Гашиш. Рассказ туркестанца - Голенищев-Кутузов Арсений Аркадьевич (читаемые книги читать .txt) 📗
Я выклюю ненужные глаза.
Мятежные волнуют сердце страсти—
Я сердце отыщу в груди твоей
И выну вон, и разорву на части:
Оно умрет для горя и страстей!
И зверь придет, прожорливый и смелый,
И хлынет дождь, и ветер набежит;
Над грудою костей сухой и белой
Вновь солнца луч веселый заблестит.
Но и тогда тебя я не покину:
И день, и ночь, орел сторожевой,
Я стану криком оглашать равнину
И охранять костей твоих покой!
Я молча внимал.
Орел подлетал
Все ближе ко мне…
Но вдруг в тишине
Дрогнула степь, поднимается ропот,
Шум и оружий бряцанье, и топот.
Вижу: несутся, как ветер легки,
Всадники… Враг!.. Ты творишь ли молитвы?
Сабли их остры; как лес, бунчуки
Подняты, вьются, предвестники битвы.
«Полно, товарищ, покоиться, встань!
Верному ль время терять за мечтами?
Вот тебе конь и оружье; за нами
Ты поспеши на великую брань.»
С края земли,
В знойной пыли,
Звук,
Стук
Слышен вдали.
То не обман,
Бьет барабан,
Там
К нам
С западных стран
Вышли полки,
Блещут штыки.
В строй!
В бой!
Близки враги!
И кони с весельем заржали, и в сечу
Быстрее крылатых, погибельных стрел
Помчались неверным гяурам навстречу…
И сталь засверкала, и бой загудел.
Вихрь пыли и крови взвился над землею:
Мелькают в нем головы пестрой толпою,
Горящие очи, иссохшие губы,
Страданьем и злобою сжатые зубы,
В крови распростертые стройные станы,
Предсмертные взоры и смертные раны…
Но вот, перегнувшись на белом коне,
Неведомый воин несется ко мне:
Блестит его сабля, звенят его шпоры, —
То русский, то враг!
Наши встретились взоры…
Грозя мне, привстал он на легком седле;
Уж вижу морщины на старом челе,
Наряд боевой и на бляхах насечку,
И красные ноздри коня, и уздечку…
Мгновенье — и бой загорится на смерть.
Я дрогнул… Взглянул на далекую твердь:
Там, с пристальным взглядом, зловеще унылый,
Над битвой парил Азраил длиннокрылый;
Казалось, он в битве кого-то искал…
Нашел — и, сраженный, с коня я упал!
И конь мой, испуган, взвился надо мною,
Как буря, дыша и гремя в вышине;
Взвился, покачнулся и черной скалою
Внезапно застыл. И почудилось мне,
Что неба достиг головой он косматой,
Что бой раздавил он, что грудью подъятой
Затмил лучезарное солнце. Вокруг
Все тенью ночною покрылося вдруг
И звезды блеснули, и месяц далекий,
Серпом перегнувшись, в лазури глубокой
Новиснуд, янтарною тучкой обвит.
Гляжу — то не конь надо мною стоит.
То дикий утес при луне серебристой
Вздымается гордо стеной каменистой.
Он дремлет… Но сумрак окрестный гудит,
Гудит голосами, и плеском, и ревом…
Все громче и громче! И в ужасе новом
Я вспрянул, взглянул — верь ты мне иль не верь, —
Но целое море, щетинясь, как зверь,
Объемля всю землю от края до края,
Мильонами волн и дымясь, и сверкая,
Бежало, как войско на приступ, ко мне.
Я кинулся с воплем к отвесной стене,
Но зверь-океан нагонял меня; вот
К скале он прихлынул, скалу он грызет,
Взметает и пену, и брызги, и пламень…
Дрожащей рукой ухватившись за камень,
Не в силах от пропасти глаз отвести,
Висел я в пространстве. Одежды мои,
Как крылья подстреленной птицы, метались,
Мне били в лицо, трепетали и рвались…
И видел я праздник подводных духов:
Они веселились в пучине просторной;
На каждой волне прыгал карлик проворный,
Бил в бубны, коверкался на сто ладов,
Плевал на меня в вышину и смеялся,
Нырял и опять на поверхность являлся;
И видел я глубь океана, и рыб
Чешуйчатых, малых, больших и громадных,
Вертлявых и пестрых, холодных и жадных,
