В погоне за рассветом - Дженнингс Гэри (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗

Разумеется, когда мы разделись догола, стало видно другое различие между христианином и мусульманином: последовало взаимное исследование, сопровождаемое множеством восклицаний на разных языках. До этого времени я не знал точно, какое именно увечье связано с обрезанием, а они никогда прежде не видели мужчину старше тринадцати, у которого на zab сохранилась бы крайняя плоть. Все мы тщательно изучили разницу между мной и Даудом, заметив, какая его fava, из-за того что она все время открыта, сухая и лоснящаяся и словно бы покрыта чешуей, и рассмотрели его жезл с корпией и редкими волосками на конце; в то время как моя fava открывалась и закрывалась, подчиняясь моей прихоти, она была также более эластичной и мягкой при прикосновении, даже когда от повышенного внимания натянулась, отчего мой член поднялся и стал твердым.

Арабские мальчишки издавали восторженные восклицания, которые, казалось, означали: «Дайте нам испытать эту новинку», но это не вызывало у меня никаких чувств. Тогда голый Дауд, прибегнув к попытке все наглядно продемонстрировать, протянул руку за спину и обхватил мой candelotto рукой, после чего направил его к своему тощему заду. Нагнувшись, он начал извиваться передо мной, все время повторяя обольстительным голосом: «Kus! Baghlah! Kus!» Ибрагим и Насыр смеялись и делали средними пальцами пронзающие жесты, крича: «Ghunj! Ghunj!» Их слов я не понимал, но подобная фамильярность Дауда меня возмутила. Я высвободился из его руки и отбросил ее, а затем поспешил прикрыться, облачившись в одежду, которую он снял. Мальчишки добродушно пожимали плечами, глядя на мое христианское ханжество, а Дауд оделся в мое платье.

Нет ничего более непохожего на венецианские чулки, чем арабские шаровары. Они спускались от талии, вокруг которой завязывались с помощью пояса, и доходили до колен, где суживались, однако не становились облегающими, но оставались достаточно просторными. Мальчишки сказали мне, что на фарси это слово звучит как pai-jamah, но мне больше понравился перевод на французский язык — trousses. Арабское верхнее платье представляет собой длиннополую рубаху, отличающуюся от нашей лишь тем, что она просторней и лучше подогнана. Поверх нее надевается ава — особого вида легкий сюртук с прорезями для рук, он свободно ниспадает вниз, почти до самой земли. Арабские туфли похожи на наши, и еще их можно надевать на любую ногу, из-за того что они изрядной длины и свободно закручиваются вверх и назад. На голове арабы носят kaffiyah — отрез ткани, достаточно большой, чтобы скрывать часть спины и плечи; он удерживается при помощи шнура, обернутого вокруг головы.

К своему изумлению, я действительно почувствовал себя лучше в этом одеянии. Я носил его некоторое время, прежде чем мы с Даудом снова обменялись одеждой, и в нем было гораздо прохладней, чем в моем венецианском наряде. Многочисленные слои одежды, вместо того чтобы прилегать к коже, как я сначала ожидал, казалось, каким-то образом сохраняли прохладный воздух внутри, не давая солнцу нагревать тело. Так что в свободной одежде в жару гораздо удобней.

Поскольку этот наряд был свободным и его можно было в любое время сделать еще свободней, я никак не мог понять, почему арабские мальчишки, да и все взрослые арабы тоже, мочатся весьма странным образом. Мои новые знакомые присаживались на корточки, чтобы помочиться, как у нас это обычно делают женщины. Более того, арабы облегчаются где угодно, не обращая внимания на прохожих. Когда я выразил любопытство и отвращение, мальчишки пожелали узнать, каким же образом мочатся христиане. Я объяснил, что мы делаем это стоя, вдали от посторонних глаз, оставаясь невидимыми, внутри licet [105]. Они дали мне понять, что вертикальная позиция в их Святой книге, Коране, называется нечистой. Более того, арабы не любят заходить внутрь укромного места (mustarah), кроме тех случаев, когда им надо существенно освободить кишечник, оттого что укромное место может быть опасным. Узнав об этом, я выразил еще большее любопытство, и мальчишки мне все объяснили. Мусульмане, как и христиане, верят в демонов и дьявола, которые приходят из подземного мира, — у арабов эти существа называются джиннами и ифритами; они могут очень легко выбраться из-под земли по той лунке, которая образуется от mustarah. Это звучало разумно. И потом, спустя долгое время, всякий раз склоняясь в licet над отверстием, я никак не мог избавиться от ужасного чувства, что снизу меня сейчас схватят когтистые лапы.

