Орел-завоеватель - Скэрроу Саймон (читать книги онлайн полностью txt) 📗
Донельзя довольный тем, как удачно он высказался, Макрон улыбнулся. Вообще-то, он был скорее рад тому, что молодой Катон, несмотря на свою дворцовую (исключительную, по солдатским меркам) образованность, не справился с простецким заданием. И центурион еще раз улыбнулся своему оптиону, ибо проявленная другим человеком слабость зачастую вызывает к нему доброе расположение.
— Не переживай, парень. До сих пор ты то и дело показывал себя с наилучшей стороны.
Пока Катон пытался подыскать спасающий его лицо ответ, снаружи донесся гул возбужденных голосов. Люди со всей территории хранилища взбегали на вал, обращенный своим внешним скатом к пристани.
— Что за суматоха? — пробормотал Макрон, выйдя вразвалочку из палатки и становясь рядом со своим оптионом.
— Должно быть, — предположил Катон, — что-то приближается со стороны моря.
Пока они гадали, народу на валу прибавилось. И все чаще над общим гулом толпы разносились крики:
— Император! Император!
— Пошли! — гаркнул Макрон и рысцой направился к дальней от них стене.
Катон держался чуть позади. Вскоре они смешались с плотной толпой и после основательной толкотни пробились не только на вал, но и на настил для караульных.
— Дорогу! — кричал Макрон. — Пропустите центуриона.
Толпа, состоявшая по большей части из лагерной обслуги, расступалась перед человеком командного ранга, благодаря чему Макрон с Катоном протиснулись к частоколу, откуда им открылся вид на залитый полуденными лучами солнца пролив. Там, на дистанции в несколько миль, виднелась направлявшаяся к берегу императорская флотилия. Четыре боевые триремы, шедшие по обе стороны от громадного двухмачтового флагмана, казались лодчонками по сравнению с ним. Высокий нос и корму этого корабля украшала искусная резьба, два огромных, свисавших с рей пурпурных паруса были развернуты так, что красовавшиеся на них золотые орлы просто блистали. Однажды в Остии Катон уже видел это судно, поразившее его великолепием и размерами. Огромные весла с изумительной слаженностью поднимались из воды и плавно опускались в море. Позади флагмана тянулись военные корабли, за ними транспортные и наконец суда тылового охранения. Флагман приближался к берегу с той величественной грацией, какую движению подобного колосса мог придать только великолепно обученный экипаж. Правда, водоизмещение не позволяло этому гиганту подойти к пристани, и он остановился в четверти мили от берега. Когда корабль бросил кормовой и носовой якоря, триремы, палубы которых были заполнены облаченными в белое преторианцами, продолжили движение к причалу. Они пришвартовались, и императорские гвардейцы, сойдя на берег, выстроились вдоль склона, между пристанью и хранилищем.
— Ты видишь императора? — спросил Макрон. — У тебя глаза помоложе моих.
Катон пробежался взглядом по заполненной придворными палубе флагмана, однако не только не признал в ком-либо императора, но и не приметил образовавшегося где-нибудь кружка его приближенных. Он покачал головой. Между тем легионеры с нетерпением ждали появления Клавдия. Нетерпение нарастало, наконец толпа начала скандировать его имя.
— Клавдий! Клавдий! — гремело над проливом.
Громовые возгласы, разумеется, доносились до флагмана, однако, хотя порой то здесь, то там возникало ошибочное волнение, императора так и не было видно. В конце концов радостное возбуждение сменилось досадой и разочарованием. Когда преторианцы, отойдя к самой дальней от скотобойни стене хранилища, стали разбивать на ночь лагерь, даже самые терпеливые поняли, что ждать Клавдия бесполезно.
— А почему он так и не высадился? — осведомился Макрон.
Для Катона, выросшего при дворе и помнившего, какими церемониями обставляется каждый шаг носителя высшей власти, в этом не было ничего удивительного.
— Высадка императора должна сопровождаться торжественной церемонией, а ее надо подготовить. Думаю, он сойдет на берег завтра.
— А. — Макрон был разочарован. — Значит, сегодня ничего интересного мы не увидим?
— Боюсь, командир, это именно так.
