Свидетель с копытами - Трускиновская Далия Мейеровна (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Скес поклонился и ушел. Внизу его ждал Никодимка с мешком провианта. Скес сел на лошадь, что ждала его у ворот, принял мешок, уложил перед собой и легко ударил лошадь каблуками. Пречистенка в этот час была пуста. Яшка, знавший в окрестностях архаровского особняка все переулки, быстро выбрался к наплавному мосту, пересек реку и по Мытной пустил лошадь широкой рысью.
К биваку, который архаровцы устроили на берегу Москвы-реки, он прибыл перед рассветом, сдал мешок Тимофею и завалился спать.
Бивак был в удачном месте, где течением вынесло к берегу немало топляка. Он годился на топливо для костерка, а несколько бревен служили мебелью. Ночевали, понятное дело, не у воды, а подальше, на опушке, где громоздились кучи нарубленных и подсохших веток. Они служили перинами. Чуть подальше, на лесной поляне, паслись лошади. Еще дальше стоял старый экипаж, взятый на время у помещика Савинова, который считал себя в неоплатном долгу перед Архаровым; это было запутанное дело с украденными изумрудами, тайными любовницами, незаконнорожденными младенцами и векселями на неимоверные суммы. У Савинова архаровцы могли при необходимости и ночевать, но гостеприимством не злоупотребляли.
Яшка проспал часа четыре, потом его растолкал Тимофей. Он добровольно кашеварил и не хотел кормить товарища остывшим варевом. Тогда и состоялся разговор об архаровских приказаниях.
Нужно было побродить вокруг усадьбы княгини Чернецкой и поискать следов противника. Так бы и сделали, но бивачная жизнь не соответствовала Сашиному здоровью. Когда он прихворнул, сперва архаровцы разозлились – вольно же было начальству прицепить к ним этот ходячий лексикон! Но Степан придумал вылазку, благо деньги и приличная одежда имелись.
Визит к княгине Чернецкой оказался удивительно удачен – именно она приютила голштинцев. Они ночевали у нее в дальнем флигеле. Яшка, как только появилась возможность, помчался к Архарову с донесением.
– Так будем брать, ваша милость? – нетерпеливо спросил он.
– Погодим. Отчего они не пожелали жить в охотничьем домике, а спрятались у княгини, навлекая на нее подозрения? Ты это можешь объяснить?
– Не могу, ваша милость, – печально ответил Яшка.
– Могло ли быть, что вы их спугнули?
Яшка в изумлении уставился на обер-полицмейстера. Было, было у архаровцев такое подозрение! У них не случилось встречи с голштинцами в лесу нос к носу, но человек, знающий лес, даже просто по птичьим голосам может понять – поблизости кто-то шастает, и это не медведь и не лось.
– Продолжайте наблюдение. Но пока – издали, издали! Смотрите – нет ли у них другого покровителя, кроме старухи Чернецкой. И… и поглядывайте в сторону Острова, орлы… Ох…
Архарову за то и шло жалованье из казны, чтобы он подозревал всех, невзирая на свои симпатии.
Вернувшись, Яшка передал распоряжение начальства.
А два дня спустя утром в лесу началась перестрелка. Голштинцы с кем-то воевали, а с кем – не понять!
Перед этим уже случилась вечером подозрительная стрельба, выстрелов не более восьми, и архаровцы, слушая ее издали, ломали головы – какую еще игру с экипажем затеял противник. Но сейчас гремело сущее сражение. Потом стало тихо.
Архаровцы оседлали коней и отправились в разведку.
Два часа спустя прибыли на бивак Тимофей и Степан. Потом, еще через час, явился Яшка.
– Где тебя носило? – спросил Тимофей.
Он был сильно озадачен – никак не мог понять, кто вдруг, ни с того ни с сего напал на голштинцев.
– Я в охотничьем домике побывал, сел возле него в засаду. Они не вернулись. А где господин Коробов?
– Он разве не с тобой был?
– Я думал, он с вами.
К Саше Коробову архаровцы относились снисходительно – как мужчины, умеющие ввязаться в драку и одолеть любого противника, к человеку, читающему ученые книжки, но не умеющему действовать кулаками. Он был прикомандирован к отряду в качестве знатока немецкого языка, большего от него не требовали. И вот, извольте радоваться, пропал.
– Заблудился, будь он неладен! – воскликнул Степан, а Яшка припечатал такой словесной конструкцией, что боцману парусного флота впору.
Но Саша не заблудился. Когда архаровцы уже собирались в спасательную экспедицию, он выехал на берег, да не один.
