Собрание сочинений в одном томе - Высоцкий Владимир Семенович (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
— Они любят русских, — ответил он.
— Почему?
— Потому что мы славяне и из-за войны. В Югославии знают, что это такое.
— Везде знают, что это.
— В Югославии особенно. Они даже говорят: наша страна до Владивостока.
Оркестр заиграл какую-то русскую песню, и певица спела ее по-югославски.
— Мне мясо, — сказала она официанту, — и кофе.
— Мне тоже и… что-нибудь выпить.
— Русская? — улыбнулся официант.
— Нет! Француженка.
— Но это то же самое, — нашелся официант, не желая ее обидеть, и убежал.
— А ты красивая, — сказал он вдруг, — жаль, если бы ты утонула!
— Я не утонула бы. Ты что рисуешь?
Он рисовал на салфетке.
— Тебя! Как ты выходишь из воды.
— Из морской пены! Афродита пенорожденная! Нарисуй что-нибудь из Москвы.
— Хорошо. А ты будешь узнавать, что это.
— Я постараюсь, если ты хороший художник.
— Я хороший!
— Я говорю, если ты хороший художник.
— Я хороший художник. Что это?
— Это Кремль.
— Надо же. Неужели похоже?
— Похоже.
Салфетки (ложились на стол) с видами Москвы.
— Этого я не узнаю, — сказала она.
— Это мой дом.
— Где это?
— На Садовом кольце, около площади Маяковского.
— А это набережная Сены! Ты был в Париже?
— Нет! Но это набережная Москвы-реки.
— Может быть — я не помню. Но это правда площадь Согласия! — воскликнула она. — Откуда ты знаешь?
— Видел в кино. И вот еще.
Он набрасывал карандашом контуры всем на свете знакомых парижских достопримечательностей, и оркестр вдруг заиграл французскую мелодию, сразу после русской, без перехода, и певица спела ее по-югославски.
Пришел официант, чему-то ухмыляясь. Это, вероятно, он попросил оркестрантов сыграть что-нибудь для французской гостьи.
В самолете
<…> птица, но снова не страшная. Она что-то просвистала, именно просвистала, из чего я понял, что это — душа лайнера, она и была похожа на лайнер, только могла улыбаться и говорить.
Девушка рядом снова молча объяснила мне, что слезы — это боль металла, оттого, что ему трудно во время взлета. Я очень легко поверил и спросил:
— Неужели ничего нельзя поделать с этим?
— Нет! — тоже печально, но и не горько ответила она.
«…На борту нашего лайнера „Ту-154“», — услышал я голос — видимо, проходя, задели мою гитару, и я услышал реальность. А потом снова:
— Знаете, как много чудес наверху?
— Почему?
— Потому что мне легче там, — сказала девушка и стала исчезать, потом снова обретать форму, но другую уже, потом снова — целый калейдоскоп.
И человек передо мной тоже становился то моими друзьями, то никогда не виданными мной людьми.
Потом — забыл, помню только: была музыка, разные чудеса и превращения, которые жутко хотел бы запомнить, но они улетучились, потому что это — сон.
Текст программы для встреч со зрителем актера В. Высоцкого
I. Моя первая работа в кино. Фильм «Сверстницы», где я говорил одну фразу: «Сундук и корыто». Волнение. Повторял на 10 интонаций. И в результате — сказал ее с кавказским акцентом, высоким голоском и еще заикаясь. Это — первое боевое крещение.
II. 1960 год — фильм «Карьера Димы Горина». Роль шофера Софрона, и в этом же году «713 просит посадки». Роль американского моряка. Разные характеры, но в обоих случаях персонажи совсем не положительные. Оба пытаются приставать к девушке. Ну, а потом — расплата! Били в обеих картинах. Это было ощутимое знакомство со спецификой кино. Много дублей, а кино реалистичное из искусств. Так что все в натуральном виде — еда настоящая, водить машину по-настоящему, удары настоящие. Тогда впервые подумал всерьез и с нежностью даже об условном театре или кино. Но…
III. Кто однажды вдохнет воздух кинопавильона, тот уже захочет вдыхать как можно чаще, даже если он пропитан киношным дымом и запахами краски и дерева. Снова картина — «Штрафной удар», и параллельно «Увольнение на берег». В первой — роль гимнаста Никулина, который вместо гимнастического коня был по ошибке посажен на настоящего, а во втором — матрос с крейсера «Кутузов».
