымая тучи брызг, с разбегу врезался в накатывающие волны, плыл за палкой, хватал её зубами и грёб назад. Фёдор Иванович принимал апорт у Тапеги, они делали пару глотков кашасы, обменивались несколькими фразами — переводчик уже был не нужен, — и аттракцион повторялся. Пашка и Робертс опасливо поглядывали на стоявшую кругом свиту и прочих аборигенов, но те не знали собак и не понимали французского, а потому происходящее не вызывало у них нежелательных ассоциаций…

…однако у Крузенштерна они возникли.

— Ваше сиятельство, выделаете Тапегу посмешищем! — сказал капитан Фёдору Ивановичу, когда тот вернулся на корабль, расставшись с бутылкой и королём. — Настоятельнейше прошу вас впредь подобным образом не развлекаться.

— А по-моему, король остался доволен, — заплетающимся языком возразил граф…

…и назавтра выяснилось: Тапеге понравилась не только игра, но и напиток. Поутру он прибыл на корабль, чтобы увидеть Фёдора Ивановича, а когда его проводили до каюты — занял собою всё пространство между переборками и объявил разбуженному графу о желании выпить.

— Водка хорошо! — на разные лады повторял он фразу, которую затвердил накануне, чем совершенно растрогал Фёдора Ивановича. — Водка хорошо!

Британцы тоже не оставили без внимания вчерашнее происшествие. Их корабельный врач ждал у острова Пасхи и явился на Нуку-Гиву не только для того, чтобы передать привет от господина Дефо, его полномочия простирались много дальше.

— Русские слишком щедры, а их отношения с туземцами слишком безмятежны. Надобно разрушить эту идиллию, пусть пощиплют друг друга, — сказал врач в тайной беседе с Робертсом и встретил полное понимание…

…поэтому Робертс, который сопровождал короля к Фёдору Ивановичу, воспользовался случаем. Лишь только Тапега с графом откупорили бутыль, — британец вернулся в деревню и там вскользь намекнул, что монарха на русском корабле взяли под стражу.

Деревня всколыхнулась. Разгневанные островитяне обратили своё возмущение на моряков с «Невы», прибывших к источнику за водой. Лисянский был неприятно удивлён, когда вместо доброжелательных и услужливых туземцев, о которых ему рассказывал Крузенштерн, увидел перед собой толпу с отнюдь не мирными намерениями.

Впрочем, расчёт на возможное начало войны не оправдался. Моряки сдерживали аборигенов одним видом сабель наголо и ружей, пока что не торопясь пускать их в ход. К источнику был вызван сам Робертс, которому пришлось толмачить в переговорах. Оказавшись между двумя огнями, он порядком струхнул и, не будучи великим интриганом, переводил без отсебятины. В результате русские, сохраняя боевой порядок, отступили к шлюпкам, чтобы вернуться на «Неву», а к «Надежде» отправились несколько воинов под водительством дяди короля и без препятствий забрали подгулявшего Тапегу в деревню. Три топора и мелкие подарки окончательно уладили недоразумение.

— Развлечения вашего сиятельства обходятся нам всё дороже, — снова говорил капитан Фёдору Ивановичу. — Потрудитесь вести себя сообразно положению и не создавать помех экспедиции!

— Сообразно положению начальник мой Резанов, а не вы, — куражливо парировал граф. — И помехи экспедиции происходят от кораблей, купленных вами с Лисянским. Когда бы не благородство Николая Петровича, быть бы вам сейчас под судом, а не на здешнем солнышке греться.

— Благородство?!