– Мать честная, Богородица лесная… – прошептал Степан. Это любимое архаровское присловье переняли и подчиненные.
– Это же старухи Чернецкой внучка, – сразу опознал Яшка.
– Удача, – тихо сказал Тимофей. – Братцы, удача…
Лизанька была готова к тому, что увидит странных гостей, которые провели в усадьбе две ночи. Но все равно побаивалась – мало ли что. Она даже не сразу согласилась сойти с коня.
Люди-то были – мужчины, причем двое – здоровенные детины, один бородатый, другой страшнее черта, хотя княгининым приживалкам он отчего-то понравился. Яшка Скес тоже доверия не внушал. Вот разве что Саша Коробов…
Хотя Лизанька, как всякая хорошо воспитанная девица на выданье, стеснялась первая начинать беседу с мужчинами, но пришлось.
– Я должна вернуться домой, – сказала Лизанька. – Бабушка, наверно, уже повсюду людей разослала…
– Мы не можем вас отпустить, – ответил старший, тот бородатый, который тогда в усадьбе изображал кучера. Его звали Тимофеем, так к нему обращался уродливый, но очень благовоспитанный Степан. Игравший роль шустрого лакея Яша и Саша Коробов называли этого человека Тимофеем Кондратьевичем, причем Яшка (его иногда окликали «Эй, Скес!») – с веселым ехидством, а Коробов – с уважением.
– Он прав, сударыня, – добавил Саша. – Нас всего четверо, мы не можем дать вам провожатого…
– И не хотим. Мы должны держаться вместе. Сами видели – в этой местности неспокойно. Стреляют, – Тимофей был невозмутим. – Сами говорили же – вас чуть не подстрелили. Вам придется побыть с нами, пока…
– Пока не выполним поручение некой особы, – завершил Степан.
Лизанька чуть не заплакала. Она представила, что творится в усадьбе.
– Жалко мне вас, барышня, а помочь сейчас не можем, – в голосе Тимофея, впрочем, не было ни малейшей жалости. – Ночевать будете с нами…
– Нет! – вскрикнула девушка. Мало ей было бед – так еще и изволь спать в обществе четверых мужчин!
– Мы вам дадим епанчу – завернуться. Ничего страшного. Мы вас устроим подальше от реки, нарежем веток, целую перину смастерим, положим в экипаж – вот вам и крыша над головой. Там в овражке ручей – и чистой водицы напьетесь, и умоетесь. А теперь расскажите-ка с самого начала, что это была за перестрелка.
– Я не знаю! Я до смерти испугалась!
– Погоди, брат, – сказал Степан. – Не с того конца за дело берешься. Барышня нас боится – она не понимает, отчего мы тогда в усадьбе врали. И объяснить это сейчас никак невозможно. Лизавета Андреевна, давайте сядем и потолкуем…
– Нет!
Лизаньке было страшно и стыдно: как это – сидеть на бревне рядом с мужчиной? Да еще таким страшным, как этот Степан?
Архаровцам тоже было не по себе. Им только возни с напуганной девицей недоставало…
Поручение, которое дал им московский обер-полицмейстер, предполагало, что придется расспрашивать и женщин, но брать их на свое попечение – Боже упаси!
– Яшка, беги к рощице, веток наруби, – сказал Тимофей. – Мы устроим барышню в экипаже, где она будет безопасна, а говорить с ней будет кто-то один из нас. Степаша, обиходь коня – разнуздай, своди на водопой.
Но Лизанька, хоть и сошла наземь, вцепилась в гриву и в уздечку, полагая в Амуре свою единственную защиту. Теперь она понимала – не нужно было ехать за господином Коробовым, ничего хорошего из этого не вышло.
Выход из положения нашел Степан Канзафаров. Он вручил девушке пистолет, который сам же при ней и зарядил.
– Когда кто из нас будет себя вести скверно, можете пригрозить, – сказал Степан. О том, что пороха он насыпал с пшеничное зернышко, Степан докладывать не стал.
Лизанька взяла тяжелый пистолет и действительно почувствовала себя более уверенно.
Ей устроили мягкое и упругое ложе из срезанных еловых веток, покрытое плотной епанчой, покрыли этими ветками весь пол экипажа, но ей казалось – стоит сесть на еловую перину, и стоящий перед ней рослый собеседник, глядящий на нее сверху вниз, непременно чего-нибудь дурного натворит. Так что беседа, которая, по сути, была допросом, происходила на берегу, прямо на ходу, словно во время увеселительной прогулки.
