Невольники чести - Кердан Александр Борисович (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Но так уж повелось, что любому благополучию рано или поздно кто-то начинает угрожать. И такая угроза появилась в лице Российско-Американской компании. Ее фактории на Кадьяке и Уналашке, в Якутате и на Ситхе росли и приблизились уже к островам Королевы Шарлотты.
Компанейцы обустраивались, по-видимому, надолго. Строили крепости, возводили редуты, закладывали свои православные часовни и храмы. И помимо прочего активно вели отстрел каланов, заключали с местными племенами торговые соглашения и совсем не желали пользоваться услугами Барбера при пушной расторжке.
Русская коммерция вскоре составила серьезную конкуренцию сделкам сэра Генри и в Кантоне. Ганисты – богатейшие китайские купцы, – следуя кэтоу, улыбались Барберу, но товар у него брать отказывались. Меха, привозимые русскими, качественнее выделаны, и цены их поумереннее.
Барбер попробовал остудить пыл поселенцев силой: однажды напал на перевозивший меха компанейский корабль. Но встретил такой яростный отпор и умелое маневрирование, точно перед ним было не торговое, а военное судно.
Тогда-то у сэра Генри и возникла идея решить проблему руками тлинкитов. Льстивыми речами склонил на свою сторону знакомых вождей, спаивал их ромом, задабривал подарками. Высадил нескольких своих моряков со Смитом во главе у мыса Эчком, дабы, нанявшись на службу в компанию, они вредили ей изнутри. И наконец провел собрание вождей в Хуцноу, на котором был назначен день выступления.
Восстание, как известно, удалось. Индейцы не только уничтожили русские гарнизоны на архипелаге, но и захватили большой запас шкур. Расчетливый Барбер и тут не упустил возможности погреть руки. Зная доподлинно, как нужны тлинкитам ружья и пушки, он выманил у них и шкуры, и аманатов. Да еще и умудрился ничего не дать взамен. Если бы не досадный случай с молодым поселенцем, устроившим свалку на шхуне, то в руках у сэра Генри оставались бы и другие важные козыри в этой игре – ситхинские чифы Скаутлельт и его племянник. Само собой разумеется, сцена с висилицей, устроенная капитаном, была просто фарсом. Барбер вовсе не собирался вздернуть на рее тех, за чьи головы можно получить звонкую монету. А покупатели, вне сомнения, нашлись бы… Скажем, его главный враг – русский правитель Александр Баранов. К нему-то и хотел отвезти сэр Генри племенных тойонов. И затребовать за них вкупе с остальными аманатами выкуп…
И хотя последние события оказались не столь благоприятными для Барбера, он все-таки не изменил главного плана: идти на Кадьяк, к русскому правителю! И там попытаться извлечь из поражения Баранова наибольшую выгоду для себя.
Подобно тому, как знаменитый «соболиный хвост» вывел русских охотников и следопытов сквозь дебри Сибири к берегам Великого океана, так мех морского бобра привел их последователей на Американский континент.
Командор Беринг и капитан Чириков, открыв новые земли, дали толчок практическому освоению Алеутских островов. Более двух десятилетий спустя, в 1763 году, промысловые кочи Степана Глотова подошли к острову Кадьяк (по-алеутски – Кыктак) и основали здесь первое российское поселение. Оно оказалось недолговечным. Суровый климат, недружелюбие племен, а главное – отсутствие надежного морского сообщения с Охотском заставили промысловую ватагу покинуть остров. Следующие попытки закрепиться на нем также не имели успеха, пока в 1784 году рыльский купец Шелехов в товариществе с курским гражданином Голиковым не достиг оного и не занял его, одолев кадьякских конягов боем. Обосновавшись в гавани Трех Святителей, компаньоны не только занимались пушным промыслом, но и попытались завести хлебопашество, разведать природные ресурсы края, основать судостроение.
