Паруса смерти - Попов Михаил Михайлович (версия книг .TXT) 📗
Дон Антонио поморщился.
— Не наказывайте его. Скорее всего, он тоже обманут. Такой дьявол, как Олоннэ, способен обмануть не только священника, но и кое-кого повыше.
— Вы что, имеете в виду Папу Римского?
— Это не важно, кого я имею в виду.
На этом скатывавшийся в богословскую пропасть спор был прерван. «Вальядолид» вышел из бухты, и глазам испанцев открылась впечатляющая картина. Впрочем, разобраться, в чем суть происходящего, было не так просто. Три из пяти испанских судов вели артиллерийскую дуэль с двумя корсарскими, причем без особого успеха, об этом говорил их весьма потрепанный вид. Один из них даже лежал на боку; столь опасными оказались пробоины в корпусе, что команде пришлось сбросить в воду пушки с противоположного борта. Как боевая единица этот галион ничего из себя не представлял. Но здесь-то хоть все было более-менее ясно. Недоумение вызывало поведение двух других испанских кораблей. Припав к окуляру своей подзорной трубы, дон Фернандес определил:
— Они взяты на абордаж.
У дона Антонио и дона Рауля тоже были подзорные трубы, и им тоже удалось рассмотреть, что на верхних палубах галионов идет жесточайший рукопашный бой, грохочут мушкеты, пистолеты, сверкают лезвия абордажных сабель и клинки палашей и шпаг.
— Но каким образом это могло произойти?! — выразил их общее с капитаном недоумение губернатор. И основания испытывать это недоумение у него были весомые. Дело в том, что корсарские корабли, а это были «Месть» и «Венера», качались на волнах не менее чем в двух кабельтовых от галионов — идеальное расстояние для артиллерийского боя. И бой этот, надо думать, имел место некоторое время назад. И на корсарских и на испанских судах были заметны его следы. Если не смертельные, то отчетливые.
— В самом деле, что тут произошло? — прошептал дон Рауль, поворачивая то вправо, то влево свою подзорную трубу.
Дон Фернандес бросил разглядывание:
— Кажется, я понимаю что.
Взгляды всех находившихся на мостике обратились к нему.
— Лодки.
— Что вы хотите сказать этим словом?
— Одну можно увидеть достаточно отчетливо, ее корма выглядывает из-за кормы «Саламандры».
— Да, вижу, кажется, это действительно пирога. И что это значит?
— А теперь посмотрите туда. — Адмирал показал на лесистый берег. — Густые заросли подходят к самой воде. Когда наши корабли ввязались в бой, люди Олоннэ вытащили укрытые в зарослях пироги и незаметно подплыли с противоположного борта, пользуясь тем, что внимание сражающихся отвлечено. Для подобной операции нужно всего несколько минут. А когда первые корсары вскарабкались на борт, сделать уже ничего было нельзя.
Объяснения адмирала были столь убедительны, что никто не попытался возражать или переспрашивать.
— Ставьте все паруса, дон Рауль, — совсем тихо; сказал дон Фернандес.
— Что же нам теперь делать? — растерянно поинтересовался губернатор.
— А мы уже делаем. Уносим ноги. Думаю, час-полтора у нас в распоряжении есть. Сражение на борту «Саламандры» и «Бетиса» началось совсем недавно.
— А остальные?
— Кто сможет последовать за нами, тот последует.
Губернатор помялся и снова потеребил бороду, словно это именно она была источником его сомнений.
— Но, как бы это сказать…
— Вы хотите сказать, ваше высокопревосходительство, что мы поступаем не слишком благородно?
— Не совсем так, но…
— Любая попытка вмешаться в происходящие там события приведет к полному нашему поражению. «Мерида» едва на плаву держится. «Саламанка» на дне бухты, «Бетис» и «Саламандра» фактически потеряны. Какими силами прикажете сражаться с целой корсарской флотилией? Мы попали в хитроумно подготовленную засаду — кстати, во многом благодаря вам, ваше высокопревосходительство.
Краска бросилась в лицо губернатору, грудь его стала возмущенно раздаваться, но флотоводец лишь махнул на него рукой:
— Оставьте, не время сейчас препираться. Я вам скажу вот что: если мы из этой переделки ноги унесем, то сможем смело поздравлять себя с огромным успехом. Что проку в нашей гибели? Лучше сохранить для флота его католического величества несколько кораблей, чем погубить все, спасая собственную честь.
