Рейнеке-лис - фон Гёте Иоганн Вольфганг (лучшие книги TXT) 📗
Могут промыслить. Я б на охоту пускал их почаще,
Но надлежит осторожность еще им привить и сноровку —
Как от ловушек, от ловчих, от гончих собак уберечься.
Ну, а когда, наконец, пройдут настоящую школу,
Всё усвоят как следует, — пусть они хоть ежедневно
В дом доставляют добычу, чтоб дому не знать недостатка.
Видно, в меня удались, — играют в опасные игры.
Только начнут— и все прочие звери от них врассыпную.
Стань на пути — и они тебе в горло, и долго не тянут!
Это, конечно, отцовская хватка. Бросаются быстро,
Точно рассчитан прыжок. Вот в этом я главное вижу!»
Гримбарт ответил: «О, честь и хвала! Это очень отрадно,
Если выходят дети такими, как хочешь, и к делу
Сызмала тянутся, в помощь родителям. Рад я сердечно
С ними в родстве состоять. На них возлагаю надежды».
«Что же, на этом закончим, — заметил Рейнеке, — время —
На боковую. Устали мы очень, тем более Гримбарт!»
И улеглись они все в просторном покое, обильно
Устланном сеном и свежей листвой, и отлично уснули.
Рейнеке, впрочем, от страха не спал. Понимал он, что надо
Дело обмозговать. До утра он томился в раздумьях.
Утром с бессонного ложа вскочив, он к жене обратился:
«Вы не волнуйтесь напрасно: я Гримбарту дал обещанье
Вместе пойти ко двору. Вы дома спокойно сидите.
Что бы ни стали болтать обо мне, вы не верьте плохому —
И охраняйте наш замок. Поверьте, все к лучшему будет».
Фрау Эрмелина сказала: «Мне кажется странным: решились
Вновь ко двору вы пойти, где так вы теперь нелюбимы?
Что? Вас принудили? Вряд ли. Но надо же помнить о прошлом…»
Рейнеке ей говорит: «Там не шутками пахло, конечно, —
Многим хотелось меня погубить, натерпелся я страхов.
Но, как известно, под солнцем случаются всякие вещи:
То нежданно-негаданно вдруг повезет необычно,
То — в руках уже было, а как упустил — не заметил.
Дайте уж лучше пойду, — кой-какие дела там имею.
Очень прошу, не волнуйтесь, ведь нет никаких оснований
Для беспокойства. Душенька, ну, потерпите немного,
Сделаю все, чтобы дней через пять или шесть возвратиться…»
Сопровождаемый Гримбартом, так и ушел он в то утро.
Песнь Восьмая
Шли они оба, шагали степью привольной все дальше
Гримбарт и Рейнеке, — шли, ко двору короля направляясь.
Рейнеке вдруг восклицает: «Будь там, что будет, но сердце
Чует мое, что отлично все на сей раз обойдется.
Милый племянник! С тех пор, как душу свою перед вами
Исповедью облегчил я, впадал я опять в прегрешенья.
Слушайте всё: о большом и о малом, о старом и новом.
Знайте: из шкуры медведя добыть я себе ухитрился
Очень изрядный кусок. Заставил я волка с волчихой
Мне их сапожки отдать. Так местью себя я потешил.
Все это ложью добыто! Я распалить постарался
Гнев короля и вдобавок ужасно его одурачил:
Сказку ему рассказал, и насочинял в ней сокровищ!
Мало мне было того — я убил и несчастного Лямпе,
Это убийство взвалив на невинного Бэллина! Страшно
Рассвирепел государь — и по счету баран расплатился.
Кролика тоже хватил очень здорово я за ушами, —
Чуть не прикончил совсем. Каково же мне было досадно,
Что убежал он! Еще я покаяться должен: и ворон
В жалобе прав. Я женушку ворона, фрау Шарфенебе,
Скушал! Уже исповедавшись вам, совершил я все это.
Но об одном я тогда позабыл — и хочу вам открыться
В плутне одной, о которой узнать вы должны непременно,
Ибо носить мне на совести это не так уж приятно.
