Храм фараона - Обермайер Зигфрид (книга бесплатный формат .TXT) 📗
В своей радости Гутана позвала доверенных придворных и каждой дала понюхать смазанный маслом платочек.
— Царский аромат! Как он подходит тебе, о царица! — восклицали они льстиво, и Гутана внезапно ощутила желание разделить этот возбуждающий аромат с мужчиной. Дома это было бы просто, но здесь она была супругой царя, и вряд ли ее супружеская неверность встретила бы здесь понимание. Часть масла она решила сохранить до встречи с фараоном, но сейчас ей хотелось искупаться в этом аромате, и она придумала прекрасную игру.
Отпустив придворных, Гутана удалилась в свои спальные покои. Она выскользнула из платья, обмотала указательный пальчик полоской льняной ткани, смочила его маслом и легла в постель. Сначала ароматный пальчик играючи пробежал по груди, подергал соски, пока они не затвердели и не начали маслянисто блестеть; затем он покружил вокруг пупка, скользнул в него, затем ниже, помассировал гладко выбритый лобок, погладил влагалище, в котором началось легкое приятное жжение, и Гутана почувствовала, как из глубин ее тела поднимается волнение.
«Собственно говоря, мне не нужен никакой мужчина, — подумала она, уютно устроившись. — Кроме того, царь с возрастом порастерял свою силу. Он остается Могучим Быком только в своем воображении. Позднее я должна буду подыскать молодых любовников. Позднее, когда стану первой…»
Царь уже десять дней находился в Мемфисе и втайне чувствовал облегчение, в котором не хотел признаться самому себе. Ежевечерний визит к третьей супруге стал уже почти его обязанностью, но и приятные обязанности могут через какое-то время стать обузой. Однако она не должна была почувствовать, что сила его слабеет, ведь он в три раза старше ее. Разве не блестело иногда нечто похожее на насмешку в ее бирюзовых глазах?
Рамзес отмахнулся от этих неприятных мыслей. На сегодня было запланировано посещение Серапеума, и Хамвезе как бы между прочим поинтересовался, не может ли Пиай также принять в этом участие. А то получается, будто царь на него все еще сердится…
Рамзес великодушно кивнул:
— Все прощено и забыто. Пиай потрудился ради меня, он упорно работал, искупил свою вину и сейчас может пойти с нами.
Это приглашение для Пиайя было полной неожиданностью. О визите царя в Мемфис не объявляли, потому что он планировался как частная поездка в обществе старых друзей.
Такка от волнения задрожала всем телом:
— Царь… царь… здесь? Тебя пригласили просто так, как приглашают соседку? Я думала, Благой Бог, да будет он жив, здрав и могуч, появляется только при звоне фанфар, окруженный жрецами и чиновниками, восседая на троне высоко над толпой. А теперь он приглашает тебя…
Она непонимающе покачала головой. Пиай улыбнулся и сказал:
— Когда он выступает как фараон и Благой Бог, все происходит так, как ты описала. Однако иногда он появляется как человек. Ну хочет мужчина получить удовольствие от общения со старыми друзьями! Зачем народу об этом знать? Я хотел бы попросить тебя: никому не проговорись об этом.
Такка серьезно кивнула:
— Конечно! Ты считаешь меня сплетницей? Я могу молчать как рыба.
Здесь, в Мемфисе, Такка совсем уверилась в своих силах. Она была хозяйкой дома и вела себя соответственно. Однако у нее было доброе сердце, и ни чета старых слуг, ни мальчик-садовник не могли на нее пожаловаться. Пиай отправил в управление царским имуществом запрос о том, чтобы ему передали владение Таккой, однако еще не получил ответа. Все сильнее им владело желание снова увидеть Мерит, но он пока не находил способа и не хотел совершать ничего необдуманного сейчас, когда фараон милостиво отменил его изгнание. Может быть, он сможет при случае попросить совета у дружески расположенного к нему Хамвезе.
Уже через несколько часов он будет стоять перед фараоном, и, может быть, даже Мерит будет находиться в его свите. Только при одной мысли об этом Пиай задрожал от волнения. Но, что бы ни было, ему нельзя сделать ни одного неверного шага, произнести ни одного неверного слова.