Речь дона Фернандеса трудно было признать образцом благородной риторики, но она вызвала у слушателей несомненное сочувствие. Никто из офицеров не горел жаждой героической, но абсолютно бессмысленной гибели.
Дон Антонио тоже не горел. Кроме того, ему было ясно, что в случае своей гибели он лишится возможности отомстить Олоннэ. Не губернатор командовал на борту «Вальядолида», но почему-то все взгляды обратились на него, как будто ему принадлежало последнее слово. Его высокопревосходительство криво усмехнулся и сказал:
— Что теперь говорить, паруса уже подняты.
Корсары одержали полную победу над эскадрой испанского адмирала, но заплатить за нее им пришлось немалую цену. Помимо взорванной «Виктории» еще два корабля были приведены в состояние почти полной негодности. На их ремонт пришлось бы затратить слишком много времени, а времени у корсаров как раз и не было. Нужно было успеть воспользоваться плодами успеха. Очень скоро испанцы соберутся с новыми силами, и тогда героизм, проявленный у Пуэрто-Кавалло, может оказаться напрасным.
На совете, который состоялся в ночь после сражения, все пришли к единодушному мнению по поводу того, что делать дальше. Перегрузить с полузатопленных судов все ценное, пополнить запасы пресной воды и — вперед! На Маракаибо!
Глава восьмая
Длинный деревянный стол был установлен посредине внутреннего двора, вымощенного большими каменными плитами. Прямо на этих плитах были разложены два костра; взлетающие над ними искры бесшумно уносились в черноту ночного неба. Но костры были устроены не для иллюминации — на каждом из них жарилось по поросенку.
На столе лежали караваи свежего хлеба, стояли широкие индейские миски с овощами и кувшины с вином. На массивных, грубо сколоченных табуретах вокруг стола сидели Воклен, ле Пикар, Ибервиль, Шарп и Дэвид Баддок, капитан одного из кораблей из эскадры капитана Шарпа.
Все молчали.
Было слышно, как шипит капающий на угли поросячий жир.
Привлеченные игрой пламени над домом алькальда Гибралтара, в патио которого происходило немое пиршество, носились летучие мыши. Своим поведением и обликом они отчасти напоминали те мысли, что теснились в головах собравшихся.
Вот уже две недели город, расположенный в глубине лагуны Маракаибо, пребывал во власти корсаров. Взятый внезапным, дерзким налетом, он был уже несколько раз ограблен, выпотрошен дочиста, как до этого выпотрошили Маракаибо. Все граждане, подозреваемые в сокрытии ценностей, были «допрошены», и не по одному разу.
Общая добыча исчислялась примерно в полмиллиона реалов. Ни одному из корсаров никогда в жизни не приходилось иметь дело с такой колоссальной кучей денег.
Испанский флот разгромлен, форты Ла-Палома и Вигилья у прохода, ведущего в лагуну, взорваны. Можно ли было представить ситуацию прекраснее? Грузи деньги на корабли и отправляйся на Тортугу: сил, способных этому помешать, у испанцев не осталось. Каждый участник экспедиции, закончившейся столь удачно, должен был стать состоятельным, по крайней мере по местным меркам, человеком. Вот эта близость удачной развязки и создала конфликтную, как сказали бы сейчас, ситуацию.
Каждый боялся продешевить. Отсутствие внешних врагов обратило недоверие, подозрительность и жадность внутрь собственной среды. Все понимали, что такой успех, как в этом походе, вряд ли когда-нибудь повторится в жизни, значит, надо выжать из общей добычи долю пожирнее.
Пошли в ход многочисленные расписки, которыми корсары обменялись еще в начале похода. Смысл их был в том, что оставшийся в живых получал долю погибшего. Появились те, кто пытался подобные расписки подделывать. Такая форма взаимостраховки была вполне узаконена в неписаном уставе «берегового братства», но на фоне особенно больших денег стала видна ее ненадежность. После того как состоялись две кровавые дуэли из-за дележа наследства мертвецов, Олоннэ на общем собрании команды заявил, что решение этих дел придется отложить до прибытия на Тортугу. Двоих, особенно недовольных, попытавшихся устроить что-то вроде бунта корсаров, он приказал повесить.