— Ну что ж, тогда вернемся к своим делам. Кстати, и вино еще осталось — не помешает его допить. Ты идешь?
— Нет, командир, спасибо. Мне хотелось бы еще посмотреть.
— Дело твое.
По мере того как сгущались сумерки, толпа на валу редела. Катон же подался вперед, поместил локоть в промежуток между двумя кольями и, подперев подбородок ладонью, стал рассматривать теснившиеся вокруг флагмана вспомогательные суда. Палубы их были полны народу, на одних везли солдат, на других многочисленную челядь, а на некоторых — богато разодетых вельмож из императорской свиты. Когда триремы, высадившие преторианцев, отчалили, а несколько тяжелых транспортных судов заняли освобожденные ими места, внимание юноши привлекли возвышающиеся над снятыми верхними настилами трюмов странные серые холмы.
— Слоны! — вырвалось у Катона, когда он пригляделся.
Те немногие люди, которые все еще отирались у частокола, разделили его удивление. При всем устрашающем виде этих животных, хорошо подготовленные солдаты давно научились держать их под контролем, поскольку вышедшие из повиновения слоны могли представлять для содержавшей их армии ничуть не меньшую опасность, чем для войск противника. В современной войне этим гигантам практически не находилось достойного применения, и Катон, например, видел их только в загонах позади Большого цирка. Зачем понадобилось тащить слонов в Британию, никто толком не понимал, но уж конечно, их не собирались использовать в борьбе против бриттов. Скорее, подумал юноша, слоны предназначаются для какой-нибудь торжественной церемонии, а то и просто чтобы нагнать на варваров страху.
Пока Катон глазел на баржу со слонами, целая секция ее борта была убрана, палубу соединили с пристанью широким бревенчатым настилом. Потом моряки опустили в трюм прочный пандус, по которому, как и по всему пути до причала, рассыпали смесь земли и соломы. После непривычного, связанного с теснотой и качкой путешествия в трюмах слоны могли прийти в возбуждение, и знакомые запахи предназначались, чтобы их успокоить. Убедившись, что все готово, капитан отдал приказ приступить к разгрузке. Снизу донеслись трубные звуки, а спустя несколько мгновений погонщик вывел первого слона по пандусу на палубу. Следует признать, что даже у Катона, не понаслышке знакомого с этими существами, при виде огромной серой туши с загнутыми громадными бивнями перехватило дыхание, и он напомнил себе, что находится на безопасном удалении от нее. Постукивая слона палкой по загривку, погонщик побудил его ступить на широкий трап. Судно слегка накренилось под тяжестью исполина, слон остановился и поднял хобот, однако погонщик сумел заставить его двинуться дальше, и спустя несколько мгновений живой холм, к великому облегчению команды, сошел на пристань.
Последний слон ступил на берег уже в сумерках, после чего могучих диковинных великанов отвели в особый загон, в стороне от загонов для лошадей или рогатого скота, чтобы не пугать эту более мелкую живность. Пока Катон и прочие зеваки провожали взглядами неспешно, враскачку удалявшихся гигантов, грузовые суда отошли, уступив место у причала пышно разукрашенным военным кораблям, на борту которых, однако, находились вовсе не войска, а императорская свита. По трапам на причал стала спускаться римская знать — патриции в тогах с широкой пурпурной каймой и их жены в драгоценных шелках, с затейливыми прическами. Следом потянулись люди рангом пониже — чиновники, носившие тоги с узкой каймой, и их жены в не столь вычурных, как у аристократов, но тоже дорогих столах. Наконец следом за господами вниз потекли десятки рабов. Каждая группа несла пожитки своих хозяев под присмотром управителя, следившего, чтобы ничто не было повреждено или разбито.
На пристани рабы и слуги собирались вокруг своих господ, в то время как явившиеся невесть откуда писцы уже сновали от одной знатной персоны к другой, сверяясь со своими списками и сопровождая каждого высокопоставленного гостя со всей его челядью к специально для них установленным на территории хранилища шатрам и палаткам. Мало кто из новоприбывших поднимал глаза на таращившихся из-за частокола легионеров, которые молча дивились пышности и богатству римской аристократии, чья столь роскошная жизнь оплачивалась солдатскими потом и кровью.