Германское хладнокровие, которое продолжал испытывать Фёдор Иванович, наконец изменило Крузенштерну. Чёрт побери, решил он, коли граф знает часть правды, открытую Резановым, — пусть узнает всю правду целиком, как она есть! Да, камергер успешно взял в банках кредиты на экспедицию…

— …но вы по молодости вашей и по роду занятий вряд ли близко знакомы с этой процедурой, — говорил осерчавший капитан. — Наш добрый Николай Петрович хвалится крупным займом и малыми за него процентами. Только будет вам известно, что для получения хороших условий существует единственный способ. Заёмщик негласно возвращает часть полученной суммы, но не банку, а лично тому, от кого зависит выдача займа, и сам обычно тоже находится в интересе, ведь возвращать долг придётся не ему, а предприятию, на которое получены деньги. Стало быть, если по бумагам на экспедицию получено двести пятьдесят тысяч рублей, то на деле имеющейся суммы отнюдь не достаточно для должного исполнения прожекта.

— Почему же вы не отказались? — Граф осоловело взглянул на Крузенштерна.

— Потому что в этом случае вы тоже не грелись бы сейчас на этом солнышке. Прожект был бы загублен безнадежно. А я полжизни положил ради путешествия кругом света и жену свою оставил с младенцем, чтобы русский флаг появился в Южном полушарии!

— Вы не можете себе представить, как унижался Лисянский, — говорил капитан. — Какую проявлял изобретательность, чтобы купить хотя бы эти два шлюпа. Да, не новые и бывшие во французском плену. Но кто бы, скажите, продал нам то, что в самом деле нужно? С какой бы стати британцы помогали России пошатнуть своё первенство на море? Вы знаете, скольких чиновников в Лондоне пришлось умаслить, прежде чем «Леандр» и «Темза» стали «Надеждой» и «Невой»? А ведь и взятки, и ремонт приходилось оплачивать из тех же денег, за которые мы в отчёте. Резанов при вас попрекал меня и Лисянского двадцатью пятью тысячами фунтов, потраченных на корабли, потому что знает: возразить нам нечего — в бумагах за нашими подписями столько и указано, хотя на деле куда меньше.

— Теперь вспомните солонину, — продолжал Крузенштерн. — Её должно было хватить досюда и даже до Камчатки, но бочки протухли уже в Дании. Поставщиков определял не я, их назвал мне Резанов. Как вы думаете, из каких соображений выбраны были именно те, а не иные? Он мог найти лучших, а нашёл — удобных и выгодных для себя. Сомнений нет, в коммерции Николай Петрович смыслит куда лучше нас с вами. Мы — офицеры. Нам назначено добиваться денег и славы единственно беспорочной службой, а у чиновников свои понятия на сей счёт.

Высказавшись от души, капитан оставил Фёдора Ивановича наедине с новым знанием. В голове у графа шумела бразильская водка, которая мешала обдумать услышанное. Мысли путались. Фёдор Иванович удержал себя от желания немедленно приступить с расспросами к Резанову и решил сперва проспаться.

По жаре в душной каюте сон сморил графа до вечера; за это время на корабле произошли перемены. Надо полагать, Резанов слышал откровения Крузенштерна — и сказался больным. Он отверг услуги доктора Эспенберга и потребовал к себе британского врача, который объявил, что у Николая Петровича приступ малярии. Каюту, где обитали Резанов с Крузенштерном, корабельный плотник разделил перегородкой…

…а когда посвежевший Фёдор Иванович, приведя себя в должный вид, наведался к посланнику за разъяснениями — Резанов отказался его принять под предлогом жестокой болезни. Граф почёл это признанием справедливости слов капитана и дал себе зарок: больше никому не верить.

Глава XIV

Грешен был Фёдор Иванович, и даже многогрешен, только греха уныния не знал. Жизнь продолжалась, остров по-прежнему выглядел заманчиво…

…и на рассвете следующего дня граф собрался в деревню: успехи Резанова в торговле с аборигенами надоумили его завести собственную коллекцию местных диковин. Никто не препятствовал Фёдору Ивановичу, когда он отправился на берег в одиночку: Крузенштерн распорядился, чтобы моряки держались подальше от взбалмошного кавалера свиты. Граф был вооружён так же, как во время вылазки к источнику — двумя пистолетами и саблей. Он шёл налегке, рассудив, что туземцы сами доставят выторгованные диковины на корабль, где получат плату железом с прочими безделушками.