Черные Мантии - Феваль Поль Анри (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
– Фаншетта! Дикая шалунья! – проворчал разгневанный господин Лекок. – Вы мне заплатите за это!
Снова раздался смех, и между коваными прутьями решетки показалось бледное и на удивление умненькое детское личико, обрамленное пышными черными волосами.
– Я тебя не боюсь, Приятель, – прозвучал чистый голосок, колючий, как кончик ножа. – Дед тебя выгонит, если ты будешь меня обижать!
Снарядом оказался мерзкий мокрый букет увядших цветов, видимо, только что вынутый из вазы с водой. Господин Лекок опасался девчонки и поэтому послал ей воздушный поцелуй.
Шалунье было лет десять-двенадцать. Она была небольшого роста, но фигурка ее уже вполне сформировалась, и платье из серой ткани с ярко-красной отделкой облегало восхитительную талию миниатюрной женщины. Выглядела она по меньшей мере лет на шестнадцать. Черты ее лица были тонкими, изящными и дерзкими. Больше всего поражала та отвага, которой светились ее непомерно большие и блестящие глаза, оттенявшие матовую бледность необыкновенного лица.
На воздушный поцелуй гостя Фаншетта ответила одним из тех выразительных жестов, которыми сплошь и рядом пользуются парижские мальчишки.
– У меня припасен другой букет, – сказала девочка, – так что остерегайся, когда будешь уходить!
Она исчезла. Господин Лекок толкнул дверь. Высокий худой старик, чье желтоватое лицо, несомненно, восхитило бы любителя античных камей из слоновой кости, сидел один в просторной столовой. Он со вкусом обмакивал кусочки пеклеванного хлеба [5] в яйцо, сваренное всмятку. Ничего другого на столе, застланном клеенкой, не было.
– Добрый день, полковник! – сказал господин Лекок, входя в комнату.
– Моя двоюродная племянница уже замужем? – спросил старик вместо приветствия.
– Бракосочетание прошло как положено, – ответил господин Лекок.
Полковник одобрительно кивнул.
– Симпатичный молодой человек! – произнес он. – И теперь этот юноша у нас в руках! А, Приятель?
– Есть новости, – вздохнул господин Лекок. – Вы закончили свой завтрак?
Старик отодвинул тарелку.
– Я ушел в отставку, – пробурчал он. – Если речь о делах, обращайся в контору.
Господин Лекок положил перед ним на стол паспорт на имя Антуана Жана.
– Ба! – воскликнул глубоко удивленный полковник. После недолгой паузы он осведомился:
– Это что же, скотина Ламбэр воскрес?
– Не он, хозяин, а Андре Мэйнотт – оружейник из Сартэна, владелец боевой рукавицы, муж вашей двоюродной племянницы, которая только что сочеталась вторым браком с Ж.-Б. Шварцем.
Старик в волнении поднялся. Он слегка горбился, и на его чахлом теле болтался совершенно черный костюм.
– Это человек, который сидел в тюрьме Кана, – спокойно продолжал Лекок, – в той самой камере, где вы когда-то подпилили решетку; он слышал последние признания Ламбэра; теперь он знает все.
– Все? – повторил, улыбнувшись, полковник и вновь опустился на стул.
Орлиный нос Главного казался крючковатым; лоб был узкий, но высокий, череп заметно выступал в затылочной части; рот, по-стариковски впалый из-за отсутствия зубов, напоминал рубец давней раны. Крупные дряблые веки почти полностью скрывали глаза, в которых все еще светился живой ум. Старых солдат узнать легко; но в этом человеке не было ничего, что подтверждало бы его звание полковника.
– Пятьдесят два года я находился в деле, – произнес он с достоинством, – не считая итальянских событий. Правосудие интересовалось мною всего один раз, да и то отступило. Решетку мог подпилить и кто-то другой, это ведь дело нехитрое, так, детские забавы.
– Ламбэр знал порядок, – совсем тихо проговорил Лекок.
Тяжелые веки старика опустились.
– Про этот порядок уже не раз рассказывали судьям. Они не хотят верить и думают, что кодекс есть только у них. Впрочем, если этот молодой человек станет нам мешать, мы вспомним, что однажды он уже был покойником.
Это было произнесено совершенно бесстрастным тоном.
– Кого встревожит его исчезновение? – пожал плечами полковник. – Андре Мэйнотт погиб в Диве; все газеты об этом писали.
