Набат. Книга вторая. Агатовый перстень - Шевердин Михаил Иванович (версия книг txt) 📗
— Не смей бить!.. Застрели, но не смей измываться.
Нукеры столпились и жадно смотрели.
— Возьмите её! Отдаю вам на утеху. Играйте с ней, пока не подохнет! — крикнул Касымбек и снова замахнулся нагайкой.
— Не смейте!..
Рука с поднятой нагайкой повисла в воздухе.
Стало светлее, и Касымбек взглянул на стоявшую перед ним женщину. Чёрные, блестящие волосы её были взлохмачены, покрыты грязью и волнистыми космами падали на лицо. Кровь из раненого лба рубиновыми каплями скатывалась по прядям. Разодранное платье висело лохмотьями и обнажало нежные маленькие груди, залитые кровью и скрученные арканом. Касымбек с трудом оторвал взгляд от них и, бормоча: «Такое прекрасное тело», попытался разглядеть лицо. На него глянули такие глаза, от которых ему стало жарко. И снова он пробормотал: «Красавица!»
Всё ещё держа поднятой камчу, он вдруг заорал:
— Развязать. Проклятые!
Он ударил саблей плашмя одного из нукеров, тащивших красавицу, и сам взрезал аркан. Веревки упали на землю. Первым движением женщина прикрыла себя лохмотьями и бессильно опустилась на дорогу.
— Коня! — снова заорал Касымбек. Он стащил с себя белый козьего пуха халат, накинул на женщину, закутал её и одним рывком посадил в седло. Затем он сам вспрыгнул на коня и погнал его в степь.
В первом же кишлаке Касымбек остановился. Он приказал кишлачным женщинам обмыть раны женщины, одеть её во всё новое. Сам он сидел в михманхане местного старшины, глядел в пространство перед собой и изредка восклицал:
— Нет такой красавицы в мире!
Через каждые полчаса он посылал на женскую половину узнать, как чувствует себя прекрасная пленница. И только узнав, что раны её ничтожны и что красавица спит, он успокоился.
Запретив всем находившимся на дворе шуметь и даже разговаривать, Касымбек, дабы не побеспокоить сон женщины, сам тоже прилег отдохнуть.
Очнулся он от крика: «Господин, господин, стряхните с себя сон!» Касым-бек поднял голову. Наклонившись над ним стоял его нукер.
— Господин! Прибыли Ибрагимбек.
Не успел Касымбек прийти в себя, как Ибрагимбек сам вошел в михманхану, грузно покачиваясь на своих, ножищах. Он остановился посреди комнаты и громогласно произнес приветствие:
— Салом-алейкум, Касымбек. Ты храпишь тут, а на Тупаланге хлещет кровь из грудей мусульман.
Не дожидаясь приглашения, Ибрагимбек плюхнулся на ситцевый тюфяк и крайне громко и неприлично зeвнул.
— Ты куда поехал, Касымбек, а? Где твоя клятва, а? Священная клятва, а?
Налившиеся кровью глаза Касымбека на опухшем страшном лице говорили о том, что гнев начинает овладевать им. Он бегал глазами по паласу, ища своё оружие.
— Ты что же струсил? — продолжал Ибрагим.
В ответ послышалось нечто похожее на звериное ворчание. «Куда девалось оружие», — думал Касымбек, но вслух проговорил:
— Жизненная нить моего брата порвалась...
Сразу Ибрагимбек перестал гаерничать и погладил благовейно бороду.
— Гм, гм, кисмет! Судьба, — сказал он. — Ты куда же теперь?
— Ещё не решил.
Ибрагимбек обернулся.
— Вон! — заорал он на своих людей, набившихся за ним в михманхану. Когда все выбежали, он подсел к Касымбеку и быстро заговорил хриплым шёпотом, пересыпая слова самыми грубыми ругательствами:
— Муж этой халифской сучки, турецкий великий начальник, на нашу голову наложить хочет. С какой стати и до каких пор я, старый волк, стану гнуть спину или вытягиваться «симирна» (он так и сказал по-русски) перед господином пашой, обежавшим бесштанным из Стамбула. Почему он тут раскомандовался: Ибрагим сюда, Ишан Султан туда, Касымбек сюда, а? Мы, Ибрагим, назначены самим эмиром главным командующим, и волею аллаха воевали неплохо. Нам доверяют могущественные инглизы. Зачем этот турок сюда приехал, кто его звал весь мир завоевывать, проклятый ублюдок.
