Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (бесплатные серии книг txt) 📗
Амундсен был одержим необходимостью совершенствования своего снаряжения. Четыре месяца плавания от Мадейры до Китового залива никому из его команды не показались долгими: нужно было использовать каждую секунду. Даже освящённому временем ритуалу «пересечения экватора» не позволили надолго прервать рабочие будни. И действительно, 2 октября, в воскресенье, они провели то, что Амундсен назвал
ужином на экваторе, хотя мы пока были на несколько градусов севернее. Но потратить весь рабочий день на эту бессмыслицу мы не имели права.
В отличие от британской экспедиции, которая даже накануне операции продолжала спорить о том, как им лучше покорять полюс — с помощью мотосаней, пони, собак или людской силы, на лыжах или преимущественно пешком — у норвежцев сомнений в выбранной стратегии не было. Полюс — это лыжи, сани и собаки. Поэтому их требовалось провезти через тропики в целости и сохранности.
Если покоробятся лыжи и сани, это станет непоправимым несчастьем, означающим трудное путешествие и излишние усилия. Дерево чувствительно к влажности и жаре, оно нуждается в правильном хранении, а потому все лыжи были подвешены к потолку носовой каюты. «Мы не смогли придумать ничего лучше», — отметил Амундсен в своём дневнике.
И Скотт, и Амундсен купили сани в «Хагене», в Христиании. Но Амундсен только сейчас заметил, что они оставляют желать лучшего: особые нарекания вызвал крепёж. Бьяаланду пришлось поработать стамеской и рубанком — на этом ужасно раскачивающемся корабле, — чтобы привести сани в порядок и устранить недостатки. Он закончил всё к 24 октября, исправив за шесть недель десять саней и сделав для них по паре запасных полозьев. Это спасало от чрезмерного изнашивания одной пары и давало возможность в сильный мороз для лучшего скольжения покрывать полозья тонким слоем льда, чему Амундсен и Хелмер Ханссен научились у эскимосов-нетсиликов.
Одни сани были более сложной конструкции, в них вообще отсутствовали железо и сталь. Они предназначались для транспортировки главного походного компаса.
После саней Бьяаланду пришлось приводить в порядок лыжи, подгонять крепления, не говоря уже о мелких заданиях вроде изготовления ящиков для перевозки примусов в санях. Ронн, отвечавший за паруса, шил новые палатки и шорничал — это требовалось группе, которая должна была высадиться на берег. Кроме того, он заново перевязывал сани, сделав в общей сложности примерно пятьсот или шестьсот швов. Эти двое, Ронн и Бьяаланд, работали с шести утра до шести вечера по шесть дней в неделю и потому были освобождены от вахт. На корабле с такой численностью команды это означало повышенную нагрузку на остальных. Но, как заметил Амундсен, «если мы хотим победить, нельзя потерять даже пуговицу от брюк».
Матрос по имени Людвиг Хансен, которого взяли на борт за наличие навыков жестянщика, через две недели после выхода «Фрама» из Фуншала приступил к изготовлению керосиновых баков для санного путешествия.
Во время экспедиции по Северо-Западному проходу Амундсен заметил, что керосин имеет свойство «утекать». Банки, оставленные на промежуточных складах, неизбежно становились пустыми через несколько недель, что было как-то связано со свойствами нефтепродуктов в условиях низких температур. Тогда это просто раздражало, но в стерильном вакууме юга могло стать вопросом жизни и смерти. Упреждая опасность, Амундсен решил изготовить баки из нержавеющей листовой стали. Для сохранения абсолютной герметичности все швы были тщательно пропаяны, а содержимое запечатали запаиванием горлышка. Всего Хансен сделал десять баков по пятнадцать литров (четыре галлона) каждый.
Амундсен не мог поручить эту работу ни одному коммерческому предприятию. Он доверял только собственному производству и тому человеку, который чётко понимал, что от его навыков и ответственности зависят жизни его товарищей. Уверенность в том, что каждому — даже самому незначительному предмету снаряжения — можно абсолютно доверять, является наиболее существенной частью психологической брони во враждебной среде. Сомнение — плохой спутник в путешествии.
На верхней палубе второй инженер и опытный кузнец Джекоб Нодтведт (который был ветераном предыдущей экспедиции «Фрама») оборудовали кузницу и в свободные от вахт часы смастерили уйму приспособлений, вроде хомутов для собачьей упряжи собственной конструкции.
У такой нехарактерной суеты были свои причины. Первоначальный план полярного дрейфа предусматривал изготовление основной части санного оборудования на борту — во время долгих зимовок во льдах. Когда планы изменились, Амундсен побоялся выдать себя. И теперь вместо комфортной неподвижности в паковых льдах его мастерам приходилось работать на корабле, который непрерывно кренился и раскачивался на океанских волнах. Зато с самого начала на борту возникла атмосфера целеустремлённости и собранности.
Команда «Фрама» была укомплектована не полностью, поэтому основные обязанности выполнялись всеми по очереди, чтобы распределить нагрузку. Например, каждый член экипажа имел множество «подшефных» собак, за которыми должен был ухаживать. Кроме того, все обязаны были нести регулярную вахту у штурвала, причём Шеф, как прозвали Амундсена, не был исключением. Это был сознательный шаг настоящего лидера.
Когда они проходили зону экваториальных штилей и зону пассатов, их изоляцию лишь изредка нарушал мелькавший вдали парус, к которому они старались не приближаться.
Главное беспокойство вызывала нехватка пресной воды, и питьевой рацион людей был сокращён в пользу собак, поскольку их ограничивать было нельзя. Амундсен мог бы зайти в Кейптаун и получить всё необходимое. Но не хотел
вступать сейчас в контакт с людьми. Все стремились написать домой, и газеты, естественно, многое могли бы поведать.
Итак, на судне любой ценой, даже за счёт людей, продолжали потакать собакам. Когда в холодных водах за мысом Доброй Надежды они начали терять в весе из-за недостатка жиров, а купленное в качестве корма сало стало заканчиваться, им просто давали сливочное масло, которого тоже оставалось мало. Никто не возражал. Всё было направлено на то, чтобы довезти собак до Китового залива физически и психически крепкими. Все понимали, говоря словами Йохансена, что «собаки были для нас важнее всего. От них зависел результат всей экспедиции».
Амундсен распорядился накрыть палубу чуть приподнятой над ней решёткой, которая позволяла воздуху свободно циркулировать, добавляя животным комфорта в условиях тропиков. Кроме того, решётка существенно упрощала процесс уборки. Два раза в день палубу мыли, нечистоты регулярно удаляли. Дважды в неделю решётку поднимали и очищали. Но с таким количеством животных на борту абсолютная чистота была недостижимым идеалом:
Работая в темноте со снастями [говорил Вистинг], часто [слышишь] весьма недвусмысленные выражения по поводу плывущих на корабле собак, когда канат, хорошо смазанный «полужидким мылом», начинает слишком легко скользить в руках.
Тем не менее собаки отлично развлекали членов команды. В их дневниках больше внимания уделялось животным, чем людям. Иногда казалось, что основную часть друзей норвежцы приобрели среди собак. В любом случае они становились своего рода предохранительным клапаном, часто одним своим видом нейтрализуя назревавшие ссоры. За характерами собак увлечённо наблюдали, к ним относились с терпением и добродушием, например Йохансен в своём дневнике пишет так:
Вот имена [некоторых] моих собак: «Труп» — видимо, самое старое животное на корабле — когда-то, несомненно, был потрясающим вожаком, но сейчас несколько обветшал… Потом у меня есть «Скальп» и «Сводник». Они неразлучны [и] оба очень сильны.
Амундсен вспоминал: «Чтобы хорошо присматривать за всеми нашими детьми, нам приходилось работать системно». Поначалу собак держали на привязи, чтобы отучить от драк — их любимого дела, предотвращая массовое побоище.
