Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (онлайн книга без TXT) 📗
— Западня, — согласилась женщина. «Ты слышала, я вам говорила. Все, — она поцеловала Трубецкую, — храни вас Господь».
— А что Оболенский? — спросила Трубецкая. «Была ты у него?»
— Его не переубедить, — Юджиния раздула ноздри и замерла — с улицы доносился какой-то гул.
Трубецкая перекрестилась. «Это Морской Экипаж, — испуганно сказала женщина, — у них казармы на Васильевском острове. Пришли, должно быть. Эжени, останься с нами, здесь безопасно».
Юджиния, запахнув шубу, пристроила на голову соболью шапочку.
— Меня ждут, — она обернулась на пороге. Трубецкая помялась: «А Петр Федорович, Эжени…, Что с ним? Что на юге?»
— Скоро узнаем, — коротко ответила женщина. Выскользнув на Галерную улицу, в еще серый, не рассеявшийся сумрак рассвета, Юджиния сразу увидела мать. Та прогуливалась среди сугробов, в темном, бедном салопе, с мешочком на запястье.
— Иди домой, — велела Марта. «Окольными путями, площадь и набережная уже солдатами кишат». Юджиния спросила: «А ты где была?»
— Где бы я ни была, — Марта завязала вокруг шеи грубый шарф, — мне не удалось кое-кого остановить. По крайней мере, думаю я так. Иди, — она подтолкнула дочь. «Я еще туда, — она указала в сторону Сенатской площади, — прогуляюсь».
— Нет, — Юджиния взяла ее под руку, — я тебя не брошу, мама.
Марта, было, хотела, что-то ответить. Вместо этого, она коротко улыбнулась: «Как я понимаю, князь Трубецкой на площади не появится».
Юджиния вспомнила упрямые, карие глаза княгини: «Думаю, что нет».
— И то хорошо, — пробурчала женщина. Они обе пропали в поднявшейся, злой метели.
Крыша Сената была усеяна людьми. Справа, в туманной, утренней дымке поднимались леса вокруг строящегося Исаакиевского собора. Солдаты стояли в каре, с примкнутыми штыками, окружая памятник Петру Первому. Над шпилем Адмиралтейства уже развиднелось, поземка улеглась, тусклый, золотой свет солнца лежал на высоких сугробах.
— Мы с вами! — раздался низкий голос из толпы, что собралась на площади. Здоровый мужик повертел в руках полено: «Нечего ждать, пока жандармы соберутся, надо на Зимний Дворец идти!»
Внутри каре, почти у подножия памятника, собрались люди в мундирах и штатском.
— Вы слышали? — гневно спросил Рылеев, — невысокий, тонкий, с усталым, помятым лицом. «Народ за нас, надо разворачивать солдат к дворцу, здесь больше трех тысяч человек…, Надо брать штурмом Зимний, Петропавловскую крепость, надо захватывать город…, Где Трубецкой? — оглянулся он.
— Сейчас она, — издевательски ответил Каховский, что стоял с пистолетом в руках, упирая его в затылок Марты, — она и скажет нам, где так называемый диктатор восстания. Ее Николай подослал, сеять смуту в наших рядах.
— Хорошо, что я Юджинию сюда не пустила, — безразлично подумала Марта, глядя на толпу. Сзади уже был слышен топот жандармов, кто-то свистел, с лесов собора полетели камни. Она сразу сказала дочери: «За каре ни ногой. Я вооружена, а ты нет. Домой отправляйся». Марта увидела, сквозь разрывы в цепи солдат, бледное лицо Каховского и бессильно выругалась себе под нос. Она пришла к нему рано утром и застала уже одетым. «Поручик, — с порога сказала Марта, — не ходите-ка вы сегодня на Сенатскую площадь, мой вам совет. Уезжайте подальше от Петербурга, как это сделал ваш друг Муравьев. Тогда, может быть, останетесь в живых».
— Вы теща полковника Воронцова-Вельяминова, — внезапно, восторженно, шепнул Каховский. «Мне Никита о вас рассказывал. Вы Бретонская Волчица! Ведите, — он уцепился за руку Марты, — ведите нас за собой, смерть тиранам!»
Марта брезгливо стряхнула его пальцы: «Вы плохо знаете историю, поручик. Вандея сражалась за короля, а не за Робеспьера. Ваши детские игры в заговоры и тайны закончатся смертью невинных людей. Не ходите на площадь, и уж тем более не появляйтесь во дворце».
— Не стрелять же мне в него было тогда, — Марта ощутила шеей холод пистолетного дула. «Но во дворец он не пошел, смотри-ка, послушался».
