В погоне за рассветом - Дженнингс Гэри (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Ошибочно посчитав, что отец говорит совершенно серьезно, я произнес с некоторым разочарованием:
— Ссылаясь на твои же собственные поговорки, отец: сначала ты зажигаешь светильники, а потом подсчитываешь фитили в свечах.
— Хороший купец не станет раздавать вещи даром. Мало какой человек не испытывает гордости от собственного благородства. Ясно, что ты не знаешь стоимости вещей. Увы, сейчас я окончательно понял, что из тебя не получится торговца. Надеюсь, что ты станешь поэтом. Прощай, сынок, и возвращайся обратно невредимым.
До отъезда мне удалось увидеться с Мар-Джаной еще раз. На следующее утро они с Ноздрей, вернее, теперь уже с Али пришли попрощаться и поблагодарить меня за то, что я способствовал их воссоединению. Они поднялись рано, чтобы застать меня, и, очевидно, провели перед этим бурную ночь, которую делили, потому что одежда их пребывала в беспорядке, а глаза были заспанными. Однако оба выглядели необычайно счастливыми и, пытаясь описать мне восторг от того, что снова вместе, просто не могли подобрать слов.
Ноздря начал:
— Это было почти…
— Нет, это было как… — сказала она.
— Да, разумеется, это было как… — произнес он. — Все двадцать лет, с тех пор как мы расстались… это было, как если б их… ну…
— Давай, давай, — произнес я, смеясь над его косноязычием. — Никогда еще ты не был таким плохим рассказчиком сказок.
Мар-Джана тоже рассмеялась и в конце концов объяснила, что они имели в виду:
— Двадцати прошедших лет словно никогда и не было.
— Мар-Джана до сих пор считает, что я красив! — воскликнул Ноздря. — А она, по-моему, стала еще красивее, чем была!
— У нас так же кружится голова, как у юнцов, впервые познавших любовь, — сказала женщина.
— Я счастлив за вас, — произнес я. И, хотя по возрасту оба вполне годились мне в родители, добавил: — И желаю вам вечного наслаждения, молодые возлюбленные.
После этого я зашел к великому хану — чтобы забрать письмо к орлоку Баяну — и обнаружил, что у него уже были посетители: придворный мастер огня, которого я видел днем раньше, придворный астроном и придворный золотых дел мастер — с этими двумя я встречался некоторое время тому назад. У них у всех были необычайно красные глаза, но в них сверкало что-то похожее на возбуждение.
Хубилай произнес:
— Эти господа придворные желают, чтобы ты взял с собой в Юньнань кое-что, что у них имеется.
— Мы провели на ногах всю ночь, Марко, — сказал мастер огня Ши. — Теперь, когда ты открыл способ перевозить воспламеняющийся порошок на большие расстояния, мы желаем посмотреть, как он будет вести себя в сражении. Я всю ночь смачивал его и сушил, превращая в брикеты, а потом дробил на маленькие катышки.
— Et voila [216], я приготовил для них новые сосуды, — добавил господин Пьер, золотых дел мастер, показав мне блестящий латунный шар величиной с его голову. — Мастер Ши рассказал нам, как ты уничтожил половину дворца всего лишь при помощи содержимого одного глиняного горшка.
— Не половину, — запротестовал я. — Это была всего лишь…
— Какая разница? — нетерпеливо спросил он. — Если простой горшок с крышкой привел к таким последствиям, то мы посчитали, что более твердая оболочка сделает его еще разрушительнее. Мы остановились на латуни.
— Я решил, сравнив небесные тела, — сказал астроном Джамаль-уд-Дин, — что сосуд круглой формы подойдет лучше всего. Его можно точно и далеко запустить рукой, или при помощи катапульты, или даже покатить в сторону врага, и круглая форма — обратите внимание! — наиболее эффективно распределит его разрушительную мощь во все стороны.
— Поэтому я сделал такие вот шары, состоящие из двух половинок, — сказал господин Пьер. — Мастер Ши наполнил их катышками порошка, а затем я накалил их на огне, соединив вместе. Только внутренняя сила теперь сможет их разделить. Но когда это произойдет — les diables sont dechaines! [217]
— Вы с орлоком Баяном будете первыми, кто применит huo-yao на войне. Мы сделали дюжину таких шаров. Возьми их с собой, и пусть Баян воспользуется ими, как сочтет нужным. Они должны сработать.
