Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Джонс Эрнест (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗

Специфичность этого синдрома никогда не была установлена, то же произошло и с другой его идеей, что назальное раздражение отличается по своим нервным воздействиям от какого-либо другого. Флиссу также не удалось убедить своих коллег, что дисменорея [92] имеет назальное происхождение. Тем не менее сам феномен менструации дал ему толчок к далеко идущим идеям. Он являлся выражением более обширного процесса, действующего у обоих полов на всем протяжении их жизни, — тенденции к периодичности во всех жизненных действиях. Ему казалось, что он нашел ключ к разгадке этой периодичности посредством использования двух чисел, 28 и 23; первое число означало продолжительность менструального цикла, а второе, вероятно, интервал между завершением одного менструального цикла и началом следующего. Флисс придавал громадное значение бисексуальности всех человеческих существ, и у него в целом число 28 соответствовало женскому компоненту, а число 23 — мужскому; действительно, существовала самая тесная связь между этими числами и сексуальными процессами.

Эти сексуальные «периоды» определяли стадии нашего роста, даты наших заболеваний и дату нашей смерти. Периоды матери определяли пол младенца и дату его рождения. Они действовали не только среди людей, но также во всем животном царстве и, возможно, среди всех органических существ.

Действительно, тот замечательный размах, с которым эти числа объясняли биологические явления, указывал на более глубинную связь между астрономическими движениями и зарождением живых организмов. От носа к звездам, как с Сирано де Бержераком!

Существует много неясных свидетельств, указывающих на некую периодичность в жизни, — наиболее очевидными из них являются флуктуации в сексуальном желании, — но трудность всегда заключалась в открытии в них какой-либо регулярности. Нет надобности говорить, что Флисс ошибался, полагая, что решил эту проблему. Мистические черты в его трудах и та фантастическая произвольность, с которой он проделывал трюки с числами, привели к тому, что более поздние критики отнесли большинство его работ к области психопатологии.

Его главный опус «Der Ablaufdes Lebens» («Течение жизни») увидел свет в 1906 году и вызвал небольшой переполох в Берлине и Вене. Вскоре после появления этого опуса я ознакомился с его содержанием, а два года спустя даже обсуждал его с Фрейдом. Я знал о том, что Фрейд был знаком с Флиссом, но не предполагал, что между ними ранее существовала тесная дружба. Я спросил Фрейда, как Флиссу удалось бы объяснить тот факт, если бы, к примеру, повторный приступ аппендицита случился через другое количество дней, не совпадающее с его расчетами. Фрейд полунасмешливо посмотрел на меня и сказал: «Это не обеспокоило бы Флисса. Он опытный математик, и посредством умножения 23 и 28 на разность между ними и сложения или деления результатов или даже посредством еще более сложной арифметики он всегда получил бы требуемое ему число». Эти слова Фрейда говорят о том, что его отношение к Флиссу сильно изменилось по сравнению с 90-ми годами.

Такова была та любопытная личность, с которой Фрейду предстояло иметь дело. Флисс приехал в Вену в 1887 году для повышения своей квалификации. Здесь он столкнулся с вездесущим Брейером, который посоветовал ему посетить некоторые лекции, которые читал Фрейд (по анатомии и функционированию нервной системы). Таким образом, Брейер вторично выступил как каталитический фактор в жизни Фрейда. За этим последовали научные дискуссии, вызвавшие взаимную привязанность, следствием чего явилась их обширная переписка. Первое письмо было написано Фрейдом 24 ноября 1887 года и начиналось следующими словами:

Флисс сердечно откликнулся и даже послал в знак уважения подарок. Несколько месяцев спустя Фрейд послал ему свою фотографию, о которой ранее его просил Флисс. Их дружба, так благоприятно начатая, постепенно созревала и становилась очень близкой. Регулярной их переписку можно считать начиная с 1893 года. Первоначальное обращение, «Глубокоуважаемый друг», в течение первых двух лет их знакомства сменилось на «Любезнейший друг», а к 1892 году формальное Sie («Вы») сменилось на интимное Ли («ты»), а еще два года спустя они были друг для друга Вильгельм и Зигмунд. Фрейд, очевидно, если бы у него в это время родился сын, назвал его Вильгельмом, но, к счастью, у него родились дочери.