Выпалив всё наболевшее единым духом и ещё раз крепко выругавшись, Ибрагим принялся усиленно отирать сатиновым красным платком лицо, шею, волосатую грудь, видневшуюся в разрезе рубахи. Касымбек прикрыл глаза красными веками без ресниц и всё выжидающе молчал. Лицо его застыло безжизненной, пепельно-серой маской. Он твёрдо решил ещё в день битвы в Ущелье Смерти уйти подальше от беды в Бальджуан. Сейчас он слушал Ибрагимбека с любопытством, хотя и недоверчиво. Все знали загребущую натуру конокрада Ибрагимбека и его неукротимое властолюбие. Но Касымбек чувствовал себя больным, и военное дело утомляло его в последнее время, а Ибрагимбек с детских лет не выпускал оружия, и для него отрубить голову человеку ли, барану ли не составляло никакой разницы. Касымбек знал, что Ибрапшбек враждовал с Энвербеем, действовал по своему усмотрению. Энвербей был «чужаком». Народ плохо верил ему, громкие разговры о величии ислама были простому народу чужды. За Энвербеем шли джадиды, духовенство, состоятельные горожане. А Ибрагимбек обещал дехканам всякую «пользу» и глухо намекал насчёт земли и воды. Да и разговаривал он с народом на своём понятном языке, а Энвербей всё ещё объяснялся на какой-то ужасающей мешанине из турецких, персидских и немецких слов... И всё же Касымбек колебался. У Касымбека и пятисот сабель не наберётся, а у Ибрагима-конокрада имеется четыре-пять тысяч, да он ещё хвастается, что англичане ему присылают двадцать тысяч винтовок. Скажи что-нибудь не так... несдобровать... Да здесь ещё рядом за стеной такая красави-ца, при воспоминании о которой Касымбека от похотливых желаний бросало в холод и в жар...
— Ну, — прервал Ибрагимбек молчание, — ты что, подавился?
— Не кричи, — усмехнулся Касымбек. Прежде чем из наших голов не на-делают чаш для кумыса, давай наполним чаши наших голов вином...
Он хлопнул в ладоши. Появился нукер.
— Принеси белого чаю. Возьми в хурджуне.
— Но закон, но закон... Ислам! — закряхтел Ибрагимбек, увидев, что из носика чайника льётся прозрачная струйка водки,
— Всё в воле аллаха, — проговорил Касымбек и провел ладонями и по щекам и по почти вылезшей бороде.
— Хха-ха-ха, хха-ха-ха! — По воле аллаха! — разразился диким хохотом Ибрагимбек, опорожнив пиалу, и бесцеремонно наливая себе из чайника ещё водки. — В воле божьей живут эти у русы!
Он выпил, оглянулся во все стороны и быстро заговорил:
— Господам инглизам не по душе Энвер.
— Э? — удивился Касымбек. — А я думал...
— Подожди...
Ибрагимбек наклонился всем туловищем к двери и рявкнул:
— Амирджана, позовите сейчас же Амирджана. Того, из Самарканда который приехал.
Вошел Амирджанов, поклонился и сел. Держался он свободно, почти над-менно.
Во время утренней перестрелки все внимание Файзи и бойцов отряда отвлеклось появлением басмачей. Когда началась стрельба, Амирджанов спокойно спустился с холма, разыскал своего коня и уехал.
Сутки он плутал по долине, пока не наткнулся на банды Ибрагимбека, в полном беспорядке скакавшие в восточном направлении. Те, кто знал Амир-джанова по Бухаре и его службе в особом отделе, поразились бы, как запросто и спокойно он держится с Ибрагимбеком, Очевидно, встречались они не в первый раз.
Сейчас Ибрагимбек при виде Амирджанова только хмыкнул и показал ему глазами на Касымбека.
— Знаешь его? — он хотел сказать «прокаженного», но поостерегся и вместо этого протянул: — «Храброго воина?»
Устроившись поудобнее и откашлявшись, Амирджанов заговорил. Фразы он строил очень четко, но осторожно, с оглядкой:
— Высокие доброжелатели наши, вы знаете о ком я говорю, господин Касымбек, весьма довольны успехами воинов Горной страны, их воинскими подвигами. Генерал Энвербей одержал в прошлом году немалые победы. Тут он сделал небольшую паузу, так как со стороны Ибрагимбека послышалось недовольное рычание.
— Да, победы, — продолжал, немного поморщившись, нетерпеливо Амирджанов. — Имеются в виду именно победы Энвербея. Вполне естественные победы, ибо он изучал высокое полководческое искусство, у весьма опытных и умелых «джермани». Но, но... постойте, я не кончил, — замахал он руками на побагровевшего Ибрагимбека. — Энвербей, конечно, не мог ничего без помощи столь прославленных воинов как Ибрагимбек, Касымбек, Даниар-Курбаши... Но позвольте мне перейти к делу. Вы уже знаете, что Кухистан должен остаться свободным от большевиков. Советская власть — враг и наш и инглизов. И инглизы не возражали и даже советовали эмиру Сеид Алимхану, да произнесено будет имя его с надлежащим уважением, назначить опытного военачальника турка Энвера командующим силами ислама в Бухаре (снова Ибрагимбек заворчал и засопел). И вы знаете, инглизы не жалели денег, оружия и товаров. Победы воинов вызывают радость и удовольствие инглизов, объявивших войну Ленину и его Советам. Инглизы содействовали нашим победам. Но... гм... так сказать, господин Энвербей, пользуясь поддержкой инглизов и почтенных людей, возымел... мысль, так сказать... э... У Энвербея появились сомнения: надлежит ли после победы передать из рук в руки эмиру Алимхану трон Бухары.
