Шпионские игры царя Бориса - Асе Ирена (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Из Данцига к Катарине привезли ее детей. К чадам отнеслись, словно они были рождены молодой немкой в законном браке с Его Высочеством. Ни у кого и мысли не могло появиться, что Катарина будет недовольна жизнью. Между тем, данцигская красавица чувствовала себя несчастной.
Принц видел, что его любимая хандрила. Впрочем, и он сам в последние дни чувствовал себя подавленно. Очень хотелось увидеть солнце, но… Этот год был зловещим, пугающим: с весны стояла темень, словно продолжалась зима. Солнце заволокло какой-то дымкой, оно выглядело красноватым, даже в полдень на него можно было спокойно смотреть, не жмуря глаза. Впрочем, солнце и в обычный год бывает красным во время заката, когда вид его предвещает сильный ветер. Но в тот год и луна постоянно была кроваво-красной, словно во время затмения! А днем непрерывно шел дождь, наводящий уныние.
– Ты поедешь сегодня к доктору Хильшениусу? – поинтересовалась у принца красавица Катарина.
– Не хочу. На улице опять холодно, темно, как зимой и проливной дождь. Почему так холодно? Странный день. Я приказал бы слугам затопить печь, так неудобно, кто же топит летом?
– Тебе неудобно, тогда это сделаю я! – заявила уроженка Данцига.
Молодая женщина вышла из комнаты в коридор, поймала за рукав одного из слуг и велела тому по-русски:
– Быстро затопи печь!
– Кто же топит печь в июле? – раздался вдруг насмешливый мужской голос. – Русские нас не поймут, – констатировал новый собеседник Катарины по-немецки.
Взглянув на случайного собеседника, молодая женщина пришла к выводу, что не помнит его. Однако, видимо, это был один из тех лифляндских дворян, что приехали к принцу Густаву за счастьем и деньгами и жили в доме принца. Увы, принц Густав ничего не мог им предложить, кроме придворных должностей без жалованья. Дворяне, не получая денег, стали дерзить. Самые сметливые устроились на службу к русскому царю, этот же, видимо, был глуповат, но нагл. Разговаривал с неподобающей иронией и разглядывал ее похотливыми глазенками. Катарина отступила в комнату и, когда дворянин вошел следом за ней, словно царица отвесила ему сильнейшую затрещину:
– Кому посмел дерзить холоп?! – с ледяным презрением в голосе спросила она.
Дворянин побагровел. Эта данцигская горожанка посмела поднять руку на него, лифляндского барона!
– А ну тихо, шалава невенчанная! – произнес он с угрозой.
Услышав это, принц Густав, присутствия которого в комнате дворянин вначале не заметил, в гневе вскочил на ноги. Тут только лифляндец сообразил, что основательно влип: он оскорбил своего сюзерена! Катарина впрочем, как выяснилось, могла сама постоять за себя. Продолжая говорить по-русски, она победоносно воскликнула:
– А ну, глянь-ка в окно, холоп! Это при снеге-то нельзя топить!
Лифляндский немец взглянул в окно и оторопел: уже не дождь, а самый настоящий снег кружился на ветру!
А ведь было лето – 28 июля 1601 года. Изумленный лифляндский дворянин думал: «Господи, куда это меня занесло! В этой Московии снег идет даже летом. Что же здесь происходит зимой?! Быть может, по московским улицам ходят медведи, а волки грызут домашних собак прямо во дворах?» Ему захотелось домой, в уютную Лифляндию, где летом обитатели его поместья купались в речке и загорали на красивом прибрежном лугу. Увы, поместья больше не было: поляки, пользуясь политической неразберихой, провели редукцию, конфисковав в пользу шляхтичей ряд баронских имений. У бывшего барона ничего не осталось, а в этом доме хотя бы отменно кормили…
Дворянин с грустью смотрел в окно на кружащиеся снежинки, а Катарина, собравшись с силами, дала ему новую затрещину, такую, что мужчина был вынужден сделать пару шагов вперед, чтобы не упасть.
– Пошел вон, холоп! – торжествуя победу, сказала бывшая данцигская горожанка.