Одежда, в которой арабы ходят по улицам, вряд ли понравилась бы европейцам, однако гораздо более отвратительным показалось бы моим землякам одеяние арабок. Собственно говоря, женская одежда в арабских странах мало отличается от одежды мужчин. Женщина носит такие же длинные шаровары и рубаху с ава, но вместо kaffiyah на ней надета chador (чадра) — покрывало, которое свисает с макушки почти до земли, укрывая ее со всех сторон. Некоторые женщины носят черную, достаточно тонкую чадру, так что сквозь нее они могут смутно видеть окружающих, сами оставаясь при этом невидимыми; другие носят более тяжелую чадру с узкой прорезью для глаз. Закутанная во все эти покровы, завешанная чадрой, арабская женщина напоминает собой ходячую груду тряпок. Я сильно подозреваю, что, пока она не сделает шаг, никто из арабов не может с точностью сказать, где у нее перед, а где зад.

С помощью гримас и жестов я ухитрился задать своим новым товарищам довольно сложный вопрос. Предположим (я рассуждал, исходя из поведения молодых людей в Венеции), что они отправились бродить по улицам, бросать влюбленные взгляды на красивых молодых женщин — как они определят, что женщина действительно красива?

Ребята дали мне понять, что в мусульманке в первую очередь ценится не красота ее лица или глаз и не фигура в целом. Ценится крутой изгиб ее бедер и зада. Опытный взгляд, уверили меня мальчишки, различит колыхание округлостей даже под женской уличной одеждой. Однако они предупредили меня, чтобы я случайно не оказался жертвой заблуждения: многие женщины, жестами показали мальчишки, делают себе подложные бедра и ягодицы необъятных размеров.

Тогда я задал другой вопрос. Положим, опять же действуя в привычке молодых венецианцев, Ибрагим, Насыр и Дауд пожелали завязать знакомство с красивой незнакомкой — как они попытаются сделать это?

Этот вопрос, похоже, слегка озадачил их. Мальчишки принялись подробно расспрашивать меня, уточняя: я и правда имел в виду красивую молодую женщину?

Да. Разумеется. Кого же еще я мог иметь в виду?

Ну как же, возможно, красивого незнакомого мужчину или мальчика?

Я еще раньше заподозрил, а теперь уверился окончательно, что попал в определенного сорта компанию, где меня считали неоперившимся птенцом. И, честно говоря, не слишком удивился, так как знал, что библейский Содом находился неподалеку от Акры, чуть восточней.

Мальчишки снова принялись хихикать над моей наивностью христианина. Собрав воедино их выразительную пантомиму и обрывки французского, я сделал следующий вывод: с точки зрения ислама и их Священной книги Корана женщины существуют для одной-единственной цели — произвести на свет мальчиков. Исключение составляет лишь правящий шейх, который может позволить себе иметь целый гарем настоящих девственниц, каждой из которых пользуется по одному разу, а затем избавляется от них. Однако простые мусульмане-мужчины крайне редко используют женщин для получения сексуального наслаждения. Да и зачем им это? Они всегда могут получить множество мужчин и мальчиков, гораздо более пышных и красивых, чем любая женщина. С другой стороны, если рассудить, любовник-мужчина всегда предпочтительней женщины, просто потому, что он мужчина.

Вот, к примеру, одно из основных достоинств мужчины — они указали мне на проходящую мимо груду одежды — женщину, которая несла запеленатого младенца: сразу ясно, что ребенок — мальчик, потому что его лицо полностью покрыто роем мух. Заметив мое удивление, они предложили мне самому ответить на вопрос: почему мать не отгоняет мух? Я предположил, что она, должно быть, редкостная лентяйка, но оказалось, что дело было совсем в другом. Женщина радуется тому, что мухи покрывают лицо младенца, потому что это мальчик-наследник. Никакой злобный джинн или ифрит, пролетающий мимо, не сможет разглядеть, что это ребенок, драгоценный наследник-сын, и потому существует гораздо меньше вероятности, что он нашлет на него болезнь, проклятие или какое-либо еще несчастье. Будь это девочка, мать преспокойно отгоняла бы мух, и пусть зло видит младенца, потому что не найдется ни одного демона, который бы удосужился причинить вред девочке, да и мать будет не слишком опечалена, даже если это произойдет.