Книга алхимика(Роман) - Уильямс Адам (читаемые книги читать txt) 📗
Пинсону очень не хотелось их разочаровать. Он быстро просмотрел следующую страницу. «Та-а-а-ак, тут уже вроде поинтересней», — подумалось ему. Да, конечно, немного мрачновато, ну да ладно. Тут хотя бы речь идет о молодых ребятах, может даже детях…
«Итак, я поведаю о том, кто живет в моем сердце: об Азизе Красивом, которого любил, об Айше Справедливой, о чьей судьбе я не могу вспоминать без печали и скорби, и, главное, я расскажу о Паладоне, пытавшемся более других воплотить в жизнь мечту, объединявшую нас. Вы узнаете об Идее, которая вознесла нас почти до небес, а потом низвергла и развеяла, словно народы после падения Вавилонской башни, оставив меня, будто пророка, в пустыне, полной выбеленных солнцем и временем костей.
Но я помню времена, когда все было иначе. Некогда нам, юнцам, казалось, что солнечные лучи преисполнены надежды. В те дни, когда я, Паладон и Азиз были мальчишками и жили в окруженной горами долине…»
Пинсон еще раз пробежал глазами текст. Паладон? Тот самый архитектор Паладон, о котором упоминала надпись на саркофаге? Профессор почувствовал, как его охватывает волнение.
— Деда, а о чем эта книжка? — с нетерпением в голосе спросил Томас.
Мария ободряюще улыбнулась мальчику.
— Честно говоря, пока сам не очень понимаю, — признался Пинсон, — но мне кажется, что в ней пойдет речь о мальчике примерно твоего возраста, который давным-давно родился и вырос неподалеку отсюда. Мне кажется, он был в каком-то смысле волшебником.
Глаза Томаса в свете горящих свечей сверкали, как бриллианты.
Пинсон открыл первую главу и принялся читать.
Заложники по одному, по два стали перебираться к нему поближе. Через некоторое время профессора окружала уже небольшая толпа. Кое-кто присел на скамьи, а некоторые устроились даже на полу, люди внимали голосу профессора.
АЛХИМИК
Аль-Андалус [16], 1063–1080 годы
Эпоха Тайфа [17]
Глава 1
В которой повествуется о путешествиях моего отца в компании пророка. Так же из нее вы узнаете о том, как мой родитель оказался в самом совершенном из эмиратов.
С чего начинать рассказ о жизни? Сложный вопрос. Подобно алхимическому процессу дистилляции сущностей, предшествовавшему акту Творения, краткий людской век на земле во многом определяется событиями, предшествующими рождению человека, не говоря уже о сочетании звезд и многих других случайностях, приводящих душу в ту точку пространства и времени, когда она на краткий срок обретает самосознание, именуя себя «я».
Да и как понять, что является подлинным началом? Моя настоящая жизнь началась, только когда я познакомился с Паладоном и Азизом у смоковницы, а ведь мне тогда уже шел пятнадцатый год! Впрочем, я вряд ли смог бы заинтересовать их, если бы не образование, которое я получил благодаря отцу. И опять же, если бы не события, предшествовавшие нашему знакомству, я вряд ли оказался бы на той смоковнице.
Я не знаю, кто и когда прочтет эту книгу. Возможно, это произойдет в отдаленном будущем, когда события наших дней порастут быльем, стершись из людской памяти. Читатель станет задаваться вопросом: «Что за человек этот иудей, решивший поведать мне свою историю? Какой была эпоха, в которой он жил?»
Именно поэтому я решил начать свое повествование с рассказа о жизни моего отца — невероятной череде событий, которые в конечном итоге привели его в Мишкат. Вне всякого сомнения, он был выдающимся человеком, на чью долю выпало жить в лихие времена. Рассказ о его приключениях поможет читателю узнать о подоплеке той истории, которую я собираюсь поведать.
Мой отец скончался много лет назад, но я до сих пор прекрасно его помню. Для людей посторонних и мало с ним знакомых он был достойным уважения ученым раввином, знатоком Торы и чтущим заветы отцов правоверным иудеем. Люди любили его за доброту и ум. Я же любил и почитал его по другим причинам, не имеющим отношения к сыновьему долгу. Отец поведал мне, и лишь мне одному, о своем мистическом духовном опыте, и его рассказ показался мне исключительно интересным.