— Легко сказать, — произнес я. — А как воины их подожгут?
— Видишь эту нить, которая напоминает фитиль? Ее вставили еще до того, как были соединены обе половинки. Она из хлопка и обвита вокруг содержимого huo-yao. Как только ее подожгут — можно воспользоваться тлеющей лучиной, — успеешь досчитать лишь до десяти, прежде чем пламя доберется до порошка.
— А не могут эти ваши шары воспламениться случайно? Мне бы не хотелось по дороге разнести несколько караван-сараев.
— Не бойся, — сказал мастер Ши. — Главное, не позволяй каким-нибудь женщинам играть с ними. — И сухо добавил: — У иудеев в одном из благодарственных молебнов есть слова: «Благодарю тебя, о Господь наш, за то, что не создал меня женщиной».
— Правда? — заинтересовался мастер Джамаль. — В нашем Коране тоже есть нечто похожее, в четвертой суре: «Мужчина выше женщины по качествам, которыми Аллах одарил одного, чтобы он был превыше другого».
Я решил, что голова у старика от недосыпа плохо соображает, раз он начал дискуссию о недостатках женщин. И вознамерился положить конец досужим разговорам, сказав:
— Я с удовольствием возьму эти шары, если великий хан не против.
Хубилай жестом показал, что он согласен, и трое придворных поспешили прочь, чтобы погрузить дюжину шаров на моих вьючных лошадей. Когда они ушли, Хубилай обратился ко мне:
— Вот послание для Баяна, запечатанное и скрепленное цепочкой, чтобы ты мог безопасно носить его на шее под одеждой. А вот это охранная грамота на желтой бумаге, точно такая же была у твоих родственников. Однако тебе не понадобится часто ею пользоваться, потому что я вручаю тебе еще и это: более приметную пайцзу. Тебе надо просто повесить ее себе на грудь или прикрепить к седлу. При виде пайцзы все в этом государстве будут делать ko-tou и оказывать тебе всевозможное гостеприимство и помощь.
Пайцза представляла собой дощечку или медальон, шириной с мою руку и длиной с ладонь, сделанный из слоновой кости и с серебряным кольцом, за которое можно было его подвесить. Пайцзу украшали золотые письмена на монгольском языке, которые говорили о том, что все люди должны приветствовать меня и подчиняться, ибо я являюсь посланником великого хана.
— И еще, — продолжил Хубилай, — на всякий случай я приказал придворному мастеру вырезать для тебя персональную yin — печать.
Это была маленькая плашка из мягкого камня темно-серого цвета с красными прожилками, в дюйм шириной и в палец длиной, закругленная с одной стороны для того, чтобы ее было удобно держать в руке. Гладкая лицевая поверхность была покрыта гравировкой. Хубилай показал мне, как припечатывать этой поверхностью пропитанную чернилами тряпочную подушечку, а потом ставить печать на бумагу, если требовалась моя подпись. Я бы никогда не признал в отпечатке, который yin оставляла, свое имя, но не мог не восхититься тонкостью работы.
— Это хорошая yin, и она будет служить тебе вечно, — сказал Хубилай. — Я приказал мастеру изготовить ее из мрамора — камня, который хань называют цыплячьей кровью. Что касается тонкости гравировки, то мастер Лиу так опытен, что он может написать целую молитву на единственном человеческом волосе.
Таким образом, я покинул Ханбалык и отправился в Юньнань, везя с собой кроме своей собственной поклажи, одежды и других необходимых лично мне вещей двенадцать латунных шаров с воспламеняющимся порошком, запечатанное послание для орлока Баяна, охранную грамоту, пайцзу и вдобавок еще свою личную yin. Вот как выглядело мое имя, написанное иероглифами:
Отправляясь на войну, я не был уверен, скоро ли вернусь и вернусь ли вообще. Но, как сказал Хубилай-хан, личная yin могла служить мне вечно, так же как и мое собственное имя.
216
И вот (фр.).
217
Чертям будет тошно (фр.).