Увидев, как его невенчанная супруга проявила характер, принц расхохотался. Через секунду Катарина заливалась смехом вместе с ним, а униженный лифляндский дворянин предпочел тихонько ретироваться в свою комнату-каморку, чтобы не выходить до ужина.
Тем временем, появился слуга с вязанкой дров и стал торопливо топить печь. Сидеть у огня было веселее, но в комнате все равно царил холод.
– Знаешь, никогда не любил пить, но сейчас хочу водки, чтобы согреться, – признался Густав.
– Зачем же дело стало? – удивилась Катарина.
Такой она и нравилась принцу больше всего – решительной, красивой, всё понимающей. Ее Высочество (в этом доме Котор, как правило, называли именно так) отдала распоряжение, и буквально через минуту появился слуга с целым бочонком водки.
– Нам столько не выпить, – по-немецки заметил принц…
Они сидели у огня, пили водку из маленьких рюмок и закусывали черной икрой, столь понравившейся Катарине, и балыком, который предпочитал Густав. Катарина снова загрустила.
– Что с тобой? Ты плохо спишь по ночам, стала нервной, – с тревогой спросил принц.
– Конечно, я стала нервной. Каждый вечер я засыпаю с тревогой в душе и с тревогой же просыпаюсь по ночам. Да, я стала такой нервной, что порой заставляю трепетать твоих слуг и готова напуститься на придворного.
Катарина промолчала и не сказала о том, что, подобно принцу, который утешал себя химическими опытами, она стала искать утешения в русской водке и хорошо хоть не перешла опасную грань и не сделалась рабыней алкоголя. Раньше, когда принц Густав спрашивал, что с ней, Катарина, пересиливая себя, начинала казаться веселой, очаровывала любимого ослепительной улыбкой. В результате Густав не мог понять своих придворных – отчего им мерещится, что Катарина мрачна, злобна и ворчлива?
Но сейчас, то ли снег был тому виной, то ли не было больше сил держать в душе то, что накопилось, и Катарина сказала:
– Странно, что нас еще не выгнали из этого дома. Кому мы нужны?! Москва ведет переговоры с польским королем. А значит – нам не видать Риги как своих ушей. Царь не любит меня, простолюдинку, тебя, принца, может и пожалеет, а меня выгонит.
Густав вздохнул про себя, вспомнив, как непросто было ему отстоять Катарину Котор. Царь Борис вызвал его во дворец и долго воспитывал. Объяснял, что принц подает плохой пример своим потенциальным подданным, живя с чужой женой, называя своими рожденных вне брака детей, говорил, что принц не обычный человек и не должен так поступать. Что пора ему прекратить катать свою данцигскую знакомую на роскошных санях по городу, а самое лучшее – отправить ее обратно в Данциг и пусть вымаливает у мужа прощение.
Царь удивлялся, как это принц не понимает: политик не должен так поступать, это вредит авторитету и карьере. Густав всё понимал и удивлялся – когда же, наконец, государь осознает, что любовь бывает сильнее благих намерений. В какой-то момент принцу Густаву показалось, а вдруг царь Борис и в самом деле хотел отдать за него прекрасную и не по годам мудрую царевну Ксению, и потому стремится убрать от него Катарину? Но тут царь словно утратил к нему интерес и велел:
– Ступай!
Принц размышлял: рассказывать о визите во дворец Катарине или нет? Она же тихонько сказала:
– Впрочем, и тебя могут выгнать или просто удавить, ведь русским известно, что за письмо ты несколько месяцев назад пытался передать для короля Сигизмунда.
Вот тут Густаву стало по-настоящему холодно. Царь лишь слегка, мимоходом пристыдил его, но в этот момент шведу показалось: «Всё. Он лишний на этом празднике жизни. Теперь никто уже не станет ему доверять».
После напоминания Катарины о его неразумном поступке, принцу захотелось побыть одному. Густав сказал, что идет ставить химический опыт, и покинул фаворитку.
Катарина Котор недолго оставалась у печки одна. В комнату с поклоном вошел слуга-немец. Доложил:
– Прибыл дьяк Посольского приказа Афанасий Власьев.
Слово «дьяк» слуга произнес по-русски.
В тот момент Катарина был так расстроена, что даже не обратила внимания на то, что слуга не назвал Афанасия Ивановича дьяком Казанского дворца, а указал более высокую должность.
