Дорога в Рим - Кейн Бен (библиотека книг .TXT) 📗
Зато смерть Помпея в Египте была хотя бы скорой. Не то что гибель, поджидавшая теперь Ромула и его товарищей, запертых в клетке с металлическими прутьями. Юноша пытался не думать о львиных когтях, впивающихся в тело, и о бычьих рогах, способных пронзить его насквозь, и о слоновьем хоботе, который с легкостью отрывает голову — так, как некогда Вахраму, примпилу Забытого легиона. Кошмарные картины лезли в голову сами собой, и Ромул ходил взад-вперед по каморке, то и дело пытаясь одолеть подкатывающую к горлу тошноту. Кто-то из арестантов молился своим богам, другие просто сидели, уставясь в пространство. Петроний отжимался — словно лишние упражнения могли что-то изменить. Ромул его не останавливал: каждый готовится к смерти, как может.
Клетка, в которой их заперли, — одна из многих, предназначенных для гладиаторов, венаторов и простых ноксиев, — находилась под рядами зрительских сидений, позади ряда таких же каморок шел длинный коридор с выходами на арену. Поблизости маячили лишь стражники: гладиаторам предстоит сражаться позднее и их пока не привели, а для зверей были отведены более крепкие клетки в другой части здания — оттуда сейчас слышались рычание, храп и вой, от которых кровь холодела в жилах.
Вскоре показался и щеголеватый Мемор с полудюжиной стражников, вооруженных копьями и луками. Ромул знал, что ланиста явился прямиком от распорядителя игр, вместе с которым определял порядок нынешних выступлений. Значит, их судьбы уже решены. На юношу накатил очередной приступ тошноты, колени едва не подогнулись.
— Держись, — шепнул на ухо Петроний. — Не дай этой скотине над нами глумиться.
Ромул потверже упер ноги в пол и благодарно взглянул на друга.
Мемор тем временем остановился у клетки и одарил арестантов сияющей улыбкой.
— Кто хочет пойти первым? Добровольцы есть?
Кого-то позади Ромула вырвало, по клетке разнесся едкий запах жидкой овсянки, которой узников сподобились накормить утром. Легче от этого не стало. Все молчали.
Ромул, не обращая внимания на шиканье Петрония, поднял руку. Какая разница, что за зверь его растерзает? Чем быстрее погибнуть — тем лучше.
— Не ты! — рявкнул ланиста. — И не твой дружок.
Приятели обменялись взглядами: им явно что-то приготовили. И вряд ли это к лучшему.
На Мемора больше никто не поднимал глаз. Устав ждать, он ткнул пальцем в трех ближайших арестантов:
— Ты, ты и ты — пойдете первыми. А драться будете, — жестко ухмыльнулся он, — против стаи голодных волков.
Ромул взглянул на отобранную троицу и тут же об этом пожалел: такого страха, искажающего лица, он не видел даже в бою — с ним мог сравниться разве что предсмертный ужас Красса, да и то вряд ли.
Двое стражников подняли огромный железный брус, запирающий проход на арену между двумя каморками, и распахнули дверь клетки. Копейщики стояли наготове.
— На арену, — велел Мемор. — Быстро.
Один из арестантов кинулся на прутья клетки и разорвал на груди тунику.
— Убей меня сразу, — взмолился он. — Во имя богов, убей!
Мемор безучастно разглядывал обкусанные ногти.
— Гоните их на арену, — бросил он. — Живо.
Лучники, подступив к клетке вплотную, наложили стрелы на тетиву и прицелились в троицу.
— Стрелять на счет три. В ноги и в руки, потом в пах, — спокойно проронил ланиста. — Раз.
Троица переглянулась, двое заскулили, как дети.
— Два.
Едва переставляя ноги, приговоренные вышли на залитое осенним солнцем поле. Стражники тут же закрыли за ними проход.
Мемор усмехнулся.
Ромул с Петронием невольно шагнули к передней стене клетки, остальные трое последовали за ними. Сквозь отверстия в кирпичной кладке виднелся золотистый песок круглой арены; кровь, пролитую в прежних схватках, прикрывал чистый слой, насыпанный перед играми. На арене стояла лишь троица арестантов — окаменевшие от страха, они неловко сгрудились вместе.
