Кочевые народы степей и Киевская Русь - Толочко Петр Петрович (книги бесплатно TXT) 📗

Многолетние археологические раскопки Старой Рязани подтвердили сообщения очевидцев о страшной трагедии города в декабре 1237 г. Вся территория городища была перекрыта толстым слоем пожарища, под обломками сгоревших домов лежали трупы рязанцев. Следы увечий на черепах и костях свидетельствовали о насильственной смерти.

От Рязани вражеские полчища устремились к Коломне и Москве. По пути были разграблены города Ольгов, Переяславль-Рязанский и др. Войско Юрия Всеволодовича в битве под Коломной потерпело поражение, хотя и изрядно потрепало монгольские полки. Летописи отмечают, что у Коломны «бысть сеча велика». Рашид-ад-Дин дополняет эти сведения сообщением о ранении и смерти одного из чингизидов — Кулькана. Битва у Коломны явилась одной из крупнейших в кампании 1237 г. Объединенные владимирские силы не смогли преградить путь монголам к столице Северо-Восточной Руси.

От Коломны орды Батыя устремились к Москве. Как сообщает мусульманский историк Джувейни, она в 1238 г. была уже крупным городом. «Они направились в страну русов и покорили ее области до города Москвы, где число народа, как мурашки и саранча. Та страна такими лесами и дубравами покрыта, что там и змея не проползет. Ханы татарские напали на город со всех сторон. Сначала с каждой стороны проложили дорогу такой ширины, чтобы по ней могли пройти три или четыре воза. Поставив против стен метательные машины, и в несколько дней ничего от города не оставили, кроме его имени» [223].

Сообщение Джувейни совпадает с летописью, в которой говорится, что москвичи, возглавляемые воеводой Филиппом Нятко, стойко боролись, но были побеждены и перебиты «от старца и до сущего младенца» [224]. Юный московский князь Владимир Юрьевич был пленен татарами.

В начале февраля 1238 г. Батый привел войска к Владимиру, до этого овладев Суздалем. Предложение о добровольной сдаче города было решительно отвергнуто владимирцами. Покинутые своим князем Юрием Всеволодовичем, они героически защищали город от объединенных монгольских полчищ, но удержать его не смогли. Стенобитные машины в нескольких местах разрушили городские стены, куда и устремились штурмующие. Город заполыхал пожарами. Монголо-татары устроили жестокую резню. В соборном Успенском храме, согласно летописцу, они живьем сожгли великокняжескую семью и «множество бояр и народа».

Вслед за Владимиром пали города Ростов, Углич, Ярославль, Юрьев-Польский, Переяславль-Залесский, Кашин, Тверь, Торжок, Городец, Кострома. На реке Сити передовые отряды монголо-татар под водительством Бурундая настигли войска великого князя Юрия Всеволодовича. Состоялась новая битва. «И бысть сеча зла», отметил летописец. Захваченные врасплох, полки Юрия Всеволодовича смешались перед ударом монгольской конницы и были опрокинуты. На поле боя полегло множество русских воинов; в сражении пали князья Юрий и Святослав Всеволодовичи.

В верховьях Оки монголы встретили ожесточенное сопротивление небольшой крепости Козельск. Несмотря на малолетство своего князя Василька и требование монголов сдать город, козельчане решили защищаться. Летописец расценивает это решение как проявление «крепкодушного ума». Семь недель продолжалась героическая оборона Козельска. Козельчане уничтожили около 4 тыс. монголов, но отстоять город не смогли. Подведя к нему осадную технику, войска Кадана и Бури разбили городские стены и ворвались в Козельск. Батый приказал убить всех его жителей, «не пощад? отъ отрочатъ до ссущих молоко». Князь Васильке, по преданию, утонул в крови. Город Козельск Батый назвал «злым городом».

После падения Твери и Торжка перед монголами открывался путь на Новгород. Но, не дойдя до него 100 верст, у Игнач-Креста они неожиданно повернули на юг, пройдя по восточным землям Смоленского и Черниговского княжеств в половецкие степи. По-разному объясняли исследователи этот «уход» татаро-монголов на юг. Наиболее реальным представляется мнение о том, что уставшие и сильно потрепанные монгольские войска нуждались в длительном восстановлении своих сил. К тому же, начиналась весенняя распутица, которая в условиях новгородских лесов и болот представляла для монгольской конницы непреодолимую преграду. Новгород и другие северные и северо-западные русские города и земли избежали печальной участи Северо-Восточной Руси.

