Невольники чести - Кердан Александр Борисович (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Иван употребил все способы к примирению, но индейцы остались непреклонны и атаковали его стан. Благо Кусковым были приняты оборонительные меры, и ему удалось отразить нападение. Предполагая снова тронуться в путь, Иван неожиданно наткнулся на одного знакомого старика тлинкита, коий поведал ему, что колоши пошли на Ситху войной. Желая проверить его слова, Иван послал в Архангельское заселение несколько байдар с промышленными, а сам отошел к Якутату, не имея в достаточном количестве ни ружей, ни зарядов. Посланные на разведку не вернулись. Не смея оставаться далее в неведении и риске быть атакованным, Иван отправился назад на Кадьяк, впервые не привезя с собой добычи.
– Не гневайся, Лександра Андреич, людей сохранить старался…
– И то ладно… – успокоил помощника Баранов, но себе успокоения не обрел. Вот и нынче в который раз принялся складывать все разрозненные факты и вести, пытаясь выстроить картину случившегося.
Ничего утешительного. Если сведения, привезенные Иваном, верны, то большинство из содеянного им, Барановым, за прошедшее десятилетие пошло насмарку. И самое страшное: помочь своим заселениям, рассеяным на столь великом пространстве, он, правитель, не в состоянии. Нет ни достаточного числа русских, дабы пополнить в отдаленных крепостях гарнизоны, ни больших парусных судов для прикрытия отправляемых промысловых ватаг, ни потребного количества пушек и ружей. Корил себя, что, увлекаясь ревностию к славе и выгодам компании прежде устройства такого числа заселений, не имел основательных сведений о характере того народа, среди коего предполагал водвориться. Ведь и Канягит, и Скаутлельт клялись ему в верности и дружбе… Кто знал, что клятвам этим нельзя верить? Понимал и другое: сколь радостно воспримут многие в столичном правлении компании его просчеты. Петербургские чиновники уже давно точат зуб на неугодливого и нечинопоклонного правителя. Теперь опять всплывет вопрос об его смене… Да и Бог с ним! Баранов за должностями и наградами не гонится. Обидно токмо дело незавершенным оставлять, да еще в таком плачевном положении… Хотя ежели поразмыслить, можно себе тысячу оправданий отыскать. Кто как не те же петербургские чины в каждой депеше требовали увеличить отстрел бобров. Дескать, акции падают в цене, паника среди акционеров! А чтобы оного достичь, иного пути нет, как создавать новые заселения там, где еще пушной зверь непуган…
Вспомнились слова из своего последнего письма директору компании Михайле Булдакову – зятю покойного Григория Шелехова: «Публика, а паче торговая, охоча токмо на одни успехи и выгоды смотреть и ценить хлопоты, но она не входит и на малость в рассмотрение причин, коими стесняется торговля, упадают выгоды всего государства Российского…»
Не самому ли первенствующему директору адресовал правитель сей упрек, хотя и неглуп Михайло, и просвещен зело? Это по его ходатайству награжден Баранов золотой медалью и обласкан чином коммерции советника… Токмо куда энту медаль теперь повесишь? Разве что на пуп кому-то из лживых вождей. Да и от книжного ума Булдакова на таком расстоянии проку нет! Один он, Баранов, за все, творимое здесь, ответчик. Не на кого положиться, окромя разве что Ивана Кускова…
Раздумья главного правителя прервал стук в дверь. Не дожидаясь ответа Баранова, стучавший просунул в проем голову. Правитель узнал караульщика Якова Дорофеева, назначенного нынче в дозор на звонницу местной церкви – с нее видно на много верст.
– Что стряслось, Яков?
– Корабль на подходе, Лександра Андреевич! Не наш, не компанейский…
И, подтверждая его слова, над водами залива громыхнула пушка, которая и вернула к сознанию Абросима Плотникова, лежащего в трюме «Юникорна».
Глава четвертая
Велик Тихий океан. Непомерны его просторы, раскинувшиеся от вечных льдов Арктики до солнечных берегов Австралии.
В штилевые ночи, когда зажигаются над его водами мириады звезд, кажется океаническая ширь равной опрокинутому навзничь небу. И порхающие, словно ангелы, над умиротворенной пучиной летающие рыбы еще более усиливают это сходство.
