Икар - Васкес-Фигероа Альберто (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗

Тихие озера.

Редкие рыбы.

Свирепые пираньи.

Любопытные водяные псы, [49] наблюдающие за тем, что происходит вокруг, наполовину высунув морды из воды.

Белые цапли.

Красные ибисы.

Черные утки.

И удушливая жара.

Они поднимались в небо рано утром и летали до тех пор, пока тучи, дождь или дрожание мотора, который с каждой минутой, казалось, все больше и больше выбивался из сил, не вынуждали их совершить посадку.

Потом два, три дня, а то и неделю они не могли взлететь из-за грязи.

Впору было впасть в отчаяние.

Ничего нельзя было поделать.

Джимми Эйнджел и Дик Карри совершили грубую ошибку, прибыв в эти далекие края в середине июня — в такое время, которое, что любопытно, здесь называли «зимой», в самый ее разгар, когда температуры были очень высокими и постоянно лили дожди, что вызывало густое и постоянное испарение.

Но они не могли ждать до сентября.

Их время заканчивалось.

А с ним — и деньги.

Пару раз они наведывались в Сьюдад-Боливар, чтобы заправиться и закупить провизию, однако за месяц не смогли обследовать и десятой части территории, на которой, по словам шотландца, должна была располагаться Священная гора.

Вода, тучи, пар…

И уставший мотор.

Они часами сидели под крылом «Цыганского клеща», на которое обычно набрасывали окончательно заплесневевший брезент, и старались подавить в себе горькое чувство разочарования, которое день ото дня овладевало их душами, с каждым разом все больше сознавая неизбежность поражения.

И, как нарочно, после того, как целый день висели тучи и беспрерывно лил дождь, в полночь небо представало взору идеально чистым, позволяя предельно ясно разглядеть кратеры Луны, находившейся на расстоянии тысяч километров.

— У нас осталась неделя.

— Знаю.

— И что собираешься делать?

— А что я могу? Аппарат еле тянет — ясно, что он не выдержит обратной дороги. Я тут подумал, что мы могли бы оставить его в Сьюдад-Боливаре, вернуться на корабле, а дальше пытаться вновь, захватив с собой ось, пропеллер и шасси.

— Думаешь, стоит? Бедняга разваливается на куски.

— Видел бы ты «Бристоль», на котором я приземлился там, наверху! — воскликнул пилот. — Этот — просто «кадиллак» последней модели против старого «форда». — Джимми Эйнджел с любовью похлопал по колесу, к которому он привалился плечом. — Я знаю, что могу его починить и он полетает еще пару лет, только мне нужны запчасти.

— Но ведь у нас нет денег.

— Подумаешь, новость! — Он кивнул в сторону далеких тепуев, маячивших на юге. — За всю жизнь у меня один-единственный раз появились деньги: это было, когда я приземлился вон там, — однако после аварий и краха биржи они испарились. Тем не менее нефтяные компании все время ищут летчиков для перевозки нитроглицерина, а эта работа хорошо оплачивается. За год я собрал бы нужную сумму.

— А что сказала бы Вирджиния? Ведь она всегда возражала против этой работы. Это слишком опасно.

— Вирджиния?… — удивился его собеседник. — Сразу видно, что ты знаешь ее не так хорошо, как говоришь. Во вторник она подаст на развод, а поскольку погода не изменится, мы так и будем сидеть здесь, увязнув в грязи. — Он глубоко вздохнул. — Я не строю иллюзий: мой брак дал течь, лучше и не скажешь. Боюсь, все кончено.

— Жалеешь об этом?

— Это же неудача, не так ли? А неудачи не нравятся никому. Я женился в уверенности, что мы будем вместе, «пока смерть не разлучит нас», и, видит Бог, я пытался. Однако мне следовало прежде подумать о том, что моя жизнь — это в первую очередь возможность летать и что рано или поздно ей надоест, что муж все время витает в облаках. Какая женщина выдержит это постоянное напряжение: то ли я вернусь к ужину, то ли ей принесут кусок обугленной плоти?

— Вовсе не обязательно, чтобы это случилось. Ты двадцать лет занимаешься своим делом — и до сих пор жив.