Принято считать, что история не знает сослагательного наклонения и невозможно ответить на вопрос, каким было бы дальнейшее развитие древнерусских городов, не подвергнись они монгольскому разгрому? В данном случае этот тезис не безусловный. Пример с Новгородом демонстрирует другую, более благоприятную историческую альтернативу русской истории.

К средине лета 1238 г. Батый с войском вышел в Придонье. Здесь, между Волгой и Доном, находились основные его кочевья. Передышка от трудного похода в Северо-Восточную Русь была использована для восстановления боеспособности войска, а также для локальных сражений с половцами, аланами, черкесами.

Весной 1239 г. Батый возобновил завоевательные походы на Русь. Объектом нападения стали Переяславльское и Черниговское княжества. В начале марта монголы появились у стен Переяславля — сильной южнорусской крепости, имевшей многовековой опыт борьбы с кочевниками. На этот раз порубежной твердыне не удалось отстоять свою неприкосновенность. После непродолжительной осады город был взят монголами, разрушен и сожжен. «И взять градь Переяславль копьемъ, — писал летописец, — изби вс? и церковь архангела Михаила скруша, и сосуды церьковьныя бещисленые златыа и драгого каменья взять, и епископа преподобного Семеона убиша» [225]. Не только Михайловский храм, но и все другие церкви Переяславля были разрушены, укрепления сожжены, а защитники города истреблены или взяты в плен.

В пламени пожаров погибли многие населенные пункты в окрестностях Переяславля.

Осенью 1239 г. монголо-татары вторглись в пределы Черниговской земли и вскоре осадили столицу княжества, попытка князя Мстислава Глебовича прийти на помощь осажденному Чернигову не увенчалась успехом: под стенами города «побежден бысть Мьстиславъ и множество от вой его избиенымъ бысть». Защитники Чернигова «со града метаху на Татаръ камение съ стенъ за полтора перестрела, а камение яко же можаху четыре человеки силнии подъяти» [226]. После длительной осады и отчаянных сражений на стенах крепости монголам удалось все же овладеть городом. Случилось это, как явствует из сообщений Псковской первой летописи, 18 октября 1239 г. Город был сожжен, люди истреблены, монастыри и храмы разграблены. До сих пор археологи обнаруживают следы этого страшного разгрома. Город восстановился в древнерусских пределах только к XVIII в. [227]

От Чернигова монголы двинулись на восток по Десне и дальше — по Сейму. Ими были разрушены и сожжены города Путивль, Глухов, Вырь, Рыльск, Новгород-Северский и другие.

На север от столицы княжества завоеватели, вероятно, не пошли, а под началом Менгу-хана направились к древней столице Руси Киеву. От города их отделял только Днепр. Любуясь красотой и величием Киева, Менгу-хан направил туда своих послов с предложением добровольной его сдачи. Как замечает летописец, монголы хотели «прельстить» киевлян, но те не только отвергли их предложения, но и убили послов. Оскорбленный Менгу-хан не решился на штурм Киева и увел свои войска в пределы улуса Джучи. Возможно, для овладения таким большим городом и первоклассной по тем временам крепостью у него не было сил, а возможно, битва за Киев еще не входила в планы монгольских ханов.

Разорение Черниговского и Переяславльского княжеств в 1239 г. стало своеобразной прелюдией к большому походу на Южную Русь и страны Центральной Европы.

К сожалению, ни в Киеве, ни в других южнорусских городах не была оценена должной мерой нависшая опасность. Великий киевский князь Михаил Всеволодович вместо того, чтобы возглавить борьбу Южной Руси с монголо-татарами, бежал в Венгрию. Некоторые исследователи полагали, что он отправился туда за помощью, но летописная фраза: «Михаилъ б?жа по сыну своемь передъ Татары во Угры» [228], не дает для этого никаких оснований. Более того, когда Данило Романович в ответ на обещание впредь не враждовать с галичским князем предложил Михаилу вернуться в Киев, тот не захотел этим воспользоваться. «Михаилъ же, за страхь Татарськыи не см? ити Киеву» [229].