В погоне за рассветом - Дженнингс Гэри (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
— Ах, но разве это его исправит? — произнес голос Хубилая. — На мой взгляд, гораздо полезнее хорошая порка.
— Но он сам исправится, великий хан, потому что впредь уже больше не будет вести себя так неучтиво, как в первый раз. Возьмем другой пример: элементарная честность. Если хань найдет на дороге некую вещь, которую кто-то потерял, он не присвоит ее, а будет охранять находку. Он будет оставаться на страже, пока не подойдет следующий прохожий, а тот будет ждать следующего. И находку станут усердно охранять, пока владелец не обнаружит пропажу и не вернется.
— Ты говоришь здесь о случайности, — произнес голос Хубилая. — А начал с законов и преступлений.
— Хорошо, великий хан, приведу такой пример. Если один человек причинит вред другому, пострадавший не побежит к судье, чтобы тот заставил его обидчика исправиться. Ведь у хань есть поговорка: «Посоветовав мертвецу, избежишь проклятия, а дав совет живому — избежишь суда». Если кто-либо из хань обесчестил себя, во искупление он может отдать собственную жизнь, как, я видел, нередко случалось в прошедшее празднование Нового года. Если один человек причинит другому большой вред, но совесть не позволит ему сразу признаться в проступке, жертва придет и повесится на входной двери обидчика. Унижение, которое падет на голову преступника, считается у хань гораздо хуже любой мести.
Хубилай сухо поинтересовался:
— Ты считаешь, что умершему от этого легче? И называешь это исправлением?
— Я лишь пытаюсь сказать, великий хан, что преступник может избавиться от запятнавшего его позора, только возместив убытки семье повесившегося.
— То же самое он делает и по своду законов ханства, Марко. А я считаю, что его самого также следует повесить. Ты можешь называть это суровостью, но я не вижу в этом ничего несправедливого.
— О, великий хан, я согласен с тем, что вы однажды сказали: надо, чтобы тобой восхищались и тебе завидовали — причем все правители и этом мире. Но меня интересует другое: каким образом вы пытаетесь завоевать расположение своих подданных? Может, если вы хотите добиться от них преданности и привязанности, не стоит быть столь требовательным?
— Полагаю, — раздраженно заметил Хубилай, — я совсем не так уж и требователен.
— Но, великий хан, позвольте рассказать вам о моей родной Венецианской республике. Она основана по образцу двух классических республик — Римской и Греческой. Ее гражданин свободен оставаться личностью и формировать свою собственную судьбу сам. В Венеции есть рабы, это правда, и классовые различия тоже. Но теоретически решительный человек может возвыситься над своим классом. Он сам может подняться из нищеты и страданий к процветанию и праздности.
Спокойный голос Чимкима произнес:
— И часто такое случается в Венеции?
— Ну, — ответил я, — я помню одного или двух: они воспользовались преимуществами своей внешности и смогли жениться на женщинах выше их по положению.
— Ты называешь это решительностью? И призываешь восхищаться подобными мужчинами? Здесь их стали бы презирать.
— Это первое, что пришло мне в голову. Но если хорошенько подумать…
— А в Риме или в Греции, — произнес Хубилай, — были такие примеры? Скажи, твои западные историки, они сделали хоть одну такую запись?
— Не хочу вводить в заблуждение великого хана, не будучи сведущ в истории.
Чимким снова заговорил:
— Ты и правда думаешь, что подобное возможно, Марко? Что все люди станут равны, свободны и богаты, если только получат такую возможность?
— Почему нет, мой принц? Некоторые из наших выдающихся философов верили в это.
— Человек может верить во что угодно, если это ничего ему не стоит, — ответил голос Хубилая. — Это еще одна ханьская поговорка, Марко. Уж я-то знаю, что случается, когда люди вдруг становятся свободными, — и я получил это знание не из книжек по истории. Я знаю, потому что сам предоставлял людям свободу.