— Да, конечно! Залатанный, но живой. Тем не менее Вирджиния не может забыть, что из шести пилотов, входивших в состав нашей акробатической труппы, когда она со мной познакомилась, я единственный, чьи кости еще не лежат в земле. А я ее люблю и поэтому считаю, что несправедливо причинять ей страдания и дальше.

— А ты не думал о том, чтобы завязать с полетами?

— Раньше — да, думал! — воскликнул Король Неба. — Несколько месяцев назад мне пришла в голову мысль о том, что брак важнее моей работы, но сейчас я знаю, что не остановлюсь до тех пор, пока не вернусь на вершину той горы. А значит, так или иначе буду продолжать делать жену несчастной. Я считаю, что она этого не заслуживает.

А дождь все шел.

Он лил и лил, несильно, но без перерыва, монотонно и настойчиво, как обычно бывает в тропиках, где время, казалось, останавливается и всякая деятельность прекращается в ожидании того, что воде наскучит надоедать миру своим заунывным пением.

Однажды утром они обнаружили, что у них появилась компания.

Десятка три обнаженных туземцев, вооруженных луками и острыми стрелами, расселись вокруг самолета. Они глядели на него, не приближаясь, не делали при этом ни одного движения и не произносили ни слова.

Можно было принять их за живые изваяния или часть пейзажа. Они выказали полное равнодушие к присутствию белых людей. Их внимание было полностью приковано к диковинной «птице»: возможно, они не раз замечали, как она кружила в небе над их территорией.

В свою очередь, Джимми Эйнджел и Дик Карри, лежа в гамаках в полуметре от земли, не сводили взгляда с визитеров, не зная, как поступить. Наполовину скрытые завесой дождя, которая стекала с брезента, натянутого от края крыла до хвоста самолета, они затаились в этом крошечном — не повернуться — подобии палатки.

— Что будем делать? — заволновался автогонщик под впечатлением от воинственного вида невозмутимых индейцев.

— А что, по-твоему, мы должны делать? Ничего.

— Почему бы тебе с ними не поговорить?

— И что, по-твоему, я им скажу? Они наверняка не понимают ни слова по-испански, а я не имею представления, из какого они племени. С одинаковой долей вероятности они могут оказаться как мирными пемонами, так и людоедами вайка или таинственными гуаарибами, которые обитают в самой глубине гор.

— Людоеды вайка? — ужаснулся тот. — Каннибалы?

— Откуда я знаю? Сиди тихо, может, им наскучит. Ясно, что их интересует самолет.

— И как скоро им наскучит?

— Не имею представления.

В середине дня индейцы продолжали сидеть на том же месте и практически в той же позе, и Дик Карри не мог скрыть своего беспокойства.

— Но что это с ними такое? — спросил он. — Что их так заинтересовало?

— Самолет… — уверенно ответил друг. — Я сам, когда впервые увидел самолет, рассматривал его четыре часа кряду — притом что я уже видел автомобили и знал, что он представляет собой мотор и кусок металла. — Он поднял руки вверх ладонями наружу, словно это все объясняло. — Представляешь, что он должен значить для людей, которые ничего, кроме деревьев, никогда не видели!

— Может, они думают, что это какое-то божество?

— Кто знает? Это что-то, что летает, и сомневаюсь, что в их мифологии упоминается предмет, способный подниматься выше облаков. Возможно, они считают нас полубогами или рабами большой птицы, но, что бы они о нас ни думали, будет лучше, если они не догадаются, что мы простые смертные.

— Они на нас нападут?

— Да хватит уже, Дик! — не выдержал пилот. — Я знаю о них столько же, сколько и ты, и уверяю тебя, что у меня самого поджилки трясутся, как, наверное, и у тебя! Пока они будут сидеть там, не шелохнувшись, и таращиться, мы останемся живы. А дальше — как Бог даст!

— А если они ждут, когда стемнеет, чтобы нас прикончить?

— А что им мешает сделать это сейчас?

— Не знаю. Может, они предпочитают убивать в темноте…

Наступила ночь, и ничего не произошло.

Мрак казался, как никогда, непроглядным.