Очищение - Харрис Роберт (читать книги полные .TXT) 📗
— Нет-нет! Я совсем не это имею в виду. Я просто хочу, чтобы ты попросил одного человека поговорить с другим человеком, а потом рассказал бы мне, о чем у них пойдет разговор.
Санга заметно расслабился.
— Ну что же, я думаю, что это-то я смогу. А кто эти люди?
— Один из них — Публий Умбрений, вольноотпущенник Лентула Суры, который часто выступает как его секретарь. Он когда-то жил в Галлии. Может быть, ты его знаешь?
— Действительно, я его знаю.
— Другим человеком должен быть галл. Мне не важно, из какого района Галлии он будет. Просто галл, которого ты знаешь. Идеально, если это будет эмиссар одного из племен. Уважаемый человек здесь, в Риме, и человек, которому ты абсолютно доверяешь.
— И что ты хочешь, чтобы этот галл сделал?
— Я хочу, чтобы он встретился с Умбрением и предложил ему организовать восстание против Рима.
Когда Цицерон накануне впервые объяснил мне свой план, то я лично пришел в ужас; и думаю, что прямолинейный Санга чувствовал себя точно так же. Я думал, что он всплеснет руками и, может быть, даже выбежит из комнаты. Но деловых людей, как я в этом позже убедился, очень сложно шокировать. Гораздо сложнее, чем солдат или политиков. Деловому человеку можно предложить все, что угодно, и он всегда согласится хотя бы поразмыслить над вашим предложением. Санга просто поднял брови.
— Ты хочешь заставить Суру совершить акт государственной измены?
— Не обязательно измены, но я хочу понять, до каких пределов безнравственности он со своими соратниками может дойти. Мы уже знаем, что они без зазрения совести готовили убийство, резню, поджоги и восстание. Единственное преступление, которое, на мой взгляд, осталось — это союз с врагами Рима… — Тут Цицерон быстро добавил: — Это не значит, что я считаю галлов врагами Рима, но ты понимаешь, к чему я веду.
— Ты думаешь о каком-то конкретном племени?
— Нет, это я предоставляю решить тебе.
Санга замолчал, обдумывая услышанное. У него было удивительно подвижное лицо, и нос его постоянно шевелился. Он стучал по нему и вытягивал его. По внешнему виду Санги было понятно, что он чует поживу.
— У меня много деловых интересов в Галлии, а торговля возможна только в спокойные, мирные времена. Единственное, чего я боюсь, это того, что мои галльские друзья могут стать в Риме еще менее популярными, чем они есть сейчас.
— Я гарантирую тебе, Санга: если твои друзья помогут мне вывести на чистую воду участников этого заговора, то к тому моменту, как я с этими участниками покончу, галлы станут национальными героями.
— Ну, я думаю, что мы должны обсудить вопрос и моего участия во всем этом…
— Твоя роль будет абсолютно секретной, и, с твоего согласия, о ней будут знать только губернаторы Дальней и Ближней Галлии. Оба они мои хорошие друзья, и я уверен, что они по достоинству оценят твой вклад в эту операцию.
Увидев возможность заработать, Санга впервые за все утро улыбнулся.
— Ну что же, если ты так ставишь вопрос, то я думаю, что знаю племя, которое тебе подойдет. Аллоброги, которые контролируют Альпийские перевалы, только что прислали в Рим делегацию, чтобы пожаловаться на налоги, которые им приходится отсылать в Рим. Они прибыли пару дней назад.
— А они воинственные?
— Очень. Если я смогу им намекнуть, что их петиция будет рассмотрена с пониманием, уверен, что в ответ они согласятся на многое.
— Ты не одобряешь? — обратился ко мне Цицерон после того, как Санга ушел.
— Я не имею право голоса, Цицерон.
— Но я же вижу, что ты не одобряешь! Это видно по твоему лицу. Ты считаешь, что расставлять ловушки — это бесчестно. А хочешь, я тебе скажу, что действительно бесчестно, Тирон? Бесчестно продолжать жить в городе, который ты мечтаешь уничтожить! Если у Суры нет никаких намерений изменить, то он быстро отошьет этих галлов. Но если он согласится рассмотреть их предложение, то претор будет у меня в руках. Тогда я лично выведу его к городским воротам и дам хорошего пинка для скорости. А потом Целер и его армия покончат с ними со всеми. И никто никогда не скажет, что это бесчестно.
