Ахиллесово сердце - Вознесенский Андрей Андреевич (читать книги онлайн полностью без регистрации .txt) 📗
лице, как на тарелке, горел нос, точно бол-
гарский перец.
Все кричат: «Браво! Этот лучше всех. Ну и тос-
тик!» Слово берет следующий поэт. Он пьян
вдребезину. Он свисает с потолка вниз голо-
вой и просыхает, как полотенце. Только не-
сколько слов можно разобрать из его бормо-
танья:
– Заонежъе. Тает теплоход.
Дай мне погрузиться в твое озеро.
До сих пор вся жизнь моя –
Предозье.
Не дай бог – в Заозъе занесет...
Все замолкают.
Слово берет тамада Ъ.
Он раскачивается вниз головой, как длинный
маятник. «Тост за новорожденную». Голос
его, как из репродуктора, разносится с по-
толка ресторана. «За ее новое рождение,
и я, как крестный... Да, а как зовут ново-
рожденную?» (Никто не знает.)
Как это все напоминает что-то! И под этим
подвешенным миром внизу расположился
второй, наоборотный, со своим поэтом, со
своим тамадой Ъ. Они едва не касаются за-
тылками друг друга, симметричные, как
песочные часы. Но что это? Где я? В каком
идиотском измерении? Что это за потолоч-
но-зеркальная реальность?! Что за наобо-
ротная страна?!
Ты-то как попала сюда?
Еще мгновение, и все сорвется вниз, вдребезги,
как капли с карниза!
Надо что-то делать, разморозить тебя, разбить
это зеркало, вернуть тебя в твой мир, твою
страну, страну естественности, чувства –
где ольха, теплоходы, где доброе зеркало
Онежского озера... Помнишь?
Задумавшись, я машинально глотаю бутерброд
с кетовой икрой.
Но почему висящий напротив, как окорок, пе-
риферийный классик с ужасом смотрит на
мой желудок? Боже, ведь я-то невидим,
а бутерброд реален! Он передвигается по
мне, как красный джемпер в лифте.
Классик что-то шепчет соседу.
Слух моментально пронизывает головы, как бу-
сы на нитке.
Красные змеи языков ввинчиваются в уши сосе-
дей. Все глядят на бутерброд.
«А нас килькой кормят!» – вопит классик.
Надо спрятаться! Ведь если они обнаружат ме-
ня, кто же выручит тебя, кто же разобьет
зеркало?!
Я выпрыгиваю из-за стола и ложусь на крас-
ную дорожку пола. Рядом со мной, за сту-
лом, стоит пара туфелек. Они, видимо,
жмут кому-то. Левая припала к правой.
(Как все напоминает что-то!) Тебя просят
спеть...
Начинаются танцы. Первая пара с хрустом про-
носится по мне. Подошвы! Подошвы! Поче-
му все ботинки с подковами? Рядом кто-то
с хрустом давит по туфелькам. Чьи-то
каблучки, подобно швейной машинке, про-
шивают мне кожу на лице. Только бы не
в глаза!..
Я вспоминаю все. Я начинаю понимать все.
Роботы! Роботы! Роботы!
Как ты, милая, снишься!
«Так как же зовут новорожденную?» –
надрывается тамада.
«Зоя! – ору я.– Зоя!»
А может, ее называют Оза?
XI
Знаешь, Зоя, теперь – без трепа.
Разбегаются наши тропы.
Стоит им пойти стороною,
остального не остановишь.
Помнишь, Зоя, – в снега застеленную,
помнишь Дубну, и ты играешь.
Оборачиваешься от клавиш.
И лицо твое опустело.
Что-то в нем приостановилось
и с тех пор невосстановимо.
Всяко было – и дождь и радуги,
горизонт мне являл немилость.
Изменяли друзья злорадно.
Сам себе надоел, зараза.
Только ты не переменилась.
А концерт мой прощальный помнишь?
Ты сквозь рев их мне шла на помощь.
Если жив я назло всем слухам,
в том вина твоя иль заслуга.
Когда беды меня окуривали,
я, как в воду, нырял под Ригу,
сквозь соломинку белокурую
ты дыхание мне дарила.
Километры не разделяют,
а сближают, как провода,
непростительнее, когда
миллиметры нас раздирают!
Если боли людей сближают,
то на черта мне жизнь без боли?
Или, может, беда блуждает
не за мной, а вдруг за тобою?
