Храм Фортуны - Ходжер Эндрю (читать полную версию книги .TXT) 📗
— Друз... — с горечью повторил Сатурнин. — Вот кто был, пожалуй, самым подходящим человеком, чтобы принять власть в Империи. Друз, младший сын Ливии. Ты, конечно, слышал о нем — блестящий полководец, добрый, честный, благородный, он пользовался гораздо большей популярностью и любовью, нежели его брат Тиберий.
Увы, еще за несколько лет до смерти Гая и Луция он внезапно умер в Германии, где занимал пост командующего Рейнской армией и вел войну с варварами.
— Опять Ливия? — с ужасом спросил Луций, бледнея. — Она убила своего собственного сына?
— Нет, не думаю, — покачал головой Сатурнин. — Даже такая безжалостная женщина вряд ли решилась бы убить одного сына, чтобы обеспечить властью другого. Тем более, что Друз, человек открытый и искренний, очень любил мать, ему бы и в голову не пришло подозревать ее в преступлении.
Насколько мне известно, причиной смерти явилась самая натуральная гангрена — Друз упал с лошади, поранил ногу и не заметил вовремя, как началось заражение крови. В общем, он умер в лагере Девятнадцатого легиона на землях германцев, у истоков Визургиса.
Его брат Тиберий — при известии о болезни Друза — сразу помчался к нему из Рима, загоняя лошадей, но уже не застал того в живых.
Друз был погребен со всеми почестями, я присутствовал при церемонии и мне показалось, что горе и Тиберия, и Ливии было вполне искренним. А об Августе и говорить нечего — он очень любил покойного и безустанно сетовал на жестокую судьбу, лишившую его такого сына.
После Друза осталось трое детей: сыновья Германик и Клавдий и дочь Ливилла. Что ж, среди них, пожалуй, лишь один старший, Германик, унаследовал характер и достоинства отца.
Сатурнин поставил пустой кубок на поднос и провел ладонью по глазам, словно отгоняя усталость.
— Клавдий, — продолжал он после короткой паузы, — был болезненным, слабым ребенком, да еще у него и с головой что-то не в порядке; Ливилла же — насколько мне известно — капризная, злая, избалованная девчонка. Ну, да ты сам их знаешь. Теперь, правда, это уже не дети — им лет по двадцать пять или около того.
Но Германик, Германик — вот где настоящий римлянин. Именно он был бы более других достоин принять власть после кончины Августа.
— Так ты собираешься помочь ему стать цезарем? — с волнением спросил Луций.
Сатурнин медленно покачал головой.
— Я бы очень хотел, чтобы так случилось, поверь. Но... Он сам не согласится. Это было бы нечестно — ведь у. Августа остается еще один прямой потомок, имеющий полное право на верховную власть, — Марк Агриппа Постум.
Глава V
Царственный безумец
— А! — воскликнул Либон. — Конечно, ты прав. Однако Агриппа Постум...
Он запнулся.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — кивнул Сатурнин. — Действительно, Агриппа Постум находится в ссылке по приказу самого Августа. Но, тем не менее, он и никто другой должен стать преемником цезаря.
Ведь и опала Постума, и эта ссылка были организованы все той же Ливией и, уверяю тебя, в обвинениях, предъявленных Агриппе, нет и слова правды.
— Как так? — удивился Луций. — Ведь это уже и я помню, помню цезарский указ и...
— Подожди, — сенатор поднял руку. — Сейчас я тебе все объясню. А то, что даже цезарским указам не всегда следует доверять, ты должен был уже понять из моего повествования.
Итак, после смерти Гая и Луция Агриппа Постум остался единственным прямым потомком Августа; формально, правда, к нему был приравнен и усыновленный принцепсом Тиберий, а третьим в этом списке был Германик.
Что тебе сказать о Постуме? Я знал его с самых первых дней жизни, знал и его отца, Марка. Перед смертью он просил меня не забывать его детей...
В глазах Сатурнина появилась глубокая печаль. Луцию даже показалось, что в них блеснули слезы. Сенатор тяжело вздохнул и взял себя в руки.
— Что ж, двоих — Гая и Луция — я не уберег. Но Постума я им так просто не отдам, — решительно и твердо сказал он, взмахнув сжатым кулаком. — Еще посмотрим, кто кого...
