Книга алхимика(Роман) - Уильямс Адам (читаемые книги читать txt) 📗
— Вот этого как раз мне хочется меньше всего, — с жаром ответил я. Никогда прежде я столь ясно не осознавал, что жизнь, уготованная мне отцом, не для меня.
Паладон с Азизом рассмеялись. Айша по-прежнему отирала мне лоб. Она улыбнулась мне, а когда два друга отошли и явно не слышали нас, прошептала мне на ухо:
— Мне кажется, ты очень храбрый. А Азиз еще считает, что ты очень красивый. Я так рада, что ты согласился поселиться в доме моего отца. Не бойся Паладона. Вся моя родня считает, что он очень хороший. И я тоже так думаю.
Последнюю ее фразу я едва разобрал. Она была словно короткий вздох, который унес прочь ветер.
Только тут я понял, на что согласился и что за новый мир ожидает меня впереди. Каждый алхимик мечтает о том чудесном моменте, когда в процессе трансмутации ему удастся превратить сурьму в золото. Именно это и должно было сейчас произойти с моей жизнью.
Глава 3
В которой я рассказываю, как учился вместе со знатными особами, и о том, как неоплатоник и суфий помог двум юношам побывать в раю.
Человек, которого визирь Салим избрал в наставники своему сыну, получил образование в Каире. Звали его Дауд ибн Саид. Я никогда прежде не встречал философов с такой внешностью. Саида отличала непомерная тучность. Голову его венчал огромный розовый тюрбан, а отечное лицо обрамляла борода, которую философ красил хной. Кроме того, он был страшно ленив и днем любил поспать. В свободное ото сна время он валялся на подушках, закусывая пресным хлебом с чечевицей или лакомясь фруктами и сластями. При этом Саид был весьма образован. Будучи последователем Ибн Сины и учения Аристотеля, он придерживался широких взглядов и восхищался работами неоплатоника, врача и мудреца ар-Рази. Ибн Саид мечтал написать труд, который примирит взгляды и постулаты этих двух великих философских школ. К величайшему сожалению, его работа шла ни шатко ни валко: уж слишком много времени у Саида уходило на лакомства и сон, а в перерывах между ними ему требовалось заниматься образованием Азиза, Паладона и теперь уже и меня.
Он проникся ко мне симпатией в первый же день, тот самый день, когда я познакомился с Паладоном и Азизом у смоковницы. Вплоть до самого вечера я оставался с ними. Поскольку мне было все еще нехорошо после падения, меня посадили на иноходца, которым правила Айша. Паладон и Азиз продолжали возиться со своей веревкой. С заходом солнца мы добрались до стоявших кругом пестрых шатров. В одном из них сидел ибн Саид. Он лузгал дынные семечки, сетуя на то, что ничего более вкусного и питательного не нашлось. Мудрец внимательно выслушал мой рассказ о придуманной мной системе расчета. В час ночи, когда показалась Полярная звезда, он проверил мою систему на практике и с серьезным видом кивнул.
— Ну, — с нетерпением в голосе спросил Азиз. — Он прав?
— Его метод расчетов весьма остроумен, но нам нужно провести дополнительную проверку. Надо свериться с математическими таблицами и армиллярными сферами [22]. Все они есть дома у твоего отца.
— Но он может остаться с нами? Учиться с нами? — Мне показалось, что Азиз был куда более взволнован, чем я.
— Разумеется, — рассеянно ответил Саид. Все его внимание сейчас было сосредоточено на кусках оленины, которые слуги несли к жаровне. — Он очень умный юноша.
После возвращения в город меня ждало еще одно испытание, куда более сложное: разговор с визирем Салимом. Его вытянутое печальное лицо совершенно ничего не выражало, и по окончании беседы я вышел из его кабинета весь мокрый от пота. С несчастным видом я присел у фонтана во внутреннем дворике, приготовившись к тому, что меня сейчас выставят вон. Так я и сидел там, пока ко мне не подбежал Азиз. Его глаза сияли.
— Ты ему понравился! — воскликнул он. — Понравился! — повторил Азиз и поцеловал меня. В первый раз.
Не думаю, что столь пышная процессия когда-либо посещала наш квартал. Визирь Салим взял с собой эскорт, который обычно брал, отправляясь на переговоры в соседнюю державу. Впереди шли музыканты, которые били в барабаны и трубили в трубы, возвещая о приближении визиря. За ними следовал отряд конников, одетых в красные плащи и доспехи. Далее вышагивали четверо обнаженных по пояс раба-нубийца, чьи умащенные маслом тела блестели на солнце. Нубийцы держали шелковый балдахин над головой визиря: будучи человеком слабого здоровья, он всячески пытался его укрепить и потому предпочитал ходить пешком. За ним на белых конях ехали мы с Азизом и Паладоном. (Я был одет в кремового цвета джеллабу, а на голове у меня красовался тюрбан.) Замыкал процессию отряд пехотинцев. Их доспехи позвякивали при ходьбе, а на копьях, что они держали на плечах, развевались флажки.