Пришлось сесть на коня, чтобы действительно быть на коне и исполнять довольно сложные трюки, пришлось надеть матросскую робу и драить палубу. С тех пор — конный спорт — не оставляю, и это пригодилось еще на других работах. Драить палубу больше не приходилось. Но… ведь «пути господни неисповедимы!». Может, придется еще тряхнуть стариной. Потом.
IV. «Стряпуха». Краснодарский край. Кубань. Новые лица, новые люди, новые места. Лето. Жара и прекрасные вечера. И всегда, когда вспоминаю об этом, — тянет на лирику. И сейчас тоже. Всегда печально расставаться с людьми, с которыми работал полгода или год. Фильм — это целый кусок жизни. А может, и не встретить людей, с которыми столько всего было. Это все-таки несправедливо. Театр в этом смысле лучше. В театре — расставания реже. Правда, иногда и расстаешься с удовольствием — думаешь — и слава богу! Хоть бы больше не встречаться… Но у меня это было редко.
V. И вдруг вспомнилось, что я вовсе не обязательно отрицательный и комедийный, потому что меня утвердили в фильм «Я родом из детства» на роль Володи. Человек он — серьезный, прошел войну, горел в танке, был тяжело ранен и в 30 лет — седой, с искореженным лицом — вернулся домой. Но ничто не озлобило его, он остался и добрым, и мягким, и чутким парнем. Впервые я написал песни в этот фильм. Военные песни. Поэтому очень дорожу этой ролью и картиной.
VI. Потом «Вертикаль». Горы. Романтика и трудности. Альпинисты. Снова пришлось и ходить на восхождения, и заниматься на леднике и на скалах. И ночевать на снегу, слушать рассказы альпинистов. Невозможно было не написать об этих людях, где понятия дружба, помощь, надежда, вера, риск существуют в чистом виде, а мужество — не просто слова, а способ жизни. Несколько песен из «Вертикали» (вероятно, ролик).
VII. А вот фильм «Короткие встречи». Роль геолога, который ушел из управления, чтобы самому искать и рыться в земле. Человек вольный и веселый, легкий и серьезный. Все вместе. Песни. Снова песни в картине.
VIII. И вдруг опять уклон в сторону отрицательных персонажей: «Служили два товарища» и «Хозяин тайги». Белый поручик и бригадир сплавщиков Рябой. Оба — люди сильные, но оба направили свои силы и талант не в ту сторону. Поручик Брусенцов думает, что спасает Родину, но он борется против нее и, уже даже разуверившись в «белом деле», продолжает убивать. Ненависть и злоба ослепляют его. Он гибнет, когда полностью рухнули его надежды.
Рябой, напротив, ни в чем не заблуждается. Все понимает прекрасно, но живет по волчьим законам тайги, как он говорит. Но… оказывается, законы в тайге давно уже другие.
Так случилось, что режиссеры, с которыми я работал, становились моими друзьями, актеры — тоже. Все они разные, и все интересны по-разному, хотя все мы делаем одно и то же важное дело — кино!
Сейчас я много занят в театре, но… возвращаясь к началу рассказа — тот… кто вдохнул воздух павильонов и услышал когда-нибудь команду: «Мотор!» — тот отравлен кинематографом навек. Я отравлен, и это прекрасно.
До новых встреч. (Во время рассказа могут быть несколько песен из фильмов, о которых идет речь.)
Монолог о военных песнях
Как можно писать о войне человеку, которому было три года, когда она началась, и семь, когда закончилась? Можно ли нафантазировать себе полнее, яснее и трагичнее, чем это было на самом деле? Можно ли почувствовать, пропустить через себя события, мысли и настроение военных дней? Как понять ожидание боя, ярость атак, смерть, подвиг, если это не пережито, не увидено? Стоит ли браться за это, можно ли писать военные песни после того, как отзвучали и продолжают звучать «Война народная» и «Землянка», «Марш артиллеристов» и «Темная ночь»?