Волку подстроил я пакость: мы с ним в тот раз направлялись
Из Гильфердингена в Кокис [37]. Видим — пасется кобыла
И жеребеночек с нею [38]. Оба черны, как вороны.
А жеребенку — месяца три иль от силы четыре.
Изегрим очень был голоден и говорит мне, страдая:
«Справьтесь-ка, не согласится ль кобыла продать жеребенка?
Сколько возьмет за него?» — Подошел я и выкинул штучку:
«Фрау кобыла, — я ей говорю, — жеребеночек этот,
Видимо, собственный ваш, — интересно узнать — не продажный?»
«Что ж, — отвечает она, — уступлю за хорошую цену, —
Точную сумму прочесть вы можете сами, любезный, —
Тут, под копытом под задним она обозначена ясно».
Дело я сразу смекнул — и ей отвечаю: «Признаться,
В чтении, как и в письме, я меньше успел, чем хотел бы.
Не для себя приглядел я ребеночка вашего, — друг мой
Изегрим хочет условия выяснить. Я лишь посредник».
«Пусть, — отвечает кобыла, — придет он и выяснит лично».
Я удалился, а волк меня все дожидался поодаль.
«Если хотите покушать, — сказал я, — валяйте! Кобыла
Вам жеребенка продаст. У нее под копытом под задним
Значится стоимость. Цену она показать предлагала,
Но, к моему огорченью, терять мне приходится много
Из-за того, что читать и писать не учился. Что делать?
Дядюшка, сами отправьтесь, авось разберетесь получше…»
Волк отвечает: «Чтоб я не прочел! Это было бы странно!
Знаю немецкий, латынь, итальянский и даже французский:
В Эрфуртской школе когда-то учился я очень усердно [39]
У мудрецов и ученых. Я перед магистрами права
Ставил вопросы и сам разрешал их. Я был удостоен
Степени лиценциата! В любом разберусь документе
Так же, как в собственном имени. Мордою в грязь не ударю.
Вы меня здесь дожидайтесь, — прочту — мы увидим, чем пахнет…»
Вот он пошел и у дамы спросил: «Что стоит ребенок?
Но без запроса!» Она отвечает: «Извольте, почтенный,
Цену сами прочесть у меня под задним копытом».
«Так покажите же!» — волк говорит, а кобыла: «Смотрите!»
Ножку она из травы подняла, а подкова на ножке
Новая, на шесть шипов! Кобыла и на волос даже
Не промахнулась — лягнула в самую голову! Наземь
Волк, оглушенный, упал, как убитый, а лошадь махнула
Прочь во весь дух! Изувеченный волк провалялся немало,
Час, вероятно, прошел, пока он чуть-чуть шевельнулся —
И по-собачьи завыл. Подхожу, говорю ему: «Дядя,
Где же кобылка? Сынок ее вкусен был? Сами наелись,
А про меня и забыли? Стыдитесь! Ведь я же посредник!
После обеда вы сладко вздремнули. Так что же гласила
Надпись у ней под копытом? Ведь вы — столь великий ученый!»
«Ах, — он вздохнул, — вы еще издеваетесь?! Как же сегодня
Не повезло мне! Поистине, камень — и тот пожалел бы!
О длинноногая кляча! Скорей бы тебя к живодеру!
Ведь оказалось копыто подкованным! Вот что за надпись:
Шесть на подкове шипов — шесть ран в голове моей бедной!»
Еле он выжил, несчастный!.. Теперь, дорогой мой племянник,
Я вам признался во всем. Простите грехи мои, Гримбарт!
Что там решат при дворе, неизвестно, однако я совесть
Исповедью облегчил — и грешную душу очистил.
Как мне, скажите, исправиться, как мне достичь благодати?..»
Гримбарт ответил: «Новых грехов угнетает вас бремя!
Да, мертвецам не воскреснуть, хоть было бы лучше, конечно,
Если бы жили они. Но, дядюшка, в предусмотренье
Страшного часа и близости вам угрожающей смерти,
Я, как служитель господень, грехи отпускаю вам, ибо
Недруги ваши сильны и исход наихудший возможен.
