Сокровища поднебесной - Дженнингс Гэри (читать книги бесплатно .txt) 📗

Гэри Дженнингс

Путешественник. Том 2. Сокровища поднебесной

Часть девятая

ТИБЕТ

Глава 1

Путешествие от Ханбалыка до того места, где орлок Баян вел свои военные действия, оказалось долгим: дотуда было примерно столько же ли, сколько от Ханбалыка до Кашгара, но мы — я и двое моих сопровождающих — ехали налегке и поэтому быстро. Мы везли с собой только все самое необходимое — никакой еды, посуды или постельных принадлежностей. Самое тяжелое, что у нас было, — это заполненные порошком латунные шары, равномерно распределенные между тремя запасными лошадьми. Кстати, нам выделили самых быстрых скакунов, в том числе и для перевозки груза, поэтому вся шестерка лошадей была способна передвигаться походным монгольским шагом. Хубилай объяснил, что, как только какая-нибудь лошадь начнет выказывать признаки усталости, нам нужно остановиться и сделать передышку на одной из почтовых станций, созданных министром дорог, где нам незамедлительно предоставят шестерку свежих скакунов.

Я не очень понял, что имел в виду Хубилай, когда он сказал, что уже выслал гонцов «приготовить дорогу». Как выяснилось, подобные приготовления делались всякий раз, когда великий хан или какие-нибудь его важные посланники проделывали длинное путешествие по всей стране. Впереди ехали гонцы и объявляли, что приближается высокопоставленный путешественник. Ван каждой провинции, судья каждой префектуры и даже старейшина самой крошечной деревни должен был подготовиться к его приезду. Поэтому неудивительно, что нам везде предоставляли удобные постели в самых лучших жилищах и что мы получали самую лучшую провизию. Местные власти даже специально рыли колодцы в засушливых районах, если надо было снабдить путешественников пресной водой. Вот почему нам вполне достаточно было везти с собой лишь небольшие легкие вьюки.

Мало того, каждый вечер нам помимо всего прочего любезно предоставляли женщин, но, как и сказал Хубилай, я и правда слишком уставал, чтобы думать о подобных наслаждениях. Вместо этого я в короткий промежуток свободного времени между ужином и сном регулярно делал на бумаге наброски карт — наносил все те детали и ориентиры которые заметил днем во время путешествия.

Мы двигались от Ханбалыка на юг по дуге. Я не помню, сколько деревень, маленьких городков и городов побольше мы миновали и в скольких останавливались на ночлег, но крупных было только два. Во-первых, Сиань, который военный министр Чао показал мне на огромной карте, сказав, что когда-то он был столицей первого императора этого государства. С тех пор миновало несколько веков, Сиань пришел в упадок и, хотя все еще оставался деловым и процветающим городом на пересечении дорог, не обладал пышностью и блеском, присущими имперской столице. Вторым городом был Чэнду, в честь которого было названо государство в бассейне Красной реки. Название свое река получила по цвету почвы, которая здесь была не желтой, как в большей части Китая, а красной. Чэнду был столицей провинции Сычуань, его ван занимал дворец «город-в-городе», почти такой же огромный, как в Ханбалыке. Ван Мангалай был одним из сыновей Хубилая, он бы с радостью оставил нас как почетных гостей пожить у него подольше. Я испытывал сильное искушение отдохнуть там, по крайней мере немного. Но, памятуя о своей миссии, я принес ему свои извинения. Мангалай, разумеется, их принял, и я провел в его компании всего лишь один вечер.

