В погоне за рассветом - Дженнингс Гэри (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Я напомнил себе, что, когда имеешь дело с хань, следует начинать издалека, после долгого обмена любезностями. Поэтому я галантно произнес:
— Я бы с удовольствием поговорил о моей госпоже Чао и ее непревзойденной красоте.
— Это уже лучше.
— Я немного удивлен, что, имея под рукой столь прекрасную модель, мастер Чао не сделал множество рисунков с нее.
— Он сделал, — ответила она и ухмыльнулась.
— Жаль, что он ни одного не показал мне.
— Он бы показал, если бы мог, но он не может. Они принадлежат разным господам, которые тоже изображены на этих рисунках. А нм не захочется демонстрировать рисунки вам.
Ничего себе! Но я не стал осуждать мастера Чао — и не потому, что я ему сочувствовал, просто уж очень не нравилась мне его молодая супруга. Поэтому я больше не стал продолжать этот разговор.
— Я прошу госпожу Чао простить мою настойчивость, но я вынужден вернуться к первоначальному предмету беседы. Постараюсь выразиться кратко: я умоляю госпожу Чао разрешить ее рабыне Мар-Джане выйти замуж.
— Айя! — снова громко воскликнула она. — Эта старая потаскуха беременна!
— Нет-нет!
Не слушая, она продолжила, хмуря свои несуществующие брови:
— Но это ни к чему вас не обязывает! Ни один мужчина не женится на рабыне из-за того, что сделал ей ребенка.
— Да я тут вообще совсем ни при чем!
— Это небольшое затруднение, и его просто разрешить. Я позову рабыню и как следует ударю ее по животу. Не беспокойтесь об этом больше.
— Я беспокоюсь не об этом…
— Однако это очень странно. — Маленький красный язычок госпожи Чао высунулся, облизнув ее крошечные красные губки. — Все лекари утверждали, что эта женщина бесплодна. Вы, должно быть, выдающийся мужчина.
— Госпожа Чао, эта женщина не беременна и жениться на ней собираюсь вовсе не я!
— Что? — В первый раз ее лицо ничего не выражало. — А кто?
— Мой собственный раб, который уже давно влюблен в эту вашу Мар-Джану. Я просто молю вас согласиться со мной и разрешить им пожениться и жить вместе.
Она уставилась на меня. С самого начала, как только я вошел к ней молодая госпожа постоянно меняла выражение лица — радушие, напускная скромность, раздражение. Теперь я понял, почему она все время его меняла. Это белое напудренное лицо в обычном своем состоянии было просто листом чистой бумаги. Я удивился: неужели и остальное ее тело такое же невыразительное? Неужели ханьские женщины все такие блеклые и лишь в отдельных случаях напоминают человеческое существо? Я был почти рад, когда она бросила на меня раздраженный взгляд и произнесла:
— Эта турчанка всегда одевает меня и наносит косметику, даже мой господин супруг не посягает на ее время. Не вижу, почему я должна делить ее с кем-то.
— Возможно, тогда вы продадите мне Мар-Джану? Я хорошо вам заплачу.
— Теперь вы пытаетесь меня оскорбить? Вы намекаете на то, что я не могу освободить собственную рабыню, если захочу?
Госпожа Чао соскочила с кушетки, ее маленькие босые ножки задрожали, а одеяния, ленты, кисточки и даже пудра словно пробудились от сна. Она вышла из комнаты. Я стоял и не мог понять: прогнала она меня или же пошла за стражей, чтобы меня арестовали. Эта молодая женщина отличалась невыносимо переменчивым характером, и настроение у нее менялось с такой же скоростью, как и выражение лица. За время нашего короткого разговора госпожа Чао успела обвинить меня в том, что я застенчив, дерзок, похотлив, надоедлив, доверчив, а теперь посчитала, что я ее оскорбил. Я не удивлялся тому, что столь непостоянной женщине требовалась бесконечная череда сменяющих друг друга любовников. Возможно, она тут же забывала их, как только они крадучись покидали ее постель.
Однако вскоре госпожа Чао легкой походкой снова вошла в комнату. Ее никто не сопровождал, и она швырнула мне листок бумаги. Я схватил его прежде, чем он коснулся пола. Я не разобрал, что там было написано по-монгольски, но она объяснила мне, сказав с презрением:
— Это документ об освобождении рабыни Мар-Джаны. Я отдаю его вам. Турчанка ваша — можете поступать с ней, как хотите. — И вдруг каким-то непостижимым образом презрение на ее лице сменилось чарующей улыбкой. — И со мной тоже. Делайте, что пожелаете — чтобы как следует отблагодарить меня.
