Кризис либерализма - Рормозер Гюнтер (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Мы перенесли понятия постмодернизма на определенные типы политиков, полагая, что от голоса политика и, быть может, от расцветки его галстука больше зависит судьба общества, чем от его политических целей. В политике человек познает, хотя и не всегда отчетливо и непосредственно, конечные вопросы своего бытия. Поэтому политика имеет также свое теологическое измерение. Так же, как религия включает в себя политическое измерение.
Один из виднейших представителей Франкфуртской школы, никто иной, как сам Теодор Адорно произнес однажды фразу, с которой я согласен целиком и полностью: политика без теологии - это не более чем гешефт. Нарастающая эрозия идеи "политического" приносит нам почти каждодневно свидетельства истинности этих слов.
Взаимоотношения религии и политики в Европе совершенно своеобразны, если сравнивать с другими культурами. Решающая особенность состоит в том, что в Европе проводится строгое различение между политикой и религией. Знаменитым образом, воплощающим это различение, является учение о двух царствах, сохранявшееся на протяжении веков.
Как было отмечено еще у Августина, Царство Божье и царство человека разделены. Они имеют разное происхождение, у каждого из них свой путь жизни. Каждое из этих царств имеет свои цели в этой истории. Разделение между царствами снималось лишь в потустороннем мире.
Если мы зададимся вопросом, в чем заключался секрет и причина динамизма Европы, причины богатства и многообразия европейских культур и различных форм жизни, что отличает Европу от других культур, то нужно прежде всего вспомнить об этом различении между двумя царствами.
Что означало для Европы разделение между политикой и религией, становится нам ныне особенно ясно, когда мы сталкиваемся с исламом. Как бы ни интерпретировали ислам, в основе его остается то положение, что различия между религией и политикой не проводится. Политика в мусульманских странах ничто иное, как форма осуществления религии, в конечном счете воплощение воли Аллаха в нашем мире. Какие конкретные последствия это еще будет иметь, над этим, наверняка, нам еще придется поразмышлять в будущем.
К сказанному надо, однако, добавить, что проведение различий между политикой и религией вовсе не означало для истории и культуры Европы вплоть до XVIII века, что между политикой и религией вообще не было ничего общего. Дело обстояло как раз иначе. Считалось, что при всей необходимости различения между двумя царствами их не следует все же полностью отделять одно от другого. Речь идет о весьма сложном взаимоотношении, которое определялось как различением, так и единством. Оба момента, различения и единства, играли в равной степени существенную роль.
Почему это так важно? Почему для политики, которая ограничивается лишь регулированием и упорядочиванием земных отношений, вроде заботы о всеобщем благе, почему для такого рода политики столь важно, чтобы ей противостояла религия, а также церковь как институционализированная форма религии? Это важно для того, чтобы политика могла, сверяясь с истиной религии, устанавливать рамки своих возможностей, что она может и что нет.
Не имея противовеса в виде религии, политика подвержена почти непреодолимой склонности выйти за все рамки и границы. Тогда политика не располагает более критерием, посредством которого она могла бы определять, что подлежит ее компетенции и что нет. Из опыта ХХ столетия мы знаем, что политика, лишенная таких критериев и такого понимания своих возможностей и прерогатив, выходит за свои рамки и границы. А это означает, как мы знаем опять-таки из исторического опыта, саморазрушение политики.
С другой стороны, религии, христианству также должна противостоять независимая и самостоятельная политика, подчиненная только критериям и императивам разума. Если религия в свою очередь не признает этих границ и начинает заниматься политикой таким образом, чтобы осуществить свои религиозные требования политически, тогда перед нами опасность религиозно обусловленной нетерпимости, религиозного безумия и фанатизма. Религиозное безумие и фанатизм могут иметь для народов и их культур, а также для благочестивых верующих и церквей такие же катастрофические последствия, как и вдохновленная квазирелигиозными идеями политика, служащая тем, кто обещает спасение.
Человечность человека и корни свободы зависят от того, удастся ли провести различение между политикой и религией, в то же время не разделяя их полностью. Религия и политика должны существовать во взаимодействии. Религии в той же мере предназначено считаться с политикой, как и политике - уважать религию, учитывать ее истины.
Когда их взаимоотношение разрушается, когда предпринимается попытка исключить одно из этих явлений, тогда мы и наблюдаем картину, характерную для кризиса эпохи Нового времени. Тогда наступают величайшие трагедии нашего века. Нам предстоит еще пережить ситуации, когда могут произойти новые трагедии. Поэтому я хотел бы обратиться в заключение к взаимоотношению политики и религии, имеющему конституирующее значение для европейской культуры. Ныне взаимодействие религии и политики, как видно, разбалансировано.
Обратимся сначала к позиции Карла Маркса, который подчеркивал, что критика религии имеет первостепенное значение. Маркс как никто иной понимал, какую решающую роль играет религия для осуществления его собственных революционных замыслов. Проблему критики религии он понимал намного глубже, чем представители вульгарно-материалистической критики религии.
Ибо Маркс был всегда того мнения, что одной лишь теоретической критики религии недостаточно, чтобы уничтожить религию, добиться исчезновения религии. Религия может быть преодолена только тогда, когда будут устранены корни, которые питают ее, дают ей жизнь. Эти корни заключаются в том, что Маркс называл "самоотчуждением человека". Такое самоотчуждение выявляется в условиях капитализма.
Маркс считал, что человек располагает религией не для того, чтобы быть человеком, а для того, чтобы стать кем-то иным. Чтобы вернуть человека к его подлинной человечности, нужно освободить его от религии. Общество и мир должны быть преобразованы и изменены революционным путем. Нужно создать такие условия, при которых человек утратит потребность в религии. Из этих рассуждений Маркса мы можем сделать вывод: существование религии - признак того, что самоотчуждение человека еще не преодолено.
Чем закончилась практическая попытка разрушить и преодолеть религию, известно. К сожалению, мы обсуждаем тему гибели социализма лишь как крах социально-экономического эксперимента. У нас бытует мнение, что если бы социалисты были поразумнее и нашли бы более умное сочетание плана и рынка, то социализм, вероятно, мог бы существовать и далее.
В действительности же социализм в его коммунистическом варианте был одним из самых грандиозных - и в то же время самых роковых и трагических - экспериментов, которые когда-либо предпринимались в истории человечества. В основе этого эксперимента было намерение создать новое человечество, новое общество, добиться тотального осуществления свободы и равенства в рамках радикального атеизма.
От этого эксперимента осталась полностью разрушенная страна, которой угрожает внутренний распад. Преступность, анархия, дикая, безрассудная готовность к насилию - последствия семидесятилетней практики атеизма. Если предполагалось отмирание религии при социализме, то можно считать поразительным феноменом, что русская православная церковь снова становится политической силой в посткоммунистической России.
Взаимодействие политики и религии, выведенное из равновесия Просвещением, имеет также еще один значительный исторический опыт - это, естественно, опыт Третьего рейха. Ученые давно размышляли над тем, в чем могли бы состоять наиболее глубокие корни всемирно-исторического феномена национал-социализма. Бытующее представление, будто Гитлер и те, кто его выбирал, были просто сумасшедшие или преступники, не объясняет того, почему этот феномен смог столь глубоко изменить ход мировой истории и облик нашей планеты.