Из Чэнду мы повернули прямо на запад — в горную приграничную страну, где перемешивались китайская провинция Сычуань, провинция Юньнань, до сих пор еще принадлежавшая империи Сун, и государство Тибет. Здесь уже пришлось ехать медленней, потому что нам пришлось долго карабкаться вверх, а подъем вскоре стал крутым. Горы тут не были высотой до самых небес, как, например, на Памире. Склоны этих гор в значительно большей степени были покрыты лесами, и снег никогда не держался на них слишком долго, разве что на самых вершинах. Но эти горы, хотя и были значительно меньше тех, которые я видел раньше, оказались очень крутыми. Исключение составляли покрытые лесом склоны, а в остальном горы представляли собой чудовищные плиты, поставленные вертикально. Их разделяли узкие и глубокие темные ущелья. Но здесь, по крайней мере, горы стояли прочно. И нам не приходилось опасаться камнепадов, я даже ни разу не слышал, чтобы где-нибудь раздавался гул. Местные жители называли эту землю страной Четырех Рек. Здесь и правда протекали четыре потока: на местном наречии назывались — Нь-Маи, Ну, Ланкан и Джичу. Говорят, что их воды становятся шире и глубже, как только спускаются с гор, превращаясь в четыре крупнейшие реки в этой части мира; они лучше известны по названиям в своем нижнем течении — Иравади, Меконг, Салуин, Янцзы. Первые три реки, протекая по провинции Юньнань, поворачивают на юг или юго-восток — к тропическим землям под названием Тямпа. Четвертая же река — громадная Янцзы, о которой я уже рассказывал, — течет на восток и впадает прямо в Китайское море.

Однако я со своим эскортом пересек эти реки в их верхнем течении, там где они еще только становятся четырьмя раздельными потоками, — наверху реки берут свое начало в виде огромного количества впадающих друг в друга ручейков. Их так много, что у некоторых нет даже названий, но ни к одному из них местные жители не относятся с презрением. Каждый отдельный поток представляет собой грохочущую воду белого цвета, которая на протяжении веков прорезала свое русло в виде канала в горах; у такого канала почти вертикальные стенки, а сами они напоминают разрезы, сделанные какой-то гигантской саблей, принадлежащей сказочному джинну. Единственным путем вдоль горных потоков через эти обрывистые расселины тут является путь, который местные жители с гордостью именуют Столбовой дорогой.

Вообще называть это дорогой — явное преувеличение, правда, она все-таки располагается на столбах — или, точнее говоря, на карнизах — колодах, привезенных и загнанных в трещины и расселины по обеим сторонам ущелья, и досках, положенных поверх них; на доски эти уложены слои земли и соломы. Правильнее было бы назвать сей путь Дорогой — на карнизах. А еще лучше — Слепой дорогой, потому что большую часть ее я преодолел с закрытыми глазами, полностью положившись на уверенность и невозмутимость своей лошади и надеясь на то, что она подкована особыми, никогда не скользящими подковами, сделанными из рога «барана Марко». Я испытывал головокружение оттого только, что, открыв глаза, смотрел вверх, вниз, вперед, назад или в сторону. При взгляде вверх или вниз повсюду открывался один и тот же вид: две стены из серой скалы, суживающиеся вдали до узкой, с ярко-зелеными краями расселины. Над ней небо, окаймленное с обеих сторон деревьями, а внизу вода, которая хоть и сильно напоминала замшелый ручей, но, без сомнения, на самом деле была рекой, потихоньку журчавшей между двумя лентами леса. Спереди и сзади путешественнику представало головокружительное зрелище Столбовой дороги — карниза, который выглядел хрупким даже для его собственного веса, не говоря уж о лошади с всадником или же караване. Глядя в одну сторону, я видел совсем рядом карниз, касающийся моего стремени и грозивший в любой момент столкнуть меня в пропасть. Если же я поворачивал голову в другую сторону, то видел дальний карниз, который иногда оказывался так близко от меня, что я испытывал искушение потянуться и дотронуться до него, а наклониться значило свалиться из седла и упасть в бездну.

И только одно вызывало еще большее головокружение, чем следование по Столбовой дороге вдоль карнизов, — переход ущелья с помощью того, что местные жители без преувеличения называли «мягкими мостами». Они были сделаны из досок и толстых веревок из скрученных полос тростника. Эти подвесные мосты раскачивались на ветру, который беспрерывно дул в горах, они раскачивались сильнее, когда на них ступал человек, а больше всего качались, когда он вел за собой лошадь; думаю, в это время даже лошади зажмуривали глаза.