Он некоторое время помолчал, а потом Чимким удивленно спросил:
— Марко, похоже, ты так потрясен, что тебе нечего сказать? Представь себе, это правда. Я видел, как мой августейший отец использовал однажды эту тактику, чтобы покорить провинцию в государстве Тибет. Защитники провинции отбили все наши атаки, поэтому великий хан просто объявил ее жителям: «Вы освободились от своих прежних правителей — тиранов и угнетателей. А я, будучи великодушным правителем, дам вам привилегию — быть свободными и занять в мире подобающее вам по праву место, то положение, которое вы заслуживаете». И знаешь, что произошло?
— Надеюсь, мой принц, это сделало их счастливыми?
Хубилай рассмеялся, смех отразился от стены подобно звуку железного котелка, по которому стучат деревянной колотушкой. Он произнес:
— А случилось вот что, Марко Поло. Скажи бедняку, что он получил свободу грабить богатых, которым он так долго завидовал. Думаешь, он отправится обыскивать роскошные дворцы знати? Ничего подобного, Он схватит свинью, которая принадлежит его соседу-бедняку. Скажи рабу, что он наконец свободен и теперь равен со всеми остальными. Возможно, что он отпразднует свое освобождение, убив бывшего хозяина, а затем и сам незамедлительно обзаведется рабами. Скажи отряду воинов, которых против желания взяли на военную службу, что они стали свободными и могут возвратиться домой. Думаешь, они обратят свое оружие против военачальников, которые вели их в поход? Нет, они безжалостно убьют человека, которого выдвинули из их среды и назначили над ними сержантом. Объяви всем угнетенным, что им дозволяется подняться против самого жестокого притеснителя. И куда, по-твоему, они отправятся? Против деспота-градоначальника или ильхана? Нет, поверь мне, разъяренная толпа разорвет на кусочки деревенского ростовщика.
Снова наступила тишина. Я не мог придумать ничего в ответ. Наконец Чимким сказал:
— Этот прием сработал там, в Тибете, Марко, ввергнув в хаос целую провинцию. В результате мы легко взяли ее, и теперь мой брат Укуруй — ван Тибета. Разумеется, для самих местных жителей ничего не изменилось. Жизнь идет там как прежде.
И опять я не нашелся что ответить, потому что великий хан и принц, без сомнения, говорили не о каких-то неграмотных деревенских жителях в отсталом захолустном государстве. Это относилось ко всем простым людям, живущим повсюду, и мнение правителей о них явно было невысоким. Однако у меня не было никаких убедительных доводов чтобы изменить его. Поэтому мы втроем двинулись обратно во дворец обойдя вокруг Павильона Эха, выпили там mao-tai и заговорили о других вещах. Больше я не предлагал никаких смягчений монгольского свода законов, и поэтому все решения Хубилая заканчивались, как и обычно: «Великий хан сказал: трепещите все и повинуйтесь!»
Хубилай никогда не высказывал мне пожеланий о порядке посещения различных министров. Вообще-то, наверное, разумнее было начать с главного министра — Ахмеда-аз-Фенакета, о котором я уже столько слышал. Однако я бы с удовольствием совсем пропустил араба, особенно после того, как узнал о нем столько нелицеприятных вещей. В действительности я никогда не искал с ним встречи, и в конце концов он сам принудил меня встретиться с ним. Wali прислал мне через слугу довольно невежливое послание, требуя, чтобы я немедленно к нему явился и получил жалованье из его собственных рук, поскольку Ахмед также занимал пост министра финансов. Я подумал, что его беспокойство вызвано тем, что уже наступил новый год, а у него не закончены расчеты в старом. Поскольку я находился на службе у великого хана, то совершенно не беспокоился о том, заплатят ли мне и сколько именно. Честно говоря, у меня до сих пор не было нужды ни в едином багатине — или tsien, как называлась в Китае самая мелкая денежная единица. Я прекрасно устроился: меня кормили и снабжали всем необходимым; так что я даже не представлял себе, как лучше потратить деньги, если они у меня появятся.
Перед тем как пойти за жалованьем к Ахмеду, я отправился спросить отца, не возникло ли у Торгового дома Поло еще каких-нибудь неприятностей, и если да, то не хочет ли он, чтобы я, воспользовавшись случаем, замолвил за него словечко арабу. Не найдя отца в его покоях, я отправился к дяде. Тот лежал на кушетке, и его брила одна из служанок.