И ради чего устроили весь этот спектакль? Визирь Салим, будучи человеком вежливым и чтущим традиции, решил, что обязан лично предстать перед моими родителями и попросить их разрешения дозволить мне переехать к нему в дом.
Что же почувствовали мои родители, когда увидели, как правитель города и наследник престола стоит у порога их дома, склонившись в поклоне, а соседи, облепив все окна, смотрят на происходящее? Тогда я об этом не думал — уж слишком меня пьянила гордыня от осознания собственной важности, уж слишком я был увлечен Азизом и преисполнен трепета перед Паладоном. Впрочем, потом в своих мыслях я нередко возвращался к тому дню. Сейчас я уже в состоянии представить, как сжимались от тоски сердца родителей, когда они поняли, что я их оставлю. Но как они могли отказать просьбе самого визиря, сидевшего у них за столом на кухне? За натянутыми улыбками скрывалась горечь осознания скорой разлуки.
Тем временем Паладон и Азиз, шлепая туфлями, спустились за мной в подвал. Им не терпелось посмотреть на мою лабораторию, о которой я им столько рассказывал. Когда они ее увидели, даже Паладон остолбенел. Раскрыв рот, он долго смотрел на переплетение бесконечных трубок и реторт.
— Надо все забрать с собой, — наконец произнес он. — Даже у ибн Саида такого нет.
И тут на короткий миг я подумал об отце и о том, сколько времени мы провели с ним здесь, в бывшем свинарнике. Мне вспомнилось, как сияли от радости его глаза, когда он глядел на бурлящие в колбах снадобья, на тинктуры, получавшиеся в процессе конденсации; вспомнилось, как он качал головой, восхищаясь гениальным сыном.
— А можно оставить все здесь? — спросил я. — Мы ведь можем купить и другие колбы с трубками, получше. Правда?
— Как хочешь, Самуил, — пожал плечами Паладон. — Просто жалко оставлять все это добро.
— Понимаешь, мой отец сам занимается алхимией и любит ставить эксперименты, — пояснил я, зная в глубине души, что мой родитель больше никогда не воспользуется лабораторией.
— Ты сам это сделал? — Азиз провел изящной рукой по армиллярной сфере.
Я изготовил ее из дерева, но все размеры выдержал правильно, так что ее можно было использовать по назначению, чем я очень гордился. Азиз одарил меня смущенной улыбкой, и я тут же позабыл об отце, польщенный вниманием нового друга.
Мама суетилась у сундука, в который складывала мои вещи. То и дело она вспоминала о чем-то еще, без чего, с ее точки зрения, мне было никак не обойтись. Нубийцы терпеливо ждали, а визирь стоял задрав голову. Казалось, он с интересом изучает потолочные балки.
— Твой талит! Как я могла забыть положить твой талит! — восклицала мать.
(Когда мы приехали в дом визиря, Азиз отдал сундук с моими вещами рабам на кухне, и больше я его не видел).
По изборожденному морщинами лицу моего отца градом катились слезы. Он старался напустить на себя веселый вид, отчего казался еще более несчастным. Прежде чем обнять меня, он сунул мне в руки стопочку книг по астрологии.
— Тебе они пригодятся, — произнес он, — ты хороший мальчик, и прилежно учишься, они принесут тебе пользу.
Я взял их, подумав об огромной библиотеке Салима, в которую заглянул тем утром. Кажется, у меня так и не дошли руки до книг моего родителя. Зачем они мне были нужны? Теперь в моем распоряжении были все комментарии Абу Машара [23], Аль-Кабиси [24]и Аби-р-Риджала [25] к «Четырехкнижию» Птолемея, и я мог сесть за них, когда вздумается. Но я не решился выбросить книги, которые дал мне отец, и хранил их вплоть до недавнего времени. Эти книги — память об отце, — были последним, что я сжег, согреваясь студеной зимой, когда мне пришлось укрыться в пещере. Я чувствовал незримое присутствие теней Илии и отца, которые с печалью взирали на то, что я творю. В тот день, когда я оставил отчий дом, я с беззаботной улыбкой протянул отцовские книги рабу, после чего небрежно обнял родителей. Вскочив на коня, я не оглянулся на них. Я был слишком сосредоточен на том, чтобы не отстать от Паладона с Азизом.