Когда же взвихрится зыбь океана тайфуном, стираются все грани. Тогда и небо, и бездна – все едино в разгневанном, яростном лике его.
Каким же тщедушным кажется человек и творения неутомимых рук людских перед неукротимой стихией! Словно игрушки, швыряют то вверх, то вниз гигантские волны отдавшиеся их власти, еще совсем недавно казавшиеся такими надежными суда.
Тысячи тысяч кораблей: папирусные лодки египтян, китайские жонги, корветы и галеоны Старого Света – покоятся на дне, храня в своих трюмах несметные сокровища.
Но не только флотилии обрели последнюю пристань на океаническом ложе, там громоздятся затонувшие материки и острова, с некогда многолюдными городами и величественными храмами.
Толща горько-соленой воды скрывает от глаз человеческих следы минувших цивилизаций, словно предупреждая: не суетись! Все мы – малые песчинки в часах Вечности, слезинки на бестрепетной ладони Провидения…
Но что для человечества эти предостережения, если никогда не одолеть его тягу к неведомому, не запугать ищущую единственного приюта душу?
Новые и новые поколения мореходцев и смельчаков в поисках удачи и открытий бороздят просторы Великого океана, платя за первопроходство самой высокой ценой – своей жизнью.
Вослед им идут авантюристы, стяжатели, честолюбцы. Они используют эти открытия в иных целях: набивают богатством мошну, утверждают свою власть, устанавливают новые границы. При любом кипении пены не избежать…
Не оттого ли и становятся так тесны берега океана, на которых прежде спокойно уживались многие племена и народы?
Войнами и распрями, уносящими стократ больше жизней, чем морская пучина, завершаются попытки пришельцев овладеть чужими землями.
Точно клубы пожаров, веют над побережьем злоба и алчность – неизменные спутницы завоеваний. Не под их ли влиянием делается все свирепей год от года тихий, незлобивый от природы нрав океана? Не они ли вызывают цунами и шторма? Или это по воле Творца звучит для нас, живущих, очередное заклятие:
– Люди! Не суетитесь! Помните о вечном…
– Капитан, разрази меня гром! Русский отказался дать двадцать тысяч отступного за аманатов.
– Смит, и это говоришь ты или меня начал подводить слух? – интонация Барбера не сулила ничего доброго. Матрос хорошо знал повадку сэра Генри самые зловещие слова произносить умиротворенным голосом.
– Позвольте заметить, сэр… Эта седая лиса Баранов сразу признал меня, как я из всех парусов в мире узнаю кливер нашего «Юникорна». Это ведь он принимал меня на службу в компанию на Ситхе… А теперь и виду не подал… Похоже, пронюхал обо всем…
– Плевать мне на его чутье! Я желаю сам из своего пудинга изюм выковыривать!.. Так что предлагает этот старый акулий плавник?
– Шесть тысяч дублонов, кэп… И те не золотом, а бобрами… – вытянутый, как бушприт, нос Смита почувствовал, что встречи с кулаком Барбера ему не избежать. Вся фигура матроса обмякла, словно паруса в штиль, за которым последует буря.
И буря не заставила себя ждать.
– Шесть тысяч? Взамен двадцати… – еще более тихим голосом переспросил сэр Генри и на мгновение умолк. Так на короткое время затихает океан перед шквалом. – Да этот русский – просто сумасшедший! – наконец взорвался он. – Не понимает, с кем имеет дело! Мне легче взять на абордаж его богадельню, чем согласиться на эти условия! И я возьму ее, тысячи чертей! – Барбер еще несколько минут изрыгал проклятья русскому правителю, в ушах матроса звучавшие лучшей музыкой: «Пронесло!»
И поскольку Смиту теперь ничего не угрожало, он рискнул вставить замечаньице:
– Боюсь, сэр, это будет потруднее, чем драка с тем испанским галионом, который мы атаковали полгода назад… Русский с умыслом провел меня по фортам крепости… Береговая батарея – одиннадцать пушек. Редуты мощные, и гарнизон человек четыреста…