Мелкий снежок закончился, небо внезапно стало голубым, пронзительным. Марта терпеливо повторила: «Господа, я многим из вас это уже говорила, вчера. И моя дочь тоже. Это западня. Великий князь сообщил ей дату присяги, для того, чтобы поймать вас в ловушку. Что ему и удалось, — Марта замолчала и прислушалась: «Войска идут. Я бы на вашем месте приказала солдатам возвращаться в казармы. Пока не пролилась кровь».
— На крови будет построена новая Россия! — выкрикнул Рылеев. «Князь Оболенский назначается диктатором восстания, господа». Каховский все не отходил от Марты. Она почувствовала запах пота, грязи, страха: «Поручик, уберите оружие. Если вы мне сейчас голову разнесете на глазах у всех, народной любви это вам не прибавит».
— Только бы Юджиния здесь не осталась, — Марта глядела на то, как смыкается каре, как распоряжается князь Оболенский. «Только бы она домой пошла».
Юджиния приподнялась на цыпочки. Она была зажата в гуще людей, тех, кто оказался на площади рано утром. Жандармы теснили их все ближе к солдатам, сзади, за спинами полицейских, волновались люди. Женщина вздохнула: «Мамы не видно совсем. У нее, конечно, пистолет, но мало ли что…»
— Милорадович! — пронеслось над головами людей. «Генерал Милорадович едет!» Генерал-губернатор Санкт-Петербурга, в парадной форме, на кровном, вороном жеребце, остановился напротив памятника Петру.
— Братцы! — Милорадович снял фуражку и помахал ей. «Братцы, вы меня знаете, мы вместе с вами сражались! Поверьте мне, я бы сам желал, чтобы великий князь Константин стал императором, но что, же делать, если его высочество не хочет принимать на себя бремя власти! Я сам видел письмо, в котором он отрекается от престола. Присягните законному наследнику, великому князю Николаю, братцы, и спокойно вернитесь в казармы. Не надо бунта!»
На набережной, в окружении трех сотен преображенцев, с оружием наизготовку, остановился конный отряд. Николай, в генеральском мундире, взял короткую подзорную трубу и холодно, усмехнулся:
— Одним камнем убьем двух зайцев. Избавимся от Милорадовича, он слишком любим в армии. Пора подтянуть дисциплину, хватит нам этой вольницы. Война десять лет, как закончилась. Сейчас они его убьют, я надеюсь, и тогда в дело пойдет картечь. Сначала выпустим холостой залп, конечно.
Он замер — линзы были сильные. Император, за полверсты от каре, увидел ее лицо.
— Господи, какая она бледная, — почему-то подумал Николай. «Что она здесь делает? Надо ее увести отсюда, немедленно, сейчас стрелять начнут. Это она, конечно, сказала заговорщикам о дате присяги. Она, или ее отец. Отца мы из России живым не выпустим. Надо покончить со всей их семьей, меньше будет затруднений. Пропали и пропали, такое бывает. Даже если Георг пришлет ноту — мы извинимся, сделаем вид, что ищем…, У нас большая страна, мало ли что может случиться. А Евгению Петровну я себе оставлю, конечно. И сына ее не трону, ему еще пяти не было, выращу его, как родной отец. У нее будут дети, от меня…, - он, на мгновение, закрыл глаза. Сжав сильной рукой поводья, император тихо сказал Бенкендорфу:
— Передай Сухозанету, пусть выводит на Адмиралтейский бульвар гвардейскую артиллерию, и будет готов стрелять. Отправь двух надежных людей, туда, — Николай указал на толпу, — у входа в Сенат, жена полковника Воронцова-Вельяминова. Я не хочу, чтобы она пострадала. Она здесь, наверняка, случайно. Женское любопытство, — Николай усмехнулся.
Николай услышал крик боли. Приподнявшись в стременах, он увидел, как Милорадович пошатнулся в седле.
— Не смейте, — Марта внезапно, резко повернувшись, ударила Каховского в низ живота, — тот выронил из руки пистолет, и выругался.
— Не смейте! — Марта подбежала к князю Оболенскому, что стоял с окровавленным штыком в руке. Шинель Милорадовича медленно темнела и Марта подумала: «Пар от крови идет. Правильно, холодно же. Если сейчас увести его отсюда, он еще может выжить».
Она увидела, что Каховский, подобрав пистолет со снега, вытянул руку, и бросилась ему наперерез. Марта вонзила зубы в его запястье, и еще успела услышать выстрел. Кто-то ударил ее по затылку, и она оттолкнула нападающего. Милорадович упал, каре заволновалось. Рылеев приказал: «Стрелять! Стрелять в жандармов!»