Он говорил с такой страстью, что почти убедил меня.
X
Суд над новоизбранным консулом Лицинием Муреной по обвинению его в подкупе избирателей начался 15 ноября. На него было отведено две недели. Сервий и Катон выступали от имени обвинения; Гортензий, Цицерон и Красс — от имени защиты. Это было большое событие, проходившее на Форуме, и только присяжных насчитывалось около девяти сотен человек. Жюри было пропорционально составлено из сенаторов, всадников и уважаемых горожан: в него входило слишком много членов, и это сводило к минимуму возможность манипуляции ими, хотя, с другой стороны, было трудно предсказать, как они будут голосовать. Обвинение подготовило практически выигрышное дело. У Сервия была масса свидетельств того, как Мурена покупал голоса, и он доложил о них сухим юридическим языком, а потом длительное время распространялся о предательстве Цицероном их дружбы, потому что консул поддержал обвиняемого. Катон придерживался линии стоиков и говорил о тех гнилых временах, в которые мы живем, когда публичные посты можно купить за банкеты и игры.
— Разве ты, — громыхал он в суде, обращаясь к Мурене, — не хотел получить верховную власть, верховый пост и влияние на все правительство страны, потворствуя самым низким инстинктам людей, пудря им мозги и проливая на них дождь развлечений? Ты что, хотел получить должность сводника у группы испорченных молодых людей или все-таки пост руководителя страны у граждан Италии?
Мурене все это не нравилось, и его постоянно успокаивал молодой Клавдий, который руководил его предвыборной кампанией. Все дни суда он сидел рядом с новоизбранным консулом и развлекал его своими остроумными комментариями. Что же касалось его защитников, то вряд ли Мурена смог бы найти лучшую команду. Гортензий, который все еще не мог забыть своего позора во время суда над Рабирием, жаждал доказать, что он еще способен убедить в чем-то суд. Красс, надо признать, был не очень сильным адвокатом, но одно его присутствие на суде придавало защите дополнительный вес. Что касается Цицерона, то его держали в резерве для последнего дня суда, когда он должен был сделать заключение для жюри.
Во время слушаний хозяин сидел на рострах, читал или писал и только изредка поднимал голову и смотрел на выступающих, притворяясь пораженным или восхищенным тем, что слышал. Я располагался сразу за ним, подавая консулу документы и выслушивая его распоряжения. Почти ничего из того, что Цицерон делал на заседаниях суда, не имело к самому суду никакого отношения, потому что помимо того, что ему надо было каждый день присутствовать в суде, консул теперь один отвечал за весь Рим и с головой ушел в администрирование. Из всех частей Италии поступали доклады о волнениях: из каблука и подошвы, колена и бедра. Целер занимался арестами бунтовщиков в Пицениуме. Ходили даже слухи, что Катилина готов пойти на отчаянный шаг и начать вербовать в свою армию рабов в обмен на их освобождение; если это произойдет, то пожар бунтов вспыхнет по всей стране. Надо было срочно набирать новых солдат, и Цицерон убедил Гибриду стать во главе еще одной армии. Он сделал это, с одной стороны, чтобы продемонстрировать единство консулов, а с другой — чтобы убрать Гибриду подальше от города, так как все еще не был до конца уверен в лояльности своего коллеги, в том случае, если Сура и его приспешники начнут в городе беспорядки. Мне показалось сумасшествием отдать в руки человеку, которому не доверяешь, целую армию, но Цицерон отнюдь не был сумасшедшим. Помощником Гибриды он назначил сенатора с тридцатилетним военным стажем — Петрея — и вручил ему запечатанный конверт с инструкциями, который надо было вскрыть только тогда, когда армия соберется вступить в открытый бой с противником.
С приходом зимы Республика оказалась на грани коллапса. Во время народной ассамблеи Метелл Непот яростно набросился на Цицерона с критикой его консульства, обвиняя его во всех смертных грехах и преступлениях — диктаторстве, слабости, трусости, опрометчивости и соглашательстве.