При вести о том, что первыми будут выступать легионеры, бросившие товарищей погибать в бою, публика разразилась насмешками и проклятиями, на головы дезертиров посыпались куски хлеба и фрукты, из первых рядов кто-то плевал, кто-то бросал монеты. Оробевшие узники, стараясь держаться подальше от зрителей, отодвинулись к центру арены — этого-то и ждал распорядитель.
— Трусы не заслуживают милости! — провозгласил он рокочущим басом. — Какой зверь расправится с ними так, как они заслужили?
Из любопытствующей толпы посыпались оживленные возгласы.
— Безжалостный хищник, который легко сгубит целое стадо овец! Или растерзает беспечного путника зимней ночью! — крикнул распорядитель. — Могучий волк!
Публика радостно заулюлюкала.
Упав на колени, один из троицы воздел руки к небесам — свиста и воя только прибавилось: спасать неудачника никто не собирался. Его товарищи переминались с ноги на ногу, не сводя глаз с дальнего края поля, Ромул глянул туда же — три металлические решетки, плотно притертые друг к другу, уже ползли на веревках вверх по стене, и на арену, невидимо для зрителей подгоняемые острыми палками, вырвались восемь гибких хищников. Густой мех переливался цветами от серого до коричневого и черного, над умными мордами настороженно топорщились чуткие уши; сильные тела, крупнее собачьих, поражали мощью и красотой — организаторы явно не поскупились на лучших представителей волчьего племени, в изобилии населяющего Италию.
У Ромула перехватило дух: волков он раньше видел лишь изредка, в горных краях, где ему случалось бывать с армией. Звери обычно сторонились людей и держались подальше от жилья, что не мешало охотникам отлавливать их для зрелищ вроде нынешнего. В неволе, на рукотворной арене, волки по-прежнему оставались хищниками, готовыми растерзать выставленных перед ними арестантов. Скрадываемая густым мехом худоба не бросалась в глаза, однако Ромул знал, что волков перестают кормить за несколько дней до сражения.
Голодные звери, едва ступив на поле, почуяли добычу и мгновенно разделились: одни, рыча, устремились прямиком к узникам, другие обежали арену и, припадая брюхом к земле, поползли к жертвам сзади.
— В наших местах волки так загоняют оленей, — пробормотал Петроний. — Невероятно. Охотятся одной командой, как сговорились.
Набожный арестант, по-прежнему не поднимаясь с колен, возносил громкую мольбу Марсу и просил о помиловании, остальные двое, встав спиной к спине, угрожающе вопили и махали руками, пытаясь отпугнуть волков, — тщетно; публика заходилась от кровожадного восторга. На арену вновь полетели фрукты и монеты — теперь зрители целили в волков, стараясь посильнее их разъярить. И хотя чаще они промахивались, вожделенная цель была уже близка.
Почуяв слабость противника, звери все ближе подступали к коленопреклоненному арестанту, и вдруг двое, резким прыжком взмыв в воздух, одновременно вцепились ему в руку и шею, повалив жертву и прижав ее к земле. Тут же к ним присоединились остальные волки. Раздираемый мощными челюстями, узник бился в корчах, испуская жалобные крики, которые быстро стихли. Двое оставшихся арестантов, глядя на расправу, обезумели от ужаса. В надежде на последнее помилование один устремился к краю арены, где сидел важный аристократ, и взмолился о пощаде — однако нобиль не удостоил его даже взглядом и продолжал потягивать вино из серебряного кубка. Стражники, грозно замахнувшиеся копьями при попытке узника сбежать с арены, его не остановили, в порыве безумия он продолжал карабкаться прочь — и вскоре уже лежал на земле, пронзенный копьем в грудь. Три волка тут же накинулись на тело, вгрызаясь в теплые кишки.
Последний солдат метнулся к выходу, через который его втолкнули на арену, и, царапая кирпичи голыми пальцами, закричал:
— Помогите! Во имя милосердия!
Ромул и Петроний, застыв на расстоянии вытянутой руки от несчастного, оцепенело наблюдали, как прыгнувший сзади волк, прижав его плечи огромными лапами, вонзил зубы в затылок жертвы. Арестант, взмахнув руками, откинулся назад, и второй волк тут же вгрызся ему в пах; Ромул, дернувшись от пронзительного крика, отвел глаза.