О несомненном внутреннем тяготении этих людей друг к другу мы вскоре немного расскажем, но важно понять, что у них было много общего, несмотря на разный интеллектуальный потенциал. Начнем с того, что занимаемое ими положение в жизни было весьма схоже. Оба они являлись молодыми врачами, выходцами из еврейского среднего класса, оба они были озабочены созданием частной практики и содержанием семьи. Однако надо заметить, что положение Флисса было гораздо лучшим, чем положение Фрейда, так как он женился на богатой женщине и имел больше возможностей для организации своей частной практики в более свободном Берлине.

Оба они прекрасно разбирались в литературе, поэтому в своих письмах часто ссылались как на классическую, так и современную литературу. Фрейд постоянно цитировал своему другу Шекспира, и мы читаем о его рекомендации Флиссу прочесть Киплинга (в особенности «Свет погас» и «Рикша-призрак»), тогда как Флисс в ответ советует ему прочитать новеллы Конрада Фердинанда Мейера, знаменитого швейцарского писателя. Фрейду они очень понравились, и он даже сделал психоаналитический разбор двух из них, а также написал аналитические заметки об их авторе.

Образование, полученное Фрейдом и Флиссом, было также весьма похожим, почти идентичным. Флисс тоже был воспитан на физических и физиологических учениях школы Гельмгольца, которые распространились в Вену из Берлина. На Рождество 1898 года он послал Фрейду в подарок два тома лекций Гельмгольца. Чрезвычайно велико то значение, которое столь одинаковое общее образование оказывало на научные взгляды и цели этих мужчин.

В общем, их научные интересы столь тесно переплетались с личными целями и потребностями, что наше сжатое описание их взаимоотношений не может полностью передать всю их глубину.

Чтобы понять эту связь, мы должны кое-что вспомнить. Мы видели, что Фрейд был наделен божественной страстью к знанию (хотя какое именно знание он крайне желал приобрести — это другой вопрос). Можно сказать, что на данный момент его интересовали «происхождение и природа человечества: как человеческие существа стали такими, каковы они ныне, и кем они в действительности являются». Два отрывка, датированные 1896 годом, касаются этой темы: «Намного превыше всех этих соображений (о психопатологии) скрывается мое идеальное и трудное детище, метапсихология». «Я вижу, как ты окольным путем медицины стремишься достичь своего идеала, а именно физиологического понимания человеческого существа, тогда как я тайно лелею надежду достичь теми же самыми путями моей первоначальной цели — философии. Ибо это была моя самая ранняя цель, когда я еще не знал, зачем я живу в мире».

Философское теоретизирование и размышление, которому Фрейд позволил дать некоторое выражение в более поздние годы, было для него чем-то таким, чему он не доверял, — вероятно, как по некоторым личным, так и по интеллектуальным соображениям. Возможно, это было вызвано страхом перед ним. Во всяком случае, его требовалось суровым образом сдерживать, и для этой цели он выбрал самое эффективное средство — научную дисциплину. Однако до тех пор, пока она полностью не впиталась в его плоть, ему нужен был кто-то, кто усиливал бы это сдерживание. Из всех, кого он выбирал для этой цели, Брюкке был наиболее успешным цензором. Именно по этой причине годы, проведенные им в лаборатории Брюкке (которую он покинул с такой большой неохотой), были одними из самых счастливых и беззаботных в его жизни. Фрейд сказал бы по этому поводу, что здесь был блюститель его супер-эго, который действовал чрезвычайно умело. Неудивительно, что он почувствовал себя до некоторой степени брошенным на произвол судьбы, когда лишился этой поддержки.