Царь встретился с друзьями во дворце, чтобы затем незаметно для народа отправиться к только что выстроенному Серапеуму. Рамзес сидел в кругу друзей, когда вошел Пиай и поклонился.
— Пиай! — воскликнул царь обрадованно. — Твой облик трогает мое сердце, садись к нам и расскажи, как дела.
Они приняли его так, как будто ничего не произошло. С полными ожидания дружелюбными лицами они слушали его рассказ о строительстве храма и о грандиозном впечатлении, которое производит его вид на каждого.
Спустя час они встали из-за стола и пошли хорошо знакомым путем по дворцовому кварталу к храму Пта, у дверей которого их ждали несколько носилок и мулов, окруженные группой телохранителей на лошадях. Никто не захотел использовать носилки, все предпочли путешествие верхом. Они миновали пирамиды Джосера и Уна, и только что проложенная улица привела их к маленькому храму, двери которого охраняли два быка Аписа из алебастра в натуральную величину. Царь и его спутники вошли в храм и поднялись по широкой лестнице.
— Здесь начинается галерея, а здесь, — Хамвезе указал на просторную комнату налево, — похоронен предшественник нынешнего Аписа.
Они подошли ближе, и Хамвезе осветил факелом искусно разрисованный саркофаг из кипарисового дерева в четыре локтя высотой. Стены погребальной камеры были покрыты письменными знаками и картинами.
Верховный жрец Птаха объяснил:
— Здесь изображена жизнь Аписа с того момента, как его нашли, и до смерти. Записано о каждом посещении фараона, о чудесах, которые совершил Апис, и приведены подробности его земного существования как живой души Пта.
Другие погребальные камеры по обе стороны галереи стояли еще пустыми и должны были послужить Вечным Жилищем для будущих поколений священных быков. В конце коридора верховный жрец Хамвезе остановился и указал на грубую деревянную дверь:
— За ней находится мой собственный Дом Вечности. Мое ка желает общаться со священной душой Пта. Здесь я буду в хорошем обществе.
Все молчали. Фараон тоже ничего не сказал, только торжественно кивнул.
К вечеру они вернулись во дворец, где царь давал своим друзьям праздничный ужин. Он обратился к Пиайю:
— Ты находишься сейчас на службе у моего сына Хамвезе, верховного жреца Пта в Мемфисе. Не тоскуешь ли ты снова по крупному заказу, такому как пещерные храмы? Мелкие заказы вряд ли могут тебя удовлетворить.
Хамвезе при этих словах сильно нахмурился, но решил промолчать.
— Нельзя все время только создавать, Богоподобный, нужно сохранять созданное. Мемфис — древний город, здесь для меня много работы…
Фараон насмешливо ухмыльнулся:
— Я вижу, ты смирился, мой друг, — и вздохнул, как под тяжелой ношей, но все поняли, что он шутит. — Мы не становимся моложе, Пиай, и ты, и я, и дорогие моему сердцу друзья… Однако ты прав: созданное необходимо сохранять, и это прекрасная, важная задача. Может быть, ты понадобишься мне снова, мой друг, если высокочтимый Хамвезе отпустит тебя ко мне на некоторое время.
После сытной еды по кругу пошли кувшины с вином, раздался смех, началась болтовня, и фараон наслаждался тем, что снова может быть, как любой смертный, просто другом среди друзей. Никто и не заметил, как пролетело время. Однако за два часа до полуночи телохранители привели к царю гонца. Тот бросился ниц и завопил:
— О милости молю, Богоподобный, ибо я принес плохую весть.
Шум стоял такой, что Рамзес его не понял. Он хлопнул в ладоши:
— На минутку придержите язык, друзья мои! Гонец прибыл явно с важной вестью.
Шум замер, и молодой человек повторил заплетающимся от страха языком:
— Я п-принес плохую в-весть из Пер-Рамзеса, о Благой Бог. Речь о…
Быстрым движением Рамзес схватил оправленную в золото половинку сердца из ляписа, висевшую у него на груди.
— Что-нибудь с Нефертари?!
— Нет, Богоподобный. Твоя третья супруга тяжело заболела и вместе с нею несколько ее придворных. Внезапно поднялась высокая температура, к ней добавился озноб и сильные головные боли. Врачи еще не уверены в том, какое заболевание наслала Сехмет.
