Рейнеке-лис - фон Гёте Иоганн Вольфганг (лучшие книги TXT) 📗
Исповедь кончилась — и ко двору королевскому дальше
Следуют богобоязненный Гримбарт и Рейнеке-грешник.
Шли черноземною, тучною пашней. Взглянули направо,
Видят — стоит монастырь. Служили там денно и нощно
Сестры-монахини господу, а во дворе содержали
Множество кур, петухов, каплунов и отличных пулярдок,
Бегавших в поисках корма и за монастырские стены.
Рейнеке часто проведывал их. Барсуку говорит он:
«Путь наиболее краткий — вдоль этой стены монастырской».
(Сам-то в виду имел он кур, на свободе гулявших!)
Духовника своего он ведет, приближаются к птицам, —
Хищные глазки плута под самый лоб закатились:
Жирненький и молодой петушок ему тут приглянулся,
Как-то отставший от прочих. Рейнеке, глаз не спуская,
Сразу набросился сзади— перья на воздух взлетели!
Гримбарт с большим возмущеньем его упрекал в рецидиве:
«Вот как, дядя беспутный! Из-за курчонка вы снова
Впасть вознамерились в грех, едва принеся покаянье?
Вот так покаялись!..» Рейнеке кротко ему отвечает:
«Я бессознательно так поступил! Дорогой мой племянник!
Богу молитесь — быть может, простит он мне грех милосердно.
Этого больше не будет!..» Они монастырь обогнули,
Вышли опять на дорогу. Пришлось через узенький мостик
Путникам переправляться. Рейнеке-лис вожделенно
Вновь оглянулся на кур, не в силах с соблазном бороться.
Голову если б ему отрубить, голова и сама бы
Сразу на кур наскочила, — так много в нем жадности было!
Гримбарт, заметивший это, воскликнул: «В кого же вы, дядя,
Снова глазами стреляете? Мерзкий вы чревоугодник!»
Рейнеке будто обиделся: «Вы придираетесь, сударь!
Не торопитесь судить. И мне не мешайте молиться.
«Отче наш» дайте прочесть: ведь в этом нуждаются души
Курочек всех и гусей, которых так дерзко, бывало,
Я похищал у монахинь, у чистых и праведных женщин…»
Гримбарт ему не ответил, а Рейнеке взглядом от куриц
Не отрывался, покуда их видел. Теперь зашагали
Оба прямехонько к цели. А двор был уже недалеко.
Рейнеке-лис, чуть увидел вблизи дворец королевский,
Сразу же духом упал: надвигалась гроза обвинений!
Песнь Четвертая
Чуть при дворе пронеслось, что действительно Рейнеке прибыл,
Все побежали взглянуть на него, от велика до мала,
Редко — с сочувствием: зуб на него большинство ведь имело!
Рейнеке этому, впрочем, не придал большого значенья
Иль притворялся, когда проходил, с вызывающим видом,
Очень картинно с Гримбартом через дворцовую площадь.
Он и вошел независимо, смело, как будто законный
Сын королевский, ничем никогда незапятнанный в жизни.
Так во дворце перед Нобелем, пред королем, и предстал он,
Стоя меж прочих баронов. Выдержкой он отличался!
«Милостивейший король, государь мой, — так Рейнеке начал,-
Вы благородный, великий, средь знатных и доблестных — первый.
Вас и прошу я поэтому о благосклонном вниманье:
Более преданных слуг, чем я, никогда не имела
Ваша монаршая милость. Смею вас в этом заверить.
Многие здесь, при дворе, меня потому лишь и травят.
Мог бы я вашего расположенья лишиться, когда бы
Верили вы клевете моих недругов, что им и нужно.
К счастью, вникать самолично вы любите в каждое дело,
Жалобу выслушав и оправданье заслушав. И как бы
Я за спиною ни был оболган, я все же спокоен:
Верность моя вам известна, она — причина интригам…»
Крикнул король: «Молчать! Краснобайство и лесть не помогут!
Ваша преступность ясна, и ждет вас достойная кара.
