Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление - Хорни Карен (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
Чего бы он ни требовал, это его самоочевидное право. Когда его желание не выполняется, у него нет неприятных предчувствий, а лишь придирчивое раздражение. Он считает, да и заявляет совершенно определенно, что это не он требователен, а она скаредная, неряшливая, невнимательная и незаботливая, и что он обязан поставить ей это на вид в обрамлении всяческих оскорблений. С другой стороны, он очень проницателен насчет ее требований, объявляя их все невротическими. Ее потребность во внимании, времени или компании – это стремление к обладанию, если ей хочется секса или вкусной еды – это распущенность. Поэтому, когда он фрустрирует ее потребности, что неизбежно по его внутренним причинам, с его точки зрения – это никакая не фрустрация. Ей же лучше, что пренебрегают ее потребностями, потому что ей должно быть стыдно, что они у нее вообще есть. На самом деле, его техника фрустрации хорошо разработана. В нее входит умение испортить радость угрюмостью, заставить ее почувствовать себя ненужной и нежеланной, отдаленной физически или психически. Наиболее вредоносная и наименее внутренне близкая ей часть их – это его общая пренебрежительная и презрительная установка. Каким бы на самом деле ни было его отношение к ее особенностям или качествам, оно редко выражается. С другой стороны, как я уже говорила, он и на самом деле презирает ее за мягкость, уклончивость и отсутствие прямоты. Но вдобавок, в силу потребности в активном вынесении вовне своей ненависти к себе, он придирается к ней и унижает ее. Если она, в свою очередь, осмеливается критиковать его, он высокомерно отбрасывает в сторону все, что она говорит, или доказывает ей, что она ему мстит.
Больше всего вариантов мы находим в половой стороне их жизни. Половые отношения могут выделяться на общем фоне как единственно удовлетворительный вид контакта. Или, в том случае, если у него есть запреты на наслаждение сексом, он может фрустрировать ее и в этом отношении тоже, что ощущается наиболее остро, так как при отсутствии нежности с его стороны секс может быть для нее единственным доказательством его любви. Секс может быть средством обидеть и унизить ее. Он достаточно ясно может высказываться, что для него она только сексуальный объект. Он может гордо выставлять напоказ половые отношения с другими женщинами, сопровождая это унизительными комментариями по поводу ее меньшей привлекательности или отзывчивости. Сам половой акт может быть унизительным из-за отсутствия всякой нежности или вследствие применения садистских приемов.
Ее отношение к такому плохому обращению полно противоречий. Как мы сейчас увидим, это не статичный набор реакций, но колебательный процесс, приводящий ее ко все большим и большим конфликтам. Прежде всего, она просто беспомощна, как и всегда была по отношению к агрессивным людям. Она никогда не могла настроиться против них и ответить хоть сколько-нибудь эффективно. Уступить ей всегда было легче. И, склонная чувствовать себя виноватой в любом случае, она скорее соглашается с упреками, в особенности потому, что в них есть доля истины.
Но ее уступчивость теперь принимает большие размеры и меняется качественно. Она остается выражением ее потребности угодить и умаслить, но теперь она определена еще и ее стремлением к полной капитуляции. А она может сдаться, как мы видели, только когда сломлена ее гордость. Таким образом, часть ее тайно приветствует его поведение и самым активным образом ему способствует. Он всеми силами стремится (пусть и бессознательно) раздавить ее гордость; у нее есть тайное неудержимое встречное стремление пожертвовать ею. В сексуальных сценах это стремление может полностью доходить до сознания. С оргиастическим вожделением она может простираться ниц, принимать унизительные положения, переносить побои, укусы, оскорбления. Иногда это единственное условие, при котором она может получить полное удовлетворение. Нам кажется, что стремление к полной капитуляции посредством самоунижения, более полно, чем другие объяснения, дает нам понимание мазохистских перверсий.