Возможно, я бы и смог, и у меня даже хватило бы наглости сделать это, если бы только госпожа Чао отдала мне подобный приказ раньше. Но она уже неосмотрительно вручила мне бумагу, прежде чем поставила на ней цену. Поэтому я свернул документ и убрал его в свой кошель, а затем поклонился и произнес со всей пышностью, на которую только был способен:
— Ваш скромный проситель, разумеется, самым горячим образом благодарит вас, милосердная госпожа Чао Ку Ан. И я уверен, что влюбленные рабы также будут благословлять ваше имя, как только я сообщу им о вашей доброте и щедрости, как делаю это в настоящий момент я сам. До встречи, благородная госпожа…
— Что? — взвизгнула она, словно колокольчик разлетелся на кусочки. — Вы хотите просто повернуться и уйти?
Откровенно говоря, мне хотелось не просто уйти, но убежать. Однако, вспомнив о своем благородном происхождении, я сохранил светские манеры и, непрестанно кланяясь, начал пятиться в сторону двери, бормоча что-то вроде «самая великодушная» и «будем вечно испытывать признательность».
Ее бумажное лицо в этот момент напоминало палимпсест, на котором были написаны неверие, потрясение и ярость — все сразу. Госпожа Чао держала в руке шарик из слоновой кости с таким видом, словно собиралась швырнуть им в меня.
— Множество мужчин жалели, когда я отсылала их прочь, — произнесла она зловеще сквозь стиснутые зубы. — Ты будешь первым, кто пожалеет, что ушел от меня без позволения.
Я в этот момент уже кланялся в коридоре, но услышал, как красотка пронзительно вопит мне вслед:
— Я обещаю! Ты пожалеешь об этом!
Должен признаться, что не только внезапный приступ гнева заставил меня убежать из объятий госпожи Чао, я отказался от ее любви не потому, что сочувствовал ее супругу, и не из страха перед опасными последствиями, которые вполне могли иметь место. Хотя, скорее, было похоже на то, что у меня будут неприятности из-за того, что я не изнасиловал ее. Нет, дело было не в этом и даже не в той антипатии, которую я испытывал к госпоже Чао. Если быть предельно честным, самое большое отвращение у меня вызвали ее ноги. Сейчас поясню, потому что и у множества других женщин народа хань были такие же ноги.
В Китае пальцы женских ног называют «кончиками лепестков лотоса», а невероятно крошечные туфельки — «чашечками лотоса». Только потом я узнал, что госпожа Чао, вообще-то не отличавшаяся особой скромностью, дошла тогда до предела распутства, позволив мне увидеть ее ступни без этих «чашечек лотоса». «Кончики лепестков лотоса» у хань считаются самыми интимными частями, женщины их скрывают тщательнее, чем даже «розовые части» между ног.
Оказывается, много лет тому назад в Китае была одна придворная танцовщица, которая могла танцевать, балансируя на кончиках пальцев, и эта поза возбуждала каждого мужчину, который видел ее танец. Поэтому и другие женщины с тех пор всячески старались подражать той легендарной соблазнительнице. Ее современницы, тоже занимавшиеся танцами, испробовали различные способы уменьшить свои уже ставшие большими ноги, но безуспешно, поэтому впоследствии женщины пошли дальше. К тому времени, когда я прибыл в Ханбалык, там среди хань было множество женщин, которым матери еще в детстве сдавливали и связывали ноги. Они растили несчастных калек, следуя этой совершенно отвратительной традиции.
Любящая мать пыталась в два раза уменьшить ступню своей дочери. Для этого она привязывала пальцы как можно туже к пятке, а затем снова сдавливала их и опять связывала. К тому времени, когда девочка взрослела, она могла носить «чашечки лотоса», которые в буквальном смысле были не больше чашек. Обнаженными такие ступни выглядят как лапки маленькой птички, судорожно обхватившей жердочку насеста. Женщинам со ступнями в виде «кончиков лепестков лотоса» приходится ходить вычурными, семенящими шагами. Они вообще ходят мало, из-за чего эту походку и ценят мужчины хань. Поэтому показать постороннему ступни или кончики пальцев считается в Китае так же неприлично, как выкрикнуть «pota!» в венецианской гостиной.
