Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
— Не ты… — она всхлипнула, судорожно сглотнув, — Отец, Магда… Я никогда больше не увижу их!..
Ужас, пережитый минувшей ночью, на какое-то время лишил ее способности плакать, а теперь, когда страшное напряжение спало, эта способность вернулась, к ней. Дмитрий, сам переживший потерю родни, хорошо понимал ее чувства, но ничем не мог помочь.
Ему хотелось как-то утешить девушку, сказать ей что-нибудь ласковое, ободряющее, но он знал, что сейчас любые слова будут напрасны, и, скорее, растравят ей сердце, чем успокоят душевную боль.
«Пусть поплачет, — подумал, Дмитрий, — будет лучше, если страдания выйдут из нее сейчас со слезами, чем догонят потом, в дороге!»
— Скажи, за что их убили? — перестав плакать, Эвелина подняла на Дмитрия красные от слез глаза.
— Кто-то хочет посеять рознь между Унией и Москвой, — ответил он, натягивая на ее потеплевшую ножку шерстяной носок, — а убийство королевского посла — хороший повод для ссоры. Те, кому эта ссора на руку, непременно воспользуются ею, чтобы разжечь новую войну…
Сразу после резни на заставу к Волкичу приехал человек в сером плаще. Я лежал с разбитой головой среди мертвых тел и не сумел разглядеть его лица, но зато слышал его разговор с убийцей. Приезжий говорил, что Волкич должен представить дело так, будто твоего отца убили московиты.
Жолнежи приняли меня за покойника и не стали добивать. Когда чужак уехал, а Волкич поднялся в свои покои, я «ожил», перебил кое-кого из его людей и направился за тобой. Дальнейшее тебе известно, княжна…
— И кто, по-твоему, был этот, в плаще?
— Пока не знаю. Судя по выговору — германец или швед. Высокий такой, на голову выше меня, это я запомнил…
…И еще голос помню — рокочущий, хрипловатый. Такой нескоро забудешь…
— Ты смог бы, узнать его по голосу?
— Думаю, узнал бы, — Дмитрий подкинул хворост в гаснущий костер, — только бы свидеться!
— Что же нам теперь делать?
— Мы должны добраться до Самбора и рассказать обо всем Воеводе. Моим словам он может не поверить, но тебя послушает наверняка. Так вышло, что ты — единственный свидетель, чьи слова могут предотвратить войну между нашими державами, посему твоя жизнь ценна вдвойне!
— Так вот почему ты меня спас! — горько усмехнулась Эвелина. — Тебе просто нужен был свидетель. А я-то думала, что моя жизнь сама по себе для тебя что-то значит!
— О чем ты, княжна? — от изумления Дмитрий выронил прутик, которым ворошил угли костра. — Я поклялся памятью твоего отца, что доставлю тебя в Самбор невредимой или же умру, защищая! Даже если бы от пережитого ты потеряла рассудок, дар речи и не могла ни о чем свидетельствовать, я сделал бы все, чтобы исполнить сию клятву…
Дмитрий умолк, подбирая нужные слова. Ему хотелось, чтобы княжна поняла важность предстоящего им дела, хотелось достучаться до лучшего, что было в ее душе, сквозь стену пережитого ужаса и отчуждения. Но он не был уверен, сумеет ли сделать это.
— Я знаю, княжна, как тебе трудно и больно, — вновь нарушил он затянувшееся молчание, — но все же прошу: постарайся думать не только о своем горе. Ведомо ли тебе, чего стоил народам Унии и Москвы нынешний мир?
Тысяч людских жизней и десятков сожженных городов. А новая война может обойтись еще дороже. Еще тысячи христианских душ сложат головы в битвах, а десятки городов сгорят в огне пожарищ.
Ты ведь не хочешь, чтобы славяне истребляли друг друга, на радость злым соседям? Не хотел сего и твой отец. Он отдал немало сил на то, чтобы наши державы жили в мире, и дать разгореться войне — значит, развеять по ветру его труды! Разумеешь ты это или нет?
Эвелина вдруг ощутила горький стыд за свою мелочность и эгоизм. Она, и вправду, сейчас забыла обо всем, кроме себя, посему слова московита укололи ее в самое сердце.
— Что же, выходит, я предала память отца? — дрожащим голосом произнесла она, вновь готовая разрыдаться.
— Не о том речь, что ты его предала, — поспешил успокоить ее Дмитрий, — на тебя обрушилось большое горе, оно туманит твой разум и мешает мыслить здраво. Только время нынче такое, что нельзя нам думать лишь о себе. Слишком многое от нас зависит…
Судя по звукам, доносившимся снаружи, там все еще бушевала вьюга, но теперь злобные завывания ветра звучали несколько тише. Ночная буря выдохлась, ослабела и с восходом солнца должна была умереть.
— Собирайся, княжна, — бросил Бутурлин, поднимаясь с травяной подстилки, — когда встанет солнце, мы должны уже быть в пути.
Глава 9
Так или иначе, пурга помешала людям Волкича преследовать Бутурлина с княжной, теперь же, когда она улеглась, убийцы наверняка возобновили охоту.
Положение у беглецов было незавидное. Уже сутки они обходились без сна и еды, а отсутствие лошадей препятствовало им добраться до ближайшего замка.
Дорогу на Кременец, равно как и прочие дороги, проходящие по открытой местности, враг наверняка перекрыл. Лишь путь до Самбора, пролегавший сквозь чащобу, мог дать путникам шанс на спасение.
Пустошь, отделяющая крепость от леса, была достаточно узкой, и боярин надеялся преодолеть ее, прежде чем их настигнут конники Волкича. К тому же, в окрестностях Самбора часто встречались польские конные разъезды, встреча с коими не сулила изменникам ничего хорошего.
Это внушало Дмитрию веру в успех. Но чтобы достичь стен замка, им с княжной пришлось бы пройти с полдюжины верст по сугробам заснеженного леса. Посмотрев на Эвелину, Дмитрий усомнился, что она осилит сей путь.
Девушка, пережившая страшное потрясение, стужу и метель, нуждалась в отдыхе, а несколько часов, проведенных в пещере, не могли восстановить ее силы. И все же, нужно было идти.
Дмитрий не знал хозяев их ночного пристанища, но полагал, что ими могут оказаться разбойники или беглые холопы. Судя по размерам пещеры, в ней не могло вместиться много народа, но с десяток человек она все же могла принять.
Возможно, ее вырыли сами жолнежи Волкича, чтобы было где укрываться попавшим в буран воинам конного разъезда. И если это так, то вскоре они могли сюда нагрянуть.
Посему беглецам следовало поспешить с исходом. Дмитрий помог Эвелине надеть сапоги, прицепил к своему поясу саблю и осторожно выглянул из убежища. Ветер почти стих, на востоке медленно разгоралась заря, окрашивая багрецом заиндевелые ветви деревьев.
Выбравшись наружу, Бутурлин огляделся по сторонам. Овраг, в склоне коего зияла приютившая их пещера, одним концом тянулся на северо-восток, другим уходил на юго-запад.
Подумав, боярин решил, что Господь подсказывает им более легкий путь до Самбора, чем тот, которым они шли минувшей ночью.
Двигаясь по дну оврага в сторону Юго-запада, они с княжной могли без особого труда дойти до холмов Старого Бора, откуда до Самборской крепости было рукой подать.
Правда, при этом им пришлось бы сделать небольшой крюк, но это все равно было лучше, чем идти через лес напрямик, продираясь сквозь сугробы, кустарник и бурелом.
«Решено, пойдем к Самбору оврагом, — подумал про себя Дмитрий, — если Господу будет угодно, к полудню он выведет нас из леса невредимыми!»
Он уже хотел позвать Эвелину, но его внимание привлек слабый звук, донесшийся со спины. Дмитрию почудилось, будто он слышит тихое храпение лошади, заглушенное человеческой ладонью.
Сомнений быть не могло. Сколько раз, поджидая в засаде татарских набежчиков, он сам зажимал рукой храп своего жеребца, чтобы тот неосторожным ржанием не выдал его врагам. Едва заслышав сей звук, боярин тут же обернулся, сходу обнажая саблю.
Догадка оказалась верной. На краю обрыва стояла невысокая каурая лошадь со спутанной гривой и по-татарски расшитой бисером уздечкой. Ее держал под уздцы коренастый, черноусый человек в сером капюшоне-башлыке и свободном зипуне, из — под которого выглядывали голенища желтых польских сапог. Подробнее Дмитрий не успел его рассмотреть.
Издав зычный крик, черноусый выхватил из ножен саблю и ринулся с обрыва на московита. Такой прием наверняка не раз приносил ему успех, но сейчас дал осечку. Бутурлин отпрянул, поднимая над собой клинок для защиты, и сталь ударилась о сталь, высекая искры.
