Шаман - Гордон Ной (читать книги онлайн полностью без регистрации .txt) 📗
— Пирог, — сказал Роб, и это слово повторили Сара и Алекс.
— Пирог, — сказал он, повернувшись к Шаману.
Ничего не получалось. У него защемило сердце. Не мог же он, в конце концов, и правда позволить сыну голодать, подумал он; немой ребенок в любом случае лучше мертвого ребенка.
И он угрюмо отрезал себе кусочек.
— Пирог!
Это был вопль возмущения, удара по всей несправедливости мира. Голос был знакомым и любимым, и этот голос Робу уже давненько не доводилось слышать. Однако он сидел с глупым видом и пытался понять, не исходил ли крик от Алекса.
— Пирог! Пирог! Пирог! — кричал Шаман. — Пирог!
Его тельце дрожало от ярости и разочарования. Лицо Шамана было мокрым от слез. Он шарахнулся от матери, пытавшейся вытереть ему нос.
На данный момент стоит забыть о вежливости, подумал Роб Джей; «пожалуйста» и «спасибо» можно будет потихоньку ввести потом. Он показал на свои губы.
— Да, — сказал он сыну, кивая и одновременно отрезая огромный кусок пирога. — Да, Шаман! Пирог!
Ровный, покрытый высокой травой участок земли к югу от фермы Джея Гайгера был куплен у правительства шведским иммигрантом по имени Август Лунд. Лунд целых три года поднимал целину, но весной четвертого года его молодая жена заболела холерой и вскоре умерла, и ее потеря отравила для него это место и погрузила его в уныние. Джей купил у него корову, а Роб Джей — упряжь и кое-какие инструменты; они оба переплатили, потому что знали, как отчаянно Лунд хотел уехать. Он вернулся в Швецию, и в течение двух сезонов его участок с недавно поднятой целиной уныло лежал под небом прерии, словно брошенная женщина, изо всех сил пытающаяся снова стать такой, какой была когда-то. Затем участок был продан каким-то брокером в Спрингфилде, и несколько месяцев спустя на ферме появился караван из двух фургонов, где сидели один мужчина и пять женщин — они собирались поселиться на этой земле.
Если бы они оказались сутенером и проститутками, и тогда бы вызвали куда меньше волнения в Холден-Кроссинге. Но это был священник с монахинями римско-католического ордена Святого Франциска Ассизского, и по всему округу Рок-Айленд моментально разнеслась весть о том, что они прибыли, чтобы открыть приходскую школу и обратить невинных детей в папизм. Холден-Кроссингу были нужны и школа, и церковь. Любой проект, скорее всего, годами оставался бы на стадии обсуждения, но прибытие францисканцев вызвало лихорадочную деятельность. После серии «социальных вечеров» в гостиных был создан строительный комитет, призванный собирать средства на строительство церкви.
— Они просто не могут договориться, словно поссорившиеся дети. Одни хотят простую бревенчатую хижину, потому что это недорого. Другие хотят, чтобы у церкви был деревянный каркас, или кирпичный, или каменный, — возмущалась Сара. Лично ей понравился вариант с каменной постройкой, с колокольней, шпилем и окнами из цветного стекла — как в настоящей церкви. Споры не утихали все лето, осень и зиму, но к марту, осознав тот факт, что горожанам также придется платить за возведение здания школы, строительный комитет выбрал простую деревянную церковь, стены в которой следует обшить обычными стругаными, а не специальными обшивочными досками, и побелить. Разница в мнениях по поводу архитектурных особенностей строения блекла рядом с жаркими дебатами относительно присоединения к какой-то конкретной конфессии. В Холден-Кроссинге проживало больше баптистов, чем представителей любой другой группы, и решение приняло большинство. Комитет связался с конгрегацией Первой баптистской церкви Рок-Айленда, которая помогла и советом, и небольшими наличными средствами, на первое время, чтобы помочь новой дочерней церкви встать на ноги.
Объявили о сборе денег, и Ник Холден поразил всех самым большим взносом — целых пятьсот долларов.
— Ему понадобится нечто большее, чем благотворительность, чтобы все-таки пробраться в Конгресс, — сказал Роб Джей Гайгеру, — ведь Хьюм хорошо потрудился, и номинация от Демократической партии уже у него в кармане.
Вскоре его предположение подтвердилось, поскольку разнеслись слухи, что Холден порвал с демократами. Кое-кто считал, что Ник станет искать поддержки у либералов, но вместо этого он объявил себя членом Американской партии.
— Американская партия? Никогда не слышал, — заметил Джей.
Роб просветил его на сей счет, припомнив антиирландские проповеди и статьи, с которыми он сталкивался повсюду, когда жил в Бостоне.
— Это партия, которая прославляет родившихся здесь белых американцев и поддерживает притеснение католиков и иностранцев.
— Ник играет на любых страстях и страхах, которые только может найти, — вздохнул Джей. — Как-то вечером, стоя на крыльце магазина, он предупреждал народ об опасной, хотя и небольшой группе сауков во главе с Маквой, словно они — банда Черного Ястреба. Кое-кого ему даже удалось обработать. Заявил, что, если мы не будем начеку, то произойдет кровопролитие: всем фермерам перережут горло. — Он поморщился. — Ох уж этот Ник. Настоящий политик.
Однажды Робу Джею пришло письмо от его брата, Герберта, который остался в Шотландии. Это был ответ на письмо, посланное Робом за восемь месяцев до этого, где он описывал свою семью, практику, ферму. В письме он нарисовал реалистичную картину жизни в Холден-Кроссинге и попросил Герберта рассказать ему, как живут те, кого он любил в родной стране. В письме брата содержалась ужасная, хоть и вполне ожидаемая новость, поскольку, когда Роб сбежал из Шотландии, он знал, что матери осталось жить недолго. Она умерла спустя три месяца после его отъезда, писал Герберт, и ее похоронили рядом с их отцом на болотистом «новом дворе» церкви в Килмарноке. Брат отца, Рэйналд, умер на следующий год.
Герберт писал, что увеличил поголовье овец и построил новый сарай, используя камень, добытый у подножия утеса. Он упоминал об этом вскользь: ему явно было приятно сообщить Робу, что дела на ферме идут отлично, но он старательно избегал даже намека на свое процветание. Роб понял: Герберт опасается, что брат вернется в Шотландию, ведь у Роба Джея, как у старшего сына, — неотъемлемое право на землю. Накануне отъезда из Шотландии он ошеломил Герберта, который страстно любил разводить овец, подписав документы на аренду земли с правом перехода ее по окончании срока младшему брату.
Герберт написал, что женился на Алисе Брум. Отцом ее был Джон Брум, судья на выставке овец в Килмарноке; его жена, Эльза, происходила из рода Мак-Ларкин. Роб очень смутно помнил Алису Брум, худую девочку с мышиными волосами, которая, неуверенно улыбаясь, прикрывала рот ладонью, чтобы спрятать слишком длинные зубы. У них с Гербертом уже родилось три дочери. Но Алиса снова забеременела, и на сей раз Герберт надеялся на сына, поскольку овечья ферма росла и ему нужен был помощник.
«Теперь, когда политическая ситуация успокоилась, не собираешься ли ты вернуться домой?»
Роб почувствовал напряженность вопроса по тому, каким неразборчивым стал почерк Герберта, почувствовал его стыд, и липкий пот, и дурное предчувствие. Он сразу же сел писать ответное письмо, чтобы рассеять страхи брата. Он написал, что не вернется в Шотландию — разве что приедет туда ненадолго, в гости, если будет здоров, благополучен в финансовом плане и отойдет от дел. Он передал привет невестке и племянницам и похвалил Герберта за достигнутые успехи; очевидно, добавил он, что семейная ферма Коулов попала в надежные руки.
Закончив писать, он пошел прогуляться вдоль реки, до кучи камней, отмечающей границы его участка и участка Джея. Он знал, что не уедет отсюда. Иллинойс пленил его, несмотря на снежные бури, разрушительные торнадо и колоссальную разницу температур летом и зимой. А возможно, именно благодаря всему вышеперечисленному и многому другому.
На этой ферме Коулов земля была куда лучше, чем в Килмарноке: плодородный слой глубже, воды больше, трава сочнее. Он уже даже чувствовал ответственность за свою ферму. Он впитал ее запахи и звуки, полюбил жаркие, с кисловатым ароматом, летние утра, когда под порывами ветра начинали шелестеть высокие травы, и суровые, ледяные объятия зимы со снежными заносами. Это была его земля, только его.