Так, я узнал от отца о его весьма сложных и запутанных отношениях с пророком Илией. Отец искренне верил, что Илия являлся его неизменным спутником, не сомневаясь в том ни на миг, точно так же, как я не сомневаюсь, что сейчас в моей правой руке зажато перо. В детстве мне было достаточно трудно свыкнуться с незримым присутствием пророка в нашем доме. Впрочем, через некоторое время мне уже казалось естественным, что матушка ставит на стол отдельную тарелку для Илии, а отец ни с того ни с сего вдруг начинает беседовать с книжной полкой или пустым креслом. В те моменты, когда отец принимался обсуждать с пророком сложные вопросы философского характера, я старался не беспокоить ни того, ни другого. К счастью, когда к нам заглядывали гости, пророк всегда отсутствовал. В противном случае моему батюшке вряд ли удалось бы сохранить место раввина и добиться успеха.
Лишь сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что первый урок о тайных знаниях отец преподал мне, когда я был еще десятилетним юнцом. Я только вернулся из школы при синагоге. Я страшно устал — весь день мы изучали Тору. Впрочем, не буду врать, на уроках я по большей части спал. Наш наставник, равви Моше, был славным человеком, но крайне посредственным учителем. Если мне не изменяет память, я посетовал отцу на то, что изучение Торы — пустая трата времени. Отец подмигнул мне — я помню, что глаза его уже тогда слезились от старости, — погладил бороду, усадил меня в своем кабинете, после чего взял Тору и, открыв наугад Книгу Бытия, попросил меня сосчитать количество букв на странице. Я сделал, что он велел, и назвал число.
— Неверно, — ответил он, — здесь гораздо больше букв. Ты сосчитал только черные. А как же белые?
— Нет тут никаких белых букв, — ответил я.
— Еще как есть. Их тут сотни, и каждая из них важнее черных, открытых твоему взгляду.
Затем он рассказал мне следующее. Когда Яхве ниспослал Моисею Откровение на вершине горы, оно было начертано на каменных скрижалях. Потом, когда Моисей узрел, что дети Израилевы творят зло и погрязли в грехе, он понял, что тем не под силу принять целиком все Божье Откровение. Моисей разбил скрижали, швырнув ими в тельца, которому поклонялись вероотступники. Потом, когда пророк восстановил их, он сокрыл часть текста, сделав буквы невидимыми.
— Однако эти буквы никуда не делись, и они могут стать доступны твоему мысленному взору. Если ты научишься правильно сочетать их с остальными буквами Торы, тебе откроются все имена Бога. Будь умным мальчиком. Когда тебя в следующий раз начнет клонить в сон на уроке равви Моше, попытайся не обращать внимания на его слова. Прилежно помолись и попробуй разглядеть одну-две белые буквы между строчек. Свет, что они в себе несут, откроет перед тобой подлинные тайны Торы и укажет тебе путь в жизнь вечную.
Возможно, сказанное отцом было не более чем хитрой уловкой, вызванной желанием оживить мой интерес к учебе, ибо какой десятилетний юнец останется равнодушным, узнав о существовании невидимых букв? Впрочем, сейчас мне кажется, что родитель пытался направить меня к познанию того, что сам считал святой истиной. В результате философских изысканий, интерес к которым у меня возник благодаря отцу, я решил посвятить всю свою жизнь науке о природе тайных первопричин, каковая, в свою очередь, привела меня к занятию тем особым видом искусства, что скрепило мою дружбу с Паладоном и Азизом.
Отец мой вырос в Кордове. Эта была эпоха последнего взлета халифата, когда армии визиря аль-Мансура разоряли христианские королевства на севере, а Андалусия находилась в зените славы. Впрочем, это мало занимало моего родителя. Все свое время он проводил, занимаясь своими изысканиями в библиотеке, и, скорее всего, даже не подозревал о событиях, происходивших за ее стенами.