Такое откровенное выражение страсти унижать себя свидетельствует об огромной власти, которую может приобрести это влечение. Оно может проявляться также в фантазиях (часто связанных с мастурбацией) об унизительных сексуальных оргиях, о выставлении напоказ перед публикой, об изнасиловании, связывании, избиении. Наконец, это влечение может найти выражение в сновидениях, где она лежит, брошенная в сточной канаве, а партнер ее подбирает; где он обращается с ней, как с проституткой; где она валяется у него в ногах.
Влечение к самоунижению может быть слишком замаскировано, чтобы его можно было непосредственно увидеть. Но опытный наблюдатель заметит его во многих других проявлениях, таких, как готовность (или, скорее, потребность) обелять его и брать на себя всю вину за его проступки, или в ее приниженной услужливости и оглядке на него. Она не отдает себе в этом отчета, поскольку ей такая оглядка представляется смирением или любовью, или любовным смирением, поскольку влечение простереться ниц, как правило, наиболее глубоко подавляется, за исключением половой жизни. Однако оно присутствует и вынуждает пойти на компромисс, состоящий в том, чтобы унижение было, но до сознания не доходило. Это объясняет, почему столь долгое время она может даже не замечать его оскорбительного поведения, хотя оно бросается в глаза другим. Или же, если она умом понимает происходящее, она не переживает его эмоционально и не возражает на самом деле против него. Иногда друг может привлечь к этому ее внимание. Но даже если она будет убеждена в его правоте и заинтересованности в ее благополучии, это будет только раздражать ее. Фактически иначе и быть не может, потому что слишком сильно затрагивает ее конфликт в этой области. Даже более красноречивы ее попытки, совершаемые время от времени, выбраться из ситуации. Снова и снова она при этом вспоминает его оскорбления и обидное отношение, надеясь, что это поможет ей устоять против него. И только после многих тщетных попыток она с удивлением понимает, что они просто несерьезны.
Ее потребность полностью отдаться партнеру также заставляет ее идеализировать его. Поскольку она может обрести цельность только с тем, кому она вручила право на свою гордость, он должен быть гордым, а она – покорной. Я уже упоминала изначальное очарование его высокомерия для нее. Хотя это осознаваемое очарование может ослабеть, она продолжает прославлять своего героя другими, более тонкими путями. Позднее она, возможно, разглядит его подробнее, но у нее не сложится трезвой и цельной картины до настоящего разрыва, хотя и тогда может продолжаться прославление. А до тех пор она склонна думать, например, что несмотря на то, что он – нелегкий человек, он в основном прав и понимает много больше других. Как ее потребность идеализировать его, так и потребность отдаться, идут здесь рука об руку. Она гасит свое зрение настолько, чтобы видеть его, других и себя его глазами – и это второй фактор, делающий разрыв таким трудным для нее.
До сих пор вся ее игра, как мы видим, шла вместе с партнером и ради него. Но есть поворотный пункт, или, скорее, затянувшийся процесс поворота, поскольку она теряет все, что ставила на карту. Ее самоунижение во многом (хотя и не во всем) было средством для достижения цели: найти внутреннюю цельность, отдав себя и слившись с партнером. Для этого партнер должен был бы принять ее любовную самоотдачу и отплатить ей любовью за любовь. Но именно в этой решительной точке он подводит ее – мы знаем, что он обречен на это собственным неврозом. Поэтому против его высокомерия она не возражает (или, скорее, втайне его приветствует), но боится как отвержения с его стороны, так и скрытых и открытых фрустраций в любви, и горько возмущается ими. Здесь вовлечены и ее глубокая потребность в спасении, и та часть ее гордости, которая требует, чтобы она сумела заставить его любить себя и добилась успеха в отношениях. Кроме того, ей как и большинству людей, трудно бросить дело, в которое уже столько вложено сил. И в ответ на скверное обращение она становится тревожной, унылой или испытывает чувство безнадежности только затем, чтобы вскоре опять надеяться, вопреки очевидности цепляясь за веру, что в один прекрасный день он ее полюбит.