Возвратясь в апреле 1787 года в Иркутск, Григорий Шелехов представил генерал-губернатору иркутскому и колыванскому Якоби доношение, в коем, проявляя себя не столько удачливым купцом, но паче проницательным политиком, уверял последнего в великих выгодах для России в занятии земель, как можно далее по полудню к Калифорнии лежащих, дабы, от покушения других наций отвратив, сделать наши обзаведения первыми. Для поддержки начатого им предприятия просил Шелехов у правительства крупный кредит. В деньгах ему отказано было, а взамен отряжена на Кадьяк духовная миссия с архимандритом Иоасафом во главе, как бы подчеркивая, что американские колонии оставляются собственному их жребию и воле Божьей.
Не полагаясь только на Божьего слугу, Шелехов послал на остров нового правителя – Александра Баранова, человека немолодого и опытного. Перенеся в 1792 году поселение в Чиниатскую бухту, Баранов заложил там Павловскую крепость – она, по задумкам основателя компании, должна была со временем превратиться в столицу Русской Америки – Славороссию. Город с широкими проспектами и обелисками, а при въезде долженствовала быть триумфальная арка, кою именовать по приличеству не иначе, как Русские ворота.
Правда, спустя десятилетие с основания крепости городом ее назвать можно было с великим допуском. Но зато все, что есть, создано своими руками.
Александр Андреевич Баранов, прохаживаясь по светлой горенке, служившей ему кабинетом, выглянул в мелкостекольчатое оконце, озирая плоды трудов своих. Деревянная церковь Во Имя Воскресения Господня, пятипудовый колокол для которой вылил из местной руды мастер Шапошников. Компанейская контора, казармы для промышленных. Сарай для постройки гребных судов. Кузня. Торговые лавки. Школа. Этим строением Баранов особенно гордился. «Дикие племена переймут цивилизацию не через оружие и насилие, а через своих детей», – тешил себя такой мыслью. Однако пока мир даже здесь, на обжитом Кадьяке, поддерживался железом и порохом. Посему бдил правитель сам и караулы в гавани и по всем артелям имел. А начальникам партий строго-настрого наказал еженедельно чистоту ружей, а также исправность зарядов осматривать. Неумеющих стрелять обучать с прилежанием. Завел обычай поодиночке да невооруженным никого из крепости никуда не пущать. Окромя того, со здешними обитателями обходиться поласковей, среди своих промышленных воровские либо другие злые намерения истреблять. Тем и оберегал доверенных ему людей от погибели случайной да ссор безрассудных. И без того каждый год курносая то скорбутом, то стихией жизни уносит…
Говорят, что настоящую цену жизни знает лишь тот, кто глядел в очи смерти. Баранов повидал на своем веку всякого. Был богат – владел двумя заводами в Иркутске. Разорился. Промышляя по питейным делам среди чукотских племен, едва не лишился живота. Здесь, на Аляске, дважды проливал кровь свою за компанейские интересы. Да токмо ли за них? Виделись Александру Андреевичу за всем этим куда более широкие горизонты для отеческой земли и поколений будущих. Ради того и терпел сам лишенья великие и соратников своих в строгом теле держал.
Правда, последнее время сдавать стал здоровьицем, труднее сделался на подъем, отраднее оказалось одиночество под кровлею дома главного правителя, за эти годы ставшего родным, среди любимых книг и памятных вещей. Ужель не достанет мочи далее нести свой крест, завершить намеченное? Как ржа железо, ест сердце Баранова печаль, томят предчувствия.
Вот и сегодня, в погожий июльский день, что-то зябко главному правителю, что-то не по себе. Который раз возвернулся памятью к разговору с Иваном Кусковым, намедни прибывшим из Якутата.
– Худые вести привез я, Лександра Андреич, – с порога, едва не задев притолоку головой, начал помощник.
– Здоров будь, Иван, – улыбнулся Баранов Кускову, который, несмотря на лета (он не многим моложе правителя), не утратил юношескую порывистость в движениях. И тут же, посуровев, добавил: – Ну, докладывай, коли так.
Рассказ обычно неразговорчивого Ивана был на сей раз пространен и невесел. Имея растаг в Якутате, получил Кусков темные известия об умысле колошей истребить везде русских и алеутов. Не поверив сим слухам, он со своею промысловой партией отплыл от Якутата на шестьдесят верст, где и был окружен тлинкитами.