– Есть разница между убийством и несчастным случаем, неправда ли, хозяин? Если никто не станет совать нос в это дело, то считайте, что Мэйнотт заснул – и не проснулся. Я беру это на себя.
Полковник твердыми шагами заходил по комнате.
– Шварц скроен из того материала, из которого делают крупных финансистов, – высказал он вслух свою мысль. – Теперь он мне родственник. Ничто не должно ему мешать.
Потом, неожиданно остановившись перед господином Лекоком, старик добавил:
– Где этот Мэйнотт?
– У меня.
– Спит, ты сказал?
– Нет. В обмороке.
– По какому случаю?
В двух словах господин Лекок описал сцену, свидетелем которой он стал в храме Сен-Рош. Полковник взял со стула просторную шелковую душегрейку и протянул ее Лекоку, который помог хозяину вдеть руки в рукава.
– Ничто не должно мешать Шварцу, – повторил старик. – Я больше рассчитываю на тех, кого могу запугать, чем на тех, кто работает со мной на равных. Шварц будет крупным финансистом. Я придержу его для моего последнего дела.
Господин Лекок, который стоял позади полковника, исполняя роль лакея, молча улыбнулся.
– Значит, вы намечаете еще одно дело? – проговорил он.
– А разве я это сказал? – раздраженно возразил Главный. – Пошли-ка посмотрим на твоего мертвеца.
Когда они направились к двери, на лестничной площадке раздался негромкий шум. Господин Лекок открыл дверь; за ней никого не было. В вестибюле лакей, похожий на бывшего монаха, подал своему хозяину широкополую шляпу и надел ему на ноги деревянные башмаки. Во дворе кучер поливал водой колеса модного экипажа. Слышно было, как в конюшне били копытами лошади.
Полковник и Лекок пошли пешком. Старика должны были защитить от возможной непогоды не только деревянные башмаки, но и зонтик. Спустя минуту после того, как хозяин и гость покинули дом, вихрь промчался через двор и вылетел на улицу.
– Мадемуазель Фаншетта! – закричал привратник.
– Я несу деду козырек, – ответила девочка. И шумный, смеющийся вихрь бросился вдогонку за полковником, потрясая зеленым шелковым козырьком.
Но у поворота на улицу Терезы вихрь остановился.
Вне всякого сомнения, козырек, зонтик и деревянные башмаки достойно украшают старость. Полковника в квартале знали. Все лавочники почтительно здоровались с ним.
Мадемуазель Фаншетта с серьезным видом следовала на некотором расстоянии за стариком и его спутником.
На вопросительные взгляды лавочников она скромно отвечала:
– Я несу дедов козырек.
Комната господина Лекока была в том же состоянии, что и раньше; ключ он брал с собой. Прошел уже час с тех пор, как Андре Мэйнотт лишился сознания; но распростертый на кровати, он по-прежнему не шевелился. Склонившись над его рукой, полковник нащупал пульс.
– Крепкий парень! – проговорил он. – В тот день, когда я подсунул ему боевую рукавицу вместе с кучей старых железяк, он мне сказал: «Две недели потружусь и заработаю тысячу экю…» Вот дьявол!
Он отпустил руку Андре, которая безжизненно упала, и с улыбкой взрослого ребенка заявил:
– Да, дело с боевой рукавицей – это высокий класс!.. Долго готовили… и ловко сработали, а, Приятель?
– Никто бы не смог сделать лучше, – убежденно ответил господин Лекок.
Затем, взяв, в свою очередь, руку Андре, он спросил:
– Вы думаете, выкарабкается?
– Самостоятельно – нет, – холодно произнес полковник.
Наступило молчание.
– Сколько вы даете ему времени? – задал еще один вопрос господин Лекок.
Старик вынул массивные часы – видимо, эпохи Людовика XVI.
– Сегодня утром ко мне приходил доктор, – медленно проговорил он. – Этот милейший человек заявил, что для излечения моей астмы требуется время! Покинув меня, он отправился в почтовой карете в Фонтенбло, куда его вызвал господин Вилель… Ты пойдешь к доктору домой, скажешь, что твоему другу необходим врач; пошумишь, устроишь скандал, дождешься его возвращения и примчишься с ним сюда во весь опор…
5
Хлеб, выпеченный из ржаной, мелко размолотой и просеянной муки.