Он несколько секунд Молчал, глядя куда-то вдаль. Луций не сводил глаз с его покрасневшего лица и гневно раздувавшихся ноздрей.
Наконец Сатурнин вернулся к рассказу:
— Многие тогда говорили: Постум горяч, несдержан, своеволен. Да, это в определенном смысле так. Но не забывай — когда его сослали, ему было всего лишь девятнадцать лет, чуть больше, чем тебе сейчас. Совсем мальчишка. Извини, я не хочу тебя обидеть, но поверь мне — в девятнадцать лет юноша еще далеко не во всем может отдавать себе отчет, далеко не всегда способен контролировать себя и принимать правильные решения.
Ведь недаром раньше в Риме стать консулом — то есть занять высшую государственную должность в республике — можно было после сорока. Август же — и это вполне объяснимо — старался назначать своих родственников на важные посты как можно раньше. Он хотел, чтобы его наследники поскорее познали тонкости управления государством. А привыкшие к другому укладу граждане начинали ворчать — вот, мол, мальчишка, что он может, что умеет? И уже заранее настраивались на поиск всевозможных недостатков и промахов, свойственных юношескому возрасту.
И все же рискну утверждать, что Марк Агриппа Постум — это достойный, честный, благородный человек. Порывистый — да, может, он чересчур любит вино, да и женщин не сторонится, но много ли, скажи, было в истории Рима людей совсем без недостатков? Я что-то не припомню ни одного. И в этом как раз и заключается мудрость бессмертных богов.
Так что, поверь мне — при всей своей запальчивости и несдержанности — кстати, вполне вероятно, что годы, проведенные на острове, изменили его к лучшему — Постум был бы все же гораздо более достойным правителем, нежели угрюмый, подозрительный Тиберий, обиженный на весь мир и ненавидящий людей, которые его окружают.
Тем более, если Постум получит верховную власть, я уверен, что на помощь ему охотно придет Германик — человек рассудительный, спокойный, уравновешенный. Вот пара, которая смогла бы ввести страну в подлинно золотой век.
Сатурнин с горечью махнул рукой.
— Э, да что тут говорить! Но ведь это понимаю не только я, к сожалению. Императрица Ливия тоже прекрасно отдавала себе отчет, что юношеские выходки Постума — дело временное, и очень скоро он станет по-настоящему взрослым. А тогда уж Август, конечно, назначит наследником именно своего внука, а не ее любимого Тиберия. И она приступила к действию.
Систематически и регулярно сама императрица или кто-то из ее верных слуг — преподаватели, сенаторы, отцы семейств — стали как бы невзначай жаловаться Августу: юноша не проявляет склонности к учебе, не уважает старших, много пьет, недостойно ведет себя по отношению к дочерям уважаемых граждан и так далее. Август хмурился, но молчал. Он очень любил Постума, и молил богов, чтобы тот наконец исправился.
Ливия убедила мужа, что пока не стоит доверять молодому Агриппе какой-нибудь серьезный пост, пусть-де образумится сначала. И вот так на место командующего Далматинской армией был назначен не Постум, который имел на это приоритетное право, а Германик. Но императрице не удалось посеять вражду между своим внуком и потомком Августа — юноши по-прежнему уважали и любили друг друга.
Тогда в заговор была вовлечена Эмилия — совсем еще девчонка, дочь сенатора Эмилия Павла, сына цензора и Юлии Младшей, внучки Августа и сестры Постума. Эта вертихвостка, уж не знаю, за какие посулы, согласилась предстать перед цезарем и заявить, что Постум делал ей, своей племяннице, неприличные предложения, а когда она с возмущением отказалась, попытался ее изнасиловать. Дескать, только приход раба-садовника помешал ему осуществить гнусные намерения.
Август, потрясенный до глубины души, приказал немедленно подвергнуть раба пытке. А поскольку следствие вел доверенный человек Ливии, раб полностью подтвердил слова Эмилии. Можно себе представить, какие мучения ему пришлось испытать в подземельях Туллиана.
Взбешенный цезарь — подстрекаемый женой — отказался даже выслушать беднягу Постума и распорядился сослать его на остров Планация, это недалеко от Ильвы, возле Корсики.
