Империя депрессии. Глобальная история разрушительной болезни - Садовски Джонатан (читать книги онлайн без txt, fb2) 📗
Менее широко известный Руф Эфесский оставил огромный след в античном учении о меланхолии. Благодаря своему влиянию на Галена он стал важной частью европейской медицинской науки на весь период господства гуморальной теории[129]. Руф употреблял термин «меланхолия» для обозначения темперамента, настроения, заболевания[130]. Некоторые люди бывают склонны к меланхолии по своей природе[131]. Все, что охлаждало или высушивало тело, способствовало болезни[132]. Нагрев желчи, однако, также мог привести к болезни, поскольку после него она чернела. Физическое состояние могло объяснять характер галлюцинаций: у человека, воображавшего себя керамической урной, так выражалась сухость[133]. Другой «фактор риска» показался важным писателям будущего: чрезмерное усердие в учебе, слишком большое внимание книгам[134]. Это утверждение многократно повторялось в течение всей эпохи Возрождения[135]. Меланхолия порождала социальную замкнутость или даже враждебное отношение к обществу[136]. Она вызывала и физические ощущения, к примеру, тяжесть во всем теле[137], а еще сонливость, снижение аппетита и расстройство памяти. Но есть два наиболее часто проявляющихся симптома меланхолии, которые не зависели от смещения основного акцента и характеристики состояния: страх и уныние[138].
Поскольку меланхолия стала болезнью как ума, так и тела, у античных врачей имелись средства лечения как физического, так и психического здоровья[139]. Некоторые способы психологического лечения очень напоминают нынешние когнитивные техники; указания на ошибки в суждениях и осторожные намеки меланхолику на то, что причин для его скорби нет[140]. Другие теперь именуются «поведенческими» приемами (так, Гален предлагал физическую активность и исключение из рациона вин темного цвета и выдержанных сыров)[141]. Физические средства включали в себя применение целебных трав и массаж. Руф предлагал умеренное употребление вина: оно могло согреть тело и сварить сырые жидкости[142]. Секс также считался хорошим средством. Половой акт был лекарством у некоторых античных авторов; по словам одного из них, он «высвобождает и успокаивает»[143].
При выборе методов лечения, как в настоящее время, так и тогда, специалисты, уповающие на психологические причины болезни, отдавали предпочтение тем методам, которые подразумевали разговоры и изменения в поведении, а те, кто считал, что она возникает по биологическим причинам, выбирал физические способы[144]. Однако при обсуждении душевных аспектов болезни не делался упор на рефлексию. Глубокий анализ психики больного не являлся частью постановки диагноза или лечения.
Болезнь и грех: «самый жестокий из демонов» Средневековья
Меланхолия была вопросом тела и ума, но являлась ли она одновременно и вопросом морали? В христианском Средневековье симптомы меланхолии назвались «апатией» и ассоциировались с унынием. Которое, разумеется, грех, вдобавок смертный. Меланхолия также нарушала христианскую заповедь «всегда радуйтесь»[145], хотя апостол Павел полагал, что грусть в небольших количествах, если она ведет к раскаянию, тоже нужна[146]. Причины болезни все еще помещались в гуморальную и физическую плоскость. Однако исследователи стали уделять больше внимания тому, насколько повинны сами страдальцы в своих страданиях. То есть задаваться вопросом, который, часто в завуалированном виде, дожил до эпохи депрессии.
«Апатия», согласно учению отца египетского монашества Евагрия Понтийского, была искушением. В конце III века он поселился в пустынях к юго-западу от Александрии и следующие семнадцать лет прожил среди колонии пустынников[147]. Апатия, по его словам, была демоном, и самым угнетающим из них. Он может напасть на душу монаха между четырьмя и восемью часами и сделать «солнце медленным и неподвижным, словно бы день длится пятьдесят часов»[148]. Сила демона такова, что он вполне может отвратить от монашества. Один влиятельный монах, Иоанн Кассиан, в особенности связывал апатию с ленью[149]. Упадок духа тоже считался признаком апатии. Кассиан описывал апатию как «усталость или душевную скорбь», которая «сродни упадку духа»[150].
В Средние века списки грехов росли и множились, но уныние включалось в каждый. Грех также считался недугом. Исповедь была одной из форм исцеления, а епитимья – лекарством для души.
Термин «меланхолия» никуда не делся. Еврейский философ Маймонид, находящийся под влиянием Руфа Эфесского, тоже писал о меланхолии. Маймонид видел связь между ней и системой пищеварения и считал, что первая связана с сухостью экскрементов[151]. Он также заметил, что она может переходить в манию.
Святая Хильдегарда Бингенская, монахиня XI столетия, чьи взгляды намного опередили эпоху, много писала на медицинские темы и даже разработала теорию о связи греха с телесными жидкостями. Желчь после совершения первородного греха в Эдеме стала темной. Хильдегарда писала: «Черная желчь… порожденная из адамова семени, пораженного дыханием змия – с тех пор, как Адам послушал его совета и вкусил запретной пищи»[152]. Черная желчь есть в каждом; она является причиной скорби и безнравственности человечества, а также невозможности обрести радость бытия в этой жизни или даже надежду на следующую[153].
Будучи сторонницей гуморальной теории, Хильдегарда считала, что не у всех возникают проблемы со злополучной жидкостью. По ее мнению, у некоторых была врожденная склонность к меланхолии; это мужчины, чей «мозг заплыл жиром. Все оболочки, окружающие мозг и кровеносные сосуды, мутны. Лица людей темны, даже глаза их подобны огню и глазам змеи. У них плотные, крепкие кровеносные сосуды и густая черная кровь»[154].
Описание подобных мужчин пестрит сравнениями с животными: «с женщинами они безудержны, точно ослы», относятся к ним «с ненавистью и смертельной злобой, точно хищные волки». Другие избегают женского общества, «но в сердце своем так же жестоки, как львы, и ведут себя соответственно своим душевным склонностям». Меланхолик похотлив, и секс может облегчить его болезнь[155].
Взаимное воздействие тела и души и сочетание естественных и сверхъестественных причин продолжили оставаться в дискурсе до конца Средневековья. Фламандский живописец Хуго ван дер Гус испытывал помутнение рассудка – уныние и суицидальные мысли – пока в 1477 году не ушел в монастырь близ Брюсселя[156]. Один из художников той поры предполагал, что безумие стало естественным результатом употребления пищи, которая вызывает меланхолию и, возможно, того, что сегодня мы называем стрессом. Но также он предположил, что это было божеским наказанием за то, что он возгордился своей славой и свершениями. И эти суждения не противоречили друг другу, ибо «…болезнь – дорога с двусторонним движением – от души к телу и обратно»[157].
На закате Средних веков все больший упор делался на тело и меньший – на грех[158]. Поэтому в эпоху Возрождения термин «меланхолия» постепенно вытеснял понятие «уныние».
Эпидемия раннего Нового времени
…ибо если душа тревожна и печальна, это ведет к телесной слабости… Душевные болезни действительно существуют. Мартин Лютер[159]
Раннее Новое время – период между Средневековьем и индустриальной эпохой – видело много социальных изменений: купеческий капитализм, возрожденный интерес к античным авторам в эпоху Ренессанса, протестантскую Реформацию и появление желающих оспорить авторитетные работы. Однако со времен Средневековья до раннего Нового времени лечение безумия не особенно изменилось[160]. Для многих авторов того периода исследования психической или физической природы меланхолии были тесно связаны с гуморальной теорией.