Мир соблюдали вы? Мир, дарованный мною животным?
Клятвенный мир? Вот петух. Где же дети его? И не вы ли,
Лживый, презренный злодей, все потомство его потаскали?!
Преданность вашу вы мне доказать, вероятно, хотели
Тем, что мой сан оскорбляли, увечили слуг моих верных?
Гинце несчастный здоровье свое потерял, и, как видно,
Тяжко израненный Браун не скоро страдать перестанет!
Больше отчитывать вас не хочу: обвинителей много,
Куча доказанных дел! Оправдаться едва ль вам удастся!..»
«Мне ли за это, король справедливый, нести наказанье? —
Рейнеке-лис отвечал. — Виноват ли я в том, что вернулся
Браун с ободранным теменем? Сам он решился нахально
Меду наесться у плотника. Если ему так влетело
От вахлаков-поселян, — где его богатырская сила?
Если над ним потешались, пока он не бросился в воду.
Мог же он, доблестный муж, за позор отплатить им достойно.
Взять бы и Гинце-кота: уж не я ль его принял с почетом?
Чем бог послал угостил, но он воровством соблазнился:
Ночью к патеру в дом, не внимая моим увещаньям,
Все-таки влез он — и там кой-какую имел неприятность.
Должен ли я отвечать за глупое их поведенье?
Это могло бы унизить достоинство вашей короны.
Впрочем, вольны поступить вы со мной, государь, как угодно.
Дело хоть ясно, однако по усмотренью решайте:
Милуйте или казните, — на то высочайшая воля.
Сварят меня иль изжарят, иль ослепят, иль повесят,
Иль обезглавят меня, — ах, пусть уже будет, что будет!
Все мы во власти у вас, все — в вашей державной деснице.
Вы монарх всемогущий, — как слабому с вами бороться?
Если угодно — казните, но что вам от этого пользы?
Что суждено, да свершится, — на суд я честно явился…»
Бэллин-баран тут напомнил: «Пора начинать заседанье».
Изегрим-волк подошел, окруженный роднёю, кот Гинце,
Браун-медведь да и множество прочих зверей и животных:
Болдевин был там— осел, и Лямпе— знакомый нам заяц;
Дог, по имени Рин, и Вакерлос, бойкая шавка;
Гермен-козел вместе с козочкой Метке, и белка, и ласка,
И горностай. Пожаловал бык, да и лошадь явилась.
Были, конечно, представлены и обитатели чащи:
Серна пришла и олень, и Бокерт-бобер, и куница,
Кролик и дикий кабан, и каждый вперед пробивался.
Бартольд-аист, и Лютке-журавль, и союшка Маркарт
Тоже слетелись на суд. Явилась и уточка Тибке,
Альгейд-гусыня и много других, потерпевших от лиса.
Геннинг, петух безутешный, с последним остатком семейства
Плакал и охал по-прежнему. Не было счету пернатым.
Столько зверей там сошлось, что всех и назвать невозможно.
Все ополчились на лиса. Каждый своим показаньем
Жаждал его уличить и законное видеть возмездье.
Все короля обступили, держали громовые речи.
Иск громоздился на иск, к заведенным делам добавлялось
Множество новых. Такого количества жалоб не слушал
Суд королевский еще никогда ни в одном заседанье!
Рейнеке, тут же присутствуя, стал защищаться искусно:
Дай только слово ему— и сейчас в оправданье польется
Красноречивый поток, столь похожий на чистую правду!
Все он умел опровергнуть и все доказать, что угодно.
Слушаешь — диву даешься: выходит, что он не виновен, —
Сам обвинять очень многих он, собственно, более вправе!
Тут, наконец, поднимаются верные, честные лица
И, против Рейнеке выступив, снова его уличают.
Ясными стали его преступленья. Свершись, правосудье!
Единодушно вынес решенье совет королевский:
«Рейнеке-лис осуждается на смерть! Да будет на месте
Взят он и связан — и без проволочек публично повешен [22],
Чтоб искупил он свои преступленья позорною смертью».
Рейнеке сам понимал, что все его козыри